Сборники духовно-нравственного содержания, подобные «Пчеле», нередко содержали миниатюры, усиливавшие восприятие того или иного сюжета или конкретного педагогического явления. Достаточно популярны были, например, миниатюры, изображавшие родителей, приведщих своего ребенка в училище. Подобные миниатюры достаточно часто совпадали с изображениями на древнерусских иконах, знакомых каждому взрослому и ребенку, что лишь усиливало восприятие доносимой информации. Названный сюжет получил у искусствоведов наименование «Приведение в учение».
Для обозначения места организованного учения, учебного заведения применялся термин «училище», который имел на территории Русских княжеств повсеместное распространение. В Никоновской летописи о времени появления христианства в конце X века отмечалось: «И начаша от отцев и матерей взимати младыя дети, и давати в училище, учитися грамоте. И бысть множество училищ книжных, тех же всех учителей».[97, с. 58] В решениях Стоглавого Собора 1551 г. есть отдельная глава «О училищах книжных по всем градом», в которой рассказывается об общих принципах организации училищ в России.[98, л. 91–92 об] В грамоте (1640) Киевского Митрополита Петра Могилы Царю Михаилу Федоровичу сказано: «И нынешний Волоский воевода Василей добре позна, какова мзда бывает от Бога Вседержителя для воздвиженья училищ от благоговейных и православных учителей бывает».[99, с. 39] В грамоте (1649) Царю Алексею Михайловичу также употребляется термин «училище»: «Петр Могила училища различныя, благочестием сияющая, к научению благочестивых детей зело полезная, благословением патриаршеским воздвиже, монастырь созда и братию благочестивых инок, во всяком учения художестве обученых, делу учения приличных».[Там же. С. 326] Анализ источников, раскрывающих содержание термина «училище» как учебного заведения, позволяют говорить о его однозначном толковании и широком распространении у населения России, и о его тесной связи с задачами раскрытия христианского учения.
Термины, служившие для обозначения учебных заведений, не ограничивались традиционным славянским «училищем». С конца XIV века в русский язык приходят греческие термины «школа», «дидаскалия», «академия», однако использовались они достаточно редко и только для обозначения иностранных учебных заведений или как иностранные термины, оставлявшиеся в текстах без перевода. Вот, например, свидетельство грамоты 1388 года: «Теж, естли бы хто как на школу жидовскую метал, тот мает старосте нашому заплатити два фунта перцу… а мает присягати перед школою у дверей».[100, с. 24] А в акте 1322 года указано:
«Тые вси села мает держати господин наш Климентий Владыка Луцкий и Острозский… и дидаскалию основати».[101, с. 3] С конца XVI в. термин «школа» постепенно стал использоваться в официальных документах как аналог термина «училище», нередко по отношению к одному и тому же учебному заведению. Так в грамоте Львовскому братству (1589) отмечалось: «Не бытии другому училищу общему в месте Львове, кроме самого училища братского… Всякий [родитель самостоятельно – А.Р.] учит единого или двоих детей, но не более, ко уничижению и прешкоде общей школе».[102, с. 113] Об указанной тенденции свидетельствуют и Царские грамоты 1654 г. и 1685 г: «А школе, сиречь, училещем, указали Мы Великий Государь быти в Могилеве»,[103, с. 228] «При том же учению правосудия духовнаго и мирскаго и прочим всем свободным наукам, ими же целость Академии, сиречь училищ, составляется».[104, л. 1-21] Подобные уточнения в Царских указах разъясняют тождественность непривычных терминов «школа» и «академия» давно устоявшемуся термину «училище». Со второй половины XVII в. термин «школа» получил более широкое распространение, что объяснялось распространением в России западно-русской традиции воспитания, испытавшей сильное влияние Польши. Наже небольшие приходские учебные заведения центральной России начинают именоваться «школами». Например, в Писцовой книге г. Боровска за 1685 г. сказано, что «Подле торговой площади и калужской дороги построена богадельня, а в ней живут нищие, да подле той же богадельни построена школа для учения детям: строение та школа Рождественскаго попа Ефима и земли под тою школою по мере в длину 6 сажень [12.96 м], а поперег 4 сажени [8.64 м]».[105, с. IX]
Несмотря на очевидность характера использования этих терминов в письменных источниках, в историографии делались порой весьма спорные утверждения: «Названия школа и училище в официальном языке употреблялись на равных основаниях, но обычно общеобразовательные учреждения назывались школами, а специальные – училищами».[106, с. 59] В приведенном суждении не ясно, о каком периоде идет речь. Если об XI–XVII вв., то в этот период не было специальных учебных заведений. А если имеется в виду XVIII век, то возникает вопрос о том, как быть со «Школой математических и навигацких наук», «цифирными школами», «гарнизонными школами» и пр. Давались и более категоричные суждения о том, что «термин «школа» в документах встречается со времен Петра I»,[Там же] что позволяет говорить о явно недостаточном для подобного вывода знакомстве автора с источниками.
