– О чем она? – продолжала я. Не знаю, откуда нашлась во мне храбрость, ведь я первая начала разговор с совершенно незнакомым человеком. Вероятно, доверие к ней во мне пробудило то, что в руках она держала книгу – я тоже любила читать. Я еще ни с кем не говорила здесь и искала дружеского участия.
– Можешь посмотреть, – ответила девочка, протягивая мне книгу.
На мой неискушенный вкус она показалась совсем скучной. Я вернула книгу, и девочка, не произнося ни слова, снова открыла ее. Она уже была готова обратиться к своему занятию, когда я опять отважилась побеспокоить ее.
– Не могла бы ты сказать мне, что означает надпись, вырезанная над входом, – «Ловудский приют»?
– Это то место, где ты сейчас живешь.
– Но почему оно называется приютом? Разве это не школа?
– Это благотворительная школа. И ты, и я, и остальные живут здесь на пожертвования. Ты, наверное, сирота. У тебя умерла мама или папа?
– Мои родители умерли, и я их уже не помню.
– Вот так и все здесь, это приют для обучения детей-сирот.
– Этот дом принадлежит той даме, которая накормила нас хлебом и сыром?
– Мисс Темпл? О, нет! Если бы это было так! Она должна отчитываться перед мистером Брокльхерстом во всем, что делает. Мистер Брокльхерст покупает нам еду и одежду.
– Он живет здесь?
– Нет, он живет в двух милях отсюда, в большой усадьбе.
– Он хороший человек?
– Он духовное лицо, и, говорят, известен своими добрыми делами.
– Ты сказала, что эту высокую даму зовут мисс Темпл?
– Да.
– А тебе нравятся другие преподаватели?
– Более или менее.
– Но мисс Темпл лучше их всех, правда?
– Мисс Темпл очень добрая и умная. Она стоит надо всеми здесь, потому что знает гораздо больше, чем они.
– Ты давно в Ловуде?
– Уже два года.
– Ты сирота?
– У меня умерла мама.
– Ты счастлива в школе?
– Ты задаешь слишком много вопросов, я уже достаточно отвечала, теперь я хочу почитать.
Глава 6
Следующий день начался так же, как и предыдущий: мы встали и оделись при свечах. Церемонию умывания пришлось отложить – вода в умывальниках замерзла. Накануне вечером погода изменилась, подул пронизывающий северо-восточный ветер, который всю ночь завывал в щелях окон, заставляя нас дрожать от холода в кроватях и превращая воду в кувшинах в лед. В тот день меня записали в четвертый класс, я начала посещать уроки и выполнять задания. Прежде я наблюдала жизнь Ловуда со стороны, теперь же я стала непосредственной участницей происходящего здесь. Уроки казались мне долгими и скучными, постоянное заучивание наизусть – утомительным. В первый день я почувствовала облегчение, когда около трех часов пополудни мисс Смит вручила мне полоску муслиновой ткани в два ярда длиной, нитку, наперсток и посадила в угол, наказав подрубить кисею.
В этот час большинство девочек занималось рукоделием, только один класс стоял вокруг мисс Скетчерд. Была полная тишина, и я могла слышать, как отвечает каждая из них. Был урок английской истории, и среди девочек я заметила мою вчерашнюю знакомую. В начале занятия она занимала первое место среди учениц своего класса, но за ошибку в произношении или невнимание к паузам ее отправили в самый конец. Но даже после того, как она скрылась за спинами других учениц, мисс Скетчерд продолжала постоянно обращаться к ней с замечаниями: «Бернс» (видимо, так ее звали; здесь называли учениц по фамилии, как в школах для мальчиков), «Бернс, почему ты подворачиваешь ноги, немедленно раздвинь носки», «Бернс, опять ты выпятила подбородок, это некрасиво», «Бернс, я требую, чтобы ты держала голову прямо; я не потерплю, чтобы передо мной стояли в такой позе» и так далее.
Главу прочитали дважды, книги были закрыты, затем последовала проверка. Глава включала в себя историю правления Карла I, и часть вопросов касалась размера разнообразных налогов и пошлин. Казалось, на них просто невозможно дать точный ответ, но, когда очередь доходила до Бернс, она с легкостью доказывала обратное. Она не упустила ни единой строчки из прочитанной главы и готова была изложить ее всю целиком. Я была уверена, что мисс Скетчерд похвалит ее за прилежание, но вместо этого она неожиданно воскликнула: «Ты, непослушная грязнуля! Так и не вычистила ногтей сегодня утром!»
Бернс не произнесла ни звука в ответ, и я поразилась ее молчанию.
Мисс Скетчерд приказала что-то, я не расслышала что именно, и Бернс сразу же вышла из класса. Через минуту она возвратилась из маленькой комнаты, где хранились книги, со связкой розог в руках. Это грозное орудие она вручила мисс Скетчерд с почтительным реверансом. Затем покорно, не дожидаясь указаний, развязала передник, после чего учительница сразу же нанесла с дюжину хлестких ударов по шее.
