– Выйди из комнаты и поднимайся в детскую, – последовал приказ.
Я поднялась и пошла к двери, но затем вернулась. Я миновала окно, прошла через всю комнату и приблизилась к ее креслу. Я должна была говорить. Меня жестоко подавляли, и теперь пришло время сказать. Я собрала все свои силы.
– Я не лгунья, – начала я. – Если бы я была лгуньей, то сказала бы, что люблю вас, но я могу заявить, что это не так. Больше вас в этом мире я ненавижу только Джона Рида. Это ваши дочери, Элиза и Джорджина, все время лгут.
Миссис Рид, не отрываясь, созерцала меня ледяным взором.
– Что-то еще? – спросила она.
Дрожа с головы до ног и пытаясь подавать охватившее меня нервное возбуждение, я не могла остановиться:
– Я рада, что вы мне не родственница. Я никогда в жизни не назову вас тетей. Я не приеду к вам, даже когда вырасту. И если кто-нибудь спросит меня о том, как мне жилось у вас, любила ли я вас, я отвечу, что мне отвратительна сама мысль о вас, потому что вы были жестоки ко мне.
– Да как ты смеешь такое говорить, Джейн Эйр?!
– Как смею? Как я смею? Потому что это правда! Вы думаете, что у меня нет чувств и я могу обойтись без любви, без ласки? Но я не могу. В вас нет сострадания. Я буду до самой смерти помнить, как вы бросили меня в красной комнате, заперли там. Я рыдала в ужасе, кричала, задыхалась, но в вас не было ни капли жалости. Вы наказали меня за то, что ваш злой сын ударил меня, сбил меня с ног просто так. Люди думают, что вы достойная женщина, но вы дурная и черствая. Вы – лгунья и притворщица!
Едва я вымолвила последние слова, как почувствовала, что моя душа воспаряет в ликовании, наполняется странным ощущением свободы, которого я не знала раньше. Миссис Рид, казалось, была напугана; она выронила шитье и сидела, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Джейн, ты ошибаешься. Что с тобой? Ты вся дрожишь! Хочешь воды?
– Нет, миссис Рид.
– Джейн, ты слишком возбуждена. Ну же, возвращайся в детскую, милая, и приляг.
– Не называйте меня милой, я не хочу лежать! Отправьте меня в школу поскорее, миссис Рид, я ненавижу этот дом!
– Отправлю как можно скорее, – пробормотала миссис Рид и, подобрав шитье, стремительно вышла из комнаты.
Я была оставлена на поле боя, из которого вышла победителем. Первый бой – и первая победа. Какое-то время я не двигалась с места, попирая ковер, на котором недавно стоял мистер Брокльхерст, и наслаждалась одиночеством завоевателя. Я точно знала, чем себя вознаградить. Бегом бросившись в соседнюю комнату, я чувствовала, как меня захватывала волна щекочущего возбуждения. Я ощущала покалывание в пальцах и трепет в груди при мысли о том, что скоро увижу знакомые черты. Я едва нашла нужный том, потому что миссис Рид убрала его в дальний угол. Вне себя от нетерпения я вытащила книгу, торопливо перелистала страницы и нахмурилась, не увидев нужной. Кто-то вырвал ее. Миссис Рид забрала его у меня, или, может быть, это был Джон.
Я не была удивлена, что последовало очередное несправедливое наказание. Даже, наверное, ожидала, что страница будет вырвана. Я поставила книгу на место и опустилась на пол, застыв в меланхолической грусти. Его облик сохранился навсегда в моей памяти, им не под силу будет вырвать его оттуда.
Внезапно я услышала звонкий голос:
– Мисс Джейн! Где вы? Идите обедать!
Голос принадлежал Бесси, но я не пошевелилась. Легкими шагами она вошла в комнату.
– Маленькая негодница! – сказала она. – Почему вы не идете, когда вас зовут?
Ее присутствие вывело меня из оцепенения. Я подошла к ней, обняла и сказала:
– Ну же, Бесси, хватит браниться.
Я никогда раньше не позволяла себе такой искренности, и это неожиданно пришлось ей по душе.
– Вы странный ребенок, мисс Джейн, – сказала она, глядя на меня сверху вниз. – Маленькая одинокая бродяжка. Вы, верно, едете в школу?
Я кивнула.
– И вам не жаль оставлять свою бедную Бесси?
– Какое дело Бесси до меня? Она все время бранится.
– Это оттого, что вы такая пугливая и застенчивая. Вам нужно быть храброй.
– Чтобы меня еще больше обижали?
– Чепуха! Хотя вам достается, это верно. Ну-ка, идемте, у меня для вас хорошие новости.
– Вряд ли для меня бывают хорошие новости, Бесси.
– Детка! Что вы такое говорите? Какие печальные у вас глаза! Миссис с юными леди и мистером Джоном уезжают в гости, и мы будем с вами пить чай вдвоем. Я попрошу кухарку испечь вам пирожок, а потом вы поможете мне проверить ваше белье, скоро нужно будет укладывать вещи. Миссис хочет отправить вас в школу через день-два.