О времени появления и характере использования термина «школа» верно сказано в исследовании В.М. Петрова, посвященном проблемам воспитания и обучения в Древнерусском государстве: «Места обучения элементарной грамоте в Древней Руси назывались не школами, а «училищами». Важно отметить, что в Киевской Руси не заимствуют термин «школа», известный и в Византии, и на Западе, а пользуются своим, традиционным».[107, с. 51] В то же время, сам автор в своем исследовании оперирует термином «школа». Характер и пути проникновения иноязычных терминов «школа», «дидаскалия», «коллегия», «академия» в XVI–XVII вв. в русскую педагогическую терминологию будут раскрыты в параграфе третьем настоящей главы.
Распространению иностранных и, в первую очередь, греческих педагогических терминов в значительной степени содействовало заключение Унии Византии с Римом в 1439 г., а затем захват Византийского государства и, как следствие, самостоятельность Московской митрополии. В результате этих событий на Русь переехало значительное число греческих ученых-монахов, перевезших целые библиотеки и ставших учителями в училищах повышенного типа и наставниками в Великокняжеских семьях. В условиях значительного притока греческой литературы, в России с XVI века начали составлять так называемые «алфавиты иностранных речей» или азбуковники, включавшие словари иностранных терминов и понятий, в том числе и педагогического характера. Предназначались азбуковники, как для обучения, так и для повседневного чтения представителями самых разных сословий.
Содержание источников, в том числе и первых словарей иностранных слов, позволяет говорить, что славянские термины «учитель», «ученик» с конца XVI века дополнялись в текстах их греческими аналогами «дидаскал», «схолар» или «школьник», а с XVII века в язык книг входит термин «педагог». Вероятно, использование этих терминов наряду с устоявшимися славянскими терминами связано с ростом грамотности населения, хорошо усвоившего отечественную терминологию и готового на этой основе воспринимать иностранные термины и понятия. В словаре начала XVI века «Толкование имен греческих, и еврейских и римских по алфавиту» обозначено: «дидаскал – учитель», «схолар – ученик»,[108, лл. 39, 83, 91 об.; 109, с. 21] а в «Азбуковнике» XVII поясняется, что «Педагог – дядька или пестун отрочате», «даскал – ученик».[110, лл. 112, 256] Широкое распространение в XVI–XVII вв. переводных сочинений вело к знакомству населения с иностранными терминами педагогического характера при их полном соответствии устоявшимся славянским аналогам.
Соответствие термина «дидаскал» русскому «учитель» находит подтверждение и в таком роде литературы как Жития Святых. Значительное число подобных примеров содержится, например, в Великих Минеях Четьих, составленных Митрополитом Макарием в середине XVI в. Например: «Егда бо в учителницу место учения, аналог «училище» – А.Р. дидаскалу еще немующа дети от родивших ся пестунцы поимше ведут ны на учение и хитрость, яже писменех рукотворити учатся»[111, с. 502], или: «Егда же предан бысть учитися грамоте иди к дидаскалу».[112, с. 581] Необходимо заметить, что термин «дидаскал» был известен и использовался еще в XIII–XIV вв., о чем свидетельствует ряд источников, однако широкого распространения этот термин не получил:
«Едино бо всех человек естьство, искушения дидаскал», «Златоустаго и от прочих дидаскал сказ», «от днешняго дне се есть мои и ваю отец и дидаскал».(XIII в.).[113, лл. 11, 46 в, 249 об]
