– Добрый мальчик. – Еле слышно шепнул он Нин, как бы случайно оказавшись рядом. Нин не повернулась.
– Да? – Сказала голова Эри на длинной шее.
Девицу эти военные приготовления ничуть не смутили.
– Мэм, наладить системную поддержку синергии до настоящего момента было невозможно из-за естественной преграды из тёмной энергии между спутниками Семёрки.
– Эриду её зовут. – Огрызнулся Энки.
Молчание нарушила сама Эри.
– Что ж. Мне всё теперь понятно, э…
– Подпоручик звуковой батареи леди Зет. В настоящее время всё налаживается. Ребятки на орбитке из штанишек вон выскакивают, мэм.
– Очень хорошо.
Эри отвернулась и направилась к столу, бесповоротно потеряв интерес к леди Зет и к прочему.
– Антураж какой славненький, а, мама? – Приставал Энки, удравший с места события и яростно ерошивший рыжую щетину на затылке.
Дом должен был стать копией их семейной резиденции в столичном предместье. Там выросли дети – братья и сестра, любимая племянница Иштар. Здесь предполагалось основать центр управления колонией, но куда уж. Энки предпочитает решать дела, переходя вброд речку. Нин заперлась в лабораториях. Энлиль практически живёт на лету в старом катере – его военно-метеорологическая служба жалуется, что он норовит спать на автопилоте, вместо того, чтобы по инструкции приземлиться. Купол дома уволакивал взгляд до головокружения. Эри вгляделась и задумалась на секунду. Имелась даже копия фрески «Легенда о Происхождении». Впрочем, изначально древняя фреска была так истёрта временем, что многие даже оспаривали её неподдельность. Да и рассмотреть на ней было невозможно почти ничего.
Балкончики на стенах пустовали. Эри усмехнулась про себя – служба охраны работает тактично.
– Нин, снимай плащ. Посмотрим на твой зловещий голубой халатик в подозрительных пятнах.
Нин, смущённо тискавшая воротник, оттолкнула взглядом Энки и ответила Иштар:
– Смотри.
Она распахнула плащ движением стриптизёрши, заслужившим одобрительный смех окружающих и большой палец Иштар.
Эри издалека кивнула.
– Приличный сарафанчик.
– Тело – во, сарафанчик – в хлеборезку. Правда, дядя Энлиль?
– Иштар, я в этом не разбираюсь. И почему ты меня назвала дядей?
– Энки, ты почему так на него посмотрел?
Энки, декоративно присевший на стол с журналами, сложил ручки на груди и локтями показал на Энлиля:
– Как-то нецеломудренно с твоей стороны, Энлиль, разговаривать про свою разборчивость вот так, прилюдно?
Энлиль, не качая головой, легонько вздохнул. Подойдя к столу, он вполголоса заметил:
– Я чувствую, ты уже акклиматизировался.
Энки глянул на него исподлобья через вставший дыбом чуб.
– Иштар назвала тебя дядей, ибо она шутит.
– Извини, сестра.
– О, всегда пожалуйста, золотоволосый командор.
Дом тем временем, собрав гостей и хозяев, предложил себя трём лунам, повинным в препятствовании вечной энергии Син. На холмистой равнине во тьме, облитый светом, собранный из белого камня, привезённого из Отечества, простодушный и грозный, он, возможно, своею нарождающейся душой осознавал, что похож на замок, в свою очередь похожий на разросшуюся крестьянскую избу.
Эри что-то чувствовала в сладком и чистом воздухе Гостиной – дети были возбуждены, даже милый её сердцу умница-пасынок, несомненно, оживлён сверх обычного. Мужественное и правильное его лицо с необыкновенно нежной, легко краснеющей кожей как будто освободилось из-под тесной бархатной маски. Бедолага, он самый ответственный и чистый из её детей. За него ей никогда не страшно.
И девочка Нин – слабый цветочек первых весенних дней – сегодня вечером освещена огоньком. Но это не верхушечка церковной свечи… Эри приосмотрелась. Это другое пламя…
Уж не затеяли они тут любовные дела? Ну, дай, Абу-Решит. Дай, Абу-Решит.
Она заметила, что негодник Энки смотрит прямо на неё.
Вот он – так присел на несчастный столик, что все против воли вне зависимости от степени воспитанности, обращают внимание на его стан и скрещенные ноги. Голова в шлеме несвежих жёстких волос наклонена к плечу – до ужаса напоминая тех потешных птичек, которых вывела Нин в качестве своей первой курсовой. Она сказала:
– Мы строимся, как во времена крепостного права, на холме – чтобы ночью благодарный народ не пришёл навестить. Энки, сойди со стола.