Я вздрагивала при каждом ударе. На глазах Бернс не выступило ни слезинки, а на лице застыло все то же печальное выражение.
– Непослушная девчонка! – воскликнула мисс Скетчерд. – Ничто не может отучить тебя от твоих неряшливых привычек. Унеси розги.
Бернс подчинилась. Я наблюдала краем глаза, как она выходит из чулана, но глаза ее были совершенно сухими.
В этот вечер я, как обычно, бродила между столами, за которыми собирались компании смеющихся девочек. У меня не было подруги, но я совершенно не чувствовала себя одинокой. Проходя мимо окна, я время от времени приподнимала штору и смотрела на падающий за окном снег. В нижней части окон начинали скапливаться небольшие сугробы, и, приложив ухо к стеклу, я могла различить безутешные стоны ветра, смешивающиеся со звуками шумной болтовни в зале.
Перепрыгивая через скамьи и пролезая под столами, я добралась до одного из каминов. Перед решеткой на коленях стояла Бернс, отстраненная от всего окружающего ее, сосредоточенная и молчаливая.
– Твоя фамилия Бернс, а как твое имя? – спросила я.
Она подняла на меня удивленный взгляд.
– Хелен, – ответила она.
– Наверное, ты хотела бы уехать из Ловуда? – Я села перед камином возле нее.
– Нет! Почему ты так думаешь? Меня отправили в школу, чтобы я получила образование.
– Но мисс Скетчерд так жестока с тобой!
– Жестока? Нисколько! Она строга, потому что я все время делаю ошибки.
Я уставилась на нее, искренне недоумевая.
– На твоем месте я бы возненавидела ее. Если бы она посмела ударить меня этой розгой, я бы разломала ее прямо в классе.
На ее щеках как будто выступил румянец, но, наверное, это отблеск огня упал на лицо.
– Я не против, – сказала она.
– Не против порки? – воскликнула я в ужасе.
Я увидела, как она машинально коснулась кончиками пальцев следов на шее. Она поморщилась, но мне показалось, что я заметила, как ее рот на мгновение исказила странная кривая усмешка.
– Это не так уж больно, – произнесла она.
Я представила длинные упругие прутья, с тонким свистом рассекающие воздух и оставляющие следы на коже.
– А я думаю, больно.
– Не больно, если думать о другом, – прошептала Хелен.
Внезапно я вспомнила свою драку с Джоном Ридом. Он набросился на меня, но в моем воображении на его месте был мой темноглазый возлюбленный, заключающий меня в страстные объятия. Настала моя очередь скрывать вспыхнувший румянец в отблесках пламени, бушующего в камине. Я подумала: а что если он будет обращаться со мной так же жестоко? По телу прошла дрожь. Однажды Джон схватил меня за волосы, когда мы занимались любовью. Я вскрикнула, но почувствовала, как к острой боли примешивается ощущение сладостного жара во всем теле. Возможно, Хелен имела в виду именно это. Я все еще пылала жаждой мести к Джону Риду, но мне, одинокой и покинутой здесь, не хватало нежного прикосновения.
– Ты говоришь, что делаешь ошибки? – начала я, чтобы сменить тему разговора. – Мне, напротив, показалось, что ты очень хорошо себя ведешь.
– Хочу тебя предостеречь – не суди по первому впечатлению. Как говорит мисс Скетчерд, я очень неряшлива. Легко представить, как это неприятно мисс Скетчерд, ведь она всегда опрятна и пунктуальна до мелочей.
– А еще она несправедлива и жестока, – добавила я, но Хелен не захотела согласиться со мной.
– Нужно уметь полюбить врага. Благословить того, кто проклинает тебя, – сказала она. – Делать добро тем, кто ненавидит тебя и творит несправедливость.
Я вздохнула.
– Тогда я должна полюбить миссис Рид, чего я не смогу сделать, и благословить ее сына, что совершенно невозможно!
В свою очередь Хелен попросила меня объяснить, что я имею в виду, и я изложила ей всю историю своих обид и злоключений (умолчав, конечно же, про свои отношения с Джоном).
Хелен терпеливо слушала меня. Я ожидала от нее комментария, но она молчала.
– Ну же, – нетерпеливо произнесла я, – неужели миссис Рид не кажется тебе черствой, злой женщиной?
– Она была сурова с тобой, потому что ей был неприятен твой склад характера, так же, как мисс Скетчерд неприятны мои привычки. Но в каких подробностях ты помнишь все, что она говорила тебе и совершила по отношению к тебе! Странно, что несправедливость оставила такой глубокий отпечаток в твоем сердце. Тебе стало бы легче, если бы ты попыталась забыть ее жестокость и похоронить бурные чувства, которые она вызывала в тебе.