– Бесси, обещай мне, что не будешь ругать меня до моего отъезда.
– Обещаю, но вы должны быть послушной девочкой и не бояться меня. Не надо вздрагивать каждый раз, как я прикрикну на вас, это так раздражает.
– Тебя я больше не буду бояться, Бесси, я к тебе привыкла. Скоро мне нужно будет опасаться других людей.
– Ага, значит, вы уже и рады, что оставляете меня.
– Нисколько, Бесси. Как раз сейчас мне грустно от этого.
– Как раз сейчас! С какой прохладцей говорит это моя маленькая леди! Ну а если я осмелюсь попросить поцелуя, вы, пожалуй, мне откажете?
– Я поцелую тебя, наклонись.
Бесси наклонилась, мы обнялись, и я, немного приободрившись, проследовала за ней. День прошел в мире и согласии, а вечером Бесси рассказывала самые свои увлекательные истории и пела самые милые песни. Даже моя жизнь озарялась иногда светом солнца.
Глава 5
Утром девятнадцатого января, едва пробило пять часов утра, Бесси вошла со свечой в мой чулан и застала меня почти одетой. Я встала за полчаса до ее прихода и тщательно умылась. Мне предстояло покинуть Гейтсхед с дилижансом, который должен был проезжать ворота в шесть часов. Все, кроме Бесси, еще спали. Она уже разожгла камин в детской и отправилась готовить мне завтрак. Мало кто способен есть перед предстоящим увлекательным путешествием, вот и я не могла проглотить ни кусочка. Бесси приложила все усилия к тому, чтобы я сделала пару глотков горячего молока и съела кусочек хлеба, но, ничего толком не добившись, завернула пару бисквитов и положила в мою сумку. Затем она помогла мне надеть пальто и шляпку, и мы вышли из детской. Когда мы проходили спальню миссис Рид, Бесси спросила меня: «Вы не зайдете попрощаться?»
– Нет, – ответила я. – Она заходила вчера перед сном и сказала, что нет надобности беспокоить ее с утра. Она наказала мне помнить, что всегда была моим добрым другом и мне следует быть благодарной и отзываться о ней соответствующе.
– И что вы ответили, мисс?
– Ничего. Я накрылась одеялом и отвернулась к стене.
– Это нехорошо, мисс Джейн.
– Хорошо, Бесси. Твоя миссис была мне не другом, а врагом.
– О, мисс Джейн, не говорите так!
– Прощай, Гейтсхед! – воскликнула я, когда мы прошли через зал и вышли в парадную дверь.
Луна зашла, кругом стояла тьма. Зимнее утро было сырым и холодным, и у меня стучали зубы, когда я торопливо шла по дорожке. В сторожке горел свет, жена привратника растапливала печь. Мой чемодан, который принесли еще вчера вечером, стоял, перевязанный веревками, у двери. Послышалось шуршание колес, извещавшее о приближении дилижанса. Пятна фонарей быстро увеличивались, прорезая предрассветный сумрак.
– Она едет одна? – спросила жена привратника.
– Да.
– И далеко это?
– Пятьдесят миль.
– Долгий путь! Неужели миссис Рид не боится отправлять ее в такую даль одну?
Дилижанс подъехал. Кучер и кондуктор велели побыстрее садиться. Мой чемодан погрузили. Я не могла распрощаться с Бесси, лицо которой покрывала поцелуями.
– Поезжайте осторожно и берегите ее, – сказала она кондуктору, который поднимал меня наверх.
– Ладно, ладно, – последовал ответ.
Дверь захлопнулась и раздался голос: «Поехали».
Так я рассталась с Бесси и Гейтсхедом и устремилась навстречу неведомому. Я очень смутно помню эту поездку. День казался нескончаемым, мы словно проехали сотни и сотни долгих миль. Мимо пронеслось несколько городов, в самом крупном из них кучер остановился, лошадей распрягли, а пассажиры вышли пообедать. Меня отвели на постоялый двор, кондуктор хотел, чтобы я что-нибудь съела, но у меня не было аппетита, и он оставил меня одну в огромной комнате с двумя каминами в противоположных концах. Прошло много времени, прежде чем кондуктор вернулся, водворил меня на место, и мы поехали дальше.
День был промозглый и туманный. С приходом сумерек я начала размышлять о том, что мы, вероятно, уже очень далеко от Гейтсхеда, потому что больше не проезжали городов. Пейзаж изменился, горизонт теперь заслоняли высокие серые холмы. Сумерки сгущались, мы въехали в долину, поросшую лесом, и, когда совсем стемнело, я услышала, как сильный ветер яростно шумит кронами деревьев.
Убаюканная этими звуками, я начала клевать носом. Я задремала, но тут почувствовала, что дилижанс внезапно остановился, дверь отворилась. Я увидела женщину, одетую как служанка. Ее лицо и платье были освещены светом фонарей.