– Дом, очевидно, строил пошедший в гору фермер, который хочет дать сыновьям высшее образование. – Подбросил Энки, немедленно исполняя материнское приказание.
– Абу-Решит, а это что?
– Вылитый папа. – Размыслив, сообщил итог Энки.
Эри рассматривала что-то на подоконнике.
– А дочери у него есть? Мама, это Нин выращивает цветики к празднику весны.
– Он их замуж выдаст. – Сказала Иштар. – Даже крошку Нин.
– А приличного цветочного горшка не нашлось? – Спросила Эри, приласкав кончиками пальцев восковые росточки.
– Чем плоха банка из-под кофе? – Несколько агрессивно ответила крошка Нин.
Энки, успевший добраться до камина – по пути он успел дважды оглянуться на военную девицу и кому-то изобразить руками «весь ваш» и «вот так встреча» – громко сказал, перекрыв небольшие разговоры:
– Аннунаки, вот он – огонь нового дома.
Камин – окно в душу, и в самом деле, был хорош. Живая грива огня, словно проросшего сквозь камень неведомого зверя, колыхалась, обдавая горячим дыханием почти всю Гостиную. Только в дальних уголках сохранялась прохлада.
Зеркало во всю стену напротив изредка отражало всплески пламени и казалось, что гости охвачены им.
Обстановка была лаконичной. Никакого обывательского декора. В трёх метрах над головами вращался радужный Кишар в тонком колечке. В стену вросла половина Аншара в пяти мощных кольцах.
Энки, похерив инструкции, распорядился флагману на орбите вернуться на Привал и обязательно отыскать старый макет Девятки.
Энлиль с удовольствием задрал подбородок. Такой знак внимания со стороны брата слегка умилил его. Он поискал Энки взглядом и увидел его в двух шагах, почтительно внимающим матери.
– Рассудок у тебя ни к чёрту, память ерундовая, а сердце на последнем месте – вообще не сердце. – Говорила в этот момент она.
Иштар оглядывалась. Возле неё опробовала с озабоченным взглядом новые каблуки фрейлина из службы оповещения, она же по совместительству лучшая специалистка по нарезке салата.
– Тёти Антеи нету. Деда нету.
– Её в шатуне укачивает. А дед готовится к официальному визиту. Документы готовят. Представляешь, как службе безопасности придётся поколбаситься. А ты соскучилась?
– Антея и её собаки – вот что нам нужно, чтобы вспомнить о мирной жизни.
– Эри тут представляет лучшую половину династии.
Иштар вздохнула.
– Я хочу посмотреть на женщину, которая следит за собой.
– А собачки очень пушистые. – Согласилась фрейлина и пошатнулась на каблуках. – Ух.
– Да наша Нин может им крылья приделать. Правда, сестрица?
Нин отвлеклась от журнала, который зачем-то листала.
– Камень в мой звездолёт? – Сказала Эри, возвращаясь с бокалом.
– Что вы. В еду будут волосы попадать.
Нин отложила журнал с загнутой страницей.
– Ты бы подсуетилась, сестра. Что ты так резко положила этот журнал? Он ещё тёплый после Энки?
– Кто-то звал Энки?
Иштар его отпихнула.
– Ты бы на журналы не садился. Вот Нин обожглась. – (Дурацкий смех).
Нин передразнила и пошла от них, пытаясь просочиться между гостями.
Перед нею возник неподвижно стоявший монах. Гости обтекали его, хотя он был в обычном костюме, сидевшем только чуть мешковато – одолжил у кого-то из ребят Энлиля. Голубая рубашка без галстука удивительно подходила к его смуглому худому лицу, осенённому приветливой, но флегматичной улыбкой. Зубы у него были дурны – острые и жёлтые. Жилистый и невысокий, он производил впечатление значительной личности.
В тот момент, когда Нин, торопящаяся отойти подальше от Иштар, приблизившейся к отметке «хорошо отдыхаю», натолкнулась на него, он стащил с головы синюю ермолку. Был ли то знак приветствия принцессе, или просто достопочтенному святому отцу сделалось жарко от камина – Нин не поняла.
Блеснули вколоченные в загорелую дочерна бритую голову золотые загнутые рога. Нин неловко поклонилась ему, и он, ещё шире улыбнувшись, тоже склонил голову.
Нин не знала, что и сказать, но за её спиной раздался громкий голос Эри:
– Ваше преподобие! Наконец-то я могу получить ваше благословение и совет.
Нин, облегчённо вздохнув, отступила к западной стене Гостиной, к зеркалу, куда почти не долетали жаркие вздохи камина.
Она услышала, уходя, как Эри говорит:
– Они совсем молодые ещё. По силам ли им? Смогут ли они отказаться от всего? Я говорю не от имени Отечества, я обыкновенная мама.
