― И что мы теперь будем с ним делать? ― Анна подошла к мужу. Ей не хотелось подходить близко к проклятым костям: они напоминали о том, что хотелось забыть. Вместо этого ей приходилось каждый месяц менять засыхающий цветок в медальоне.
― Проведём обряд: предадим останки земле и вернём несчастное животное сакральному миру. Его душа и так настрадалась после снятия со столба.
Альфред протянул руку и набросил на череп края чёрного бархата. Вышитые серебром руны поймали отблеск свечей, а пустые глазницы, наблюдавшие за супругами и их клиентами, исчезли под тканью.
― Вы заберёте череп к себе? ― встрепенулся Мейер, которого перспектива отделаться от черепа явно обрадовала.
― Первое правило: не приносить проклятые предметы домой, ― улыбнулся Альфред и надел длинное чёрное пальто. ― Утро вечера мудреней. Спокойной ночи.
Мелкие редкие снежинки падали с чёрного неба, блестевшего над остроконечными верхушками елей равнодушными огоньками холодных зимних звёзд. Загородное шоссе тёмной стрелой уходило на север, а разлапистые колючие ветви с тонкой болотного цвета хвоей обступали полосу едва припорошенного снегом асфальта. Дымчатая россыпь Млечного Пути пересекала небо, растворяясь в свете далёкого города.
Анна неподвижно стояла возле расчищенного от снега круга, в центре которого лежал злополучный череп. Белая кость выделялась призраком на тёмной мёрзлой земле. Казалось, что череп сгущает вокруг себя всю тьму зимнего леса, на небольшой опушке которого решено было провести обряд возвращения останков священного животного миру духов.
― Сегодня новолуние, ― негромко произнёс Альфред, подходя к жене. Анна уловила скрип снега под его ногами. ― Должно быть не так тяжело. ― Его рука в кожаной перчатке скользнула по её груди, а пальцы на мгновение сжали медальон. ― Как ты себя чувствуешь?
Глаза Альфреда казались почти чёрными, а в зрачках пропадали отблески электрического света. Казалось, духи и демоны преисподней поселились там.
― Я-то хорошо, ― улыбнулась Анна, перехватывая руку мужа и прижимая тёплую ладонь к холодной щеке. ― А ты готов к встрече с неизведанным?
― Очень даже изведанным, ― усмехнулся Альфред. ― Но для господина Мейера и госпожи Нехлюдовой это будет испытанием на смелость.
Словно в ответ на его слова, в тишине ночного зимнего леса раздался звук автомобильного мотора. Тени елей у дороги исказились в свете фар подъезжающей машины, из которой вышли Мейер и Наталья. Мейер был явно встревожен и мелко дрожал: то ли от холода, то ли от страха. Запах можжевельника, приготовленного для костра, перебивал ароматы приближающихся людей. Альфред же и так всегда им пах.
― Можно мне вставить словечко? ― Наташа стояла, скрестив руки на груди, и с недоверием косилась на череп.
― Конечно. ― Анна отлично понимала, каково ей. Она и сама испытала шок и трепет. Все чувства тогда смешивались с первобытным страхом, когда Альфред впервые проводил обряд при ней.
― Моё присутствие здесь обязательно?
― Да. Вы ведь играли не последнюю роль в передаче проклятия господину Мейеру. И сами могли схватить отголоски. У вас же болит голова? ― Наташа кивнула. ― Это остаточное явление, которое остаётся даже от мимолётного контакта со злой силой. Подозреваю, что и у коллег господина Мейера здоровье пошатнулось в последнее время. Но после обряда всё пройдёт. Альфред знает своё дело. ― Анна старалась подбодрить Наталью и, кажется, у неё это получалось. Она заметно расслабилась, а руки убрала в карманы.
Анна улыбнулась. Теперь Наталья была открыта для обряда.
Альфред же в тишине леса готовил всё необходимое. Он снял пальто, под которым оказалась простая светлая льняная рубашка, поверх которой муж набросил грубый жилет из шкуры оленя. Где Альфред брал подобные вещи, оставалось для Анны загадкой.
Альфред уже был возле костра. Берестяная растопка мгновенно занялась, и только сейчас Анна заметила, что у мужа не было в руках зажигалки. Дикая природа давала ему всё, что нужно.
Когда дрова охватили языки пламени, Альфред поднял чуть припорошенные снегом ветки можжевельника и подбросил немного в костёр.
В холодном воздухе разлился терпкий хвойный аромат, а тени от перемежавшихся елей и голых черёмух создавали подчас причудливые и пугающие иллюзии. Иногда Анне казалось, что из глубин глазниц черепа на неё смотрят другие глаза ― жёлтые и горящие, взгляд которых она предпочла бы забыть.
― Подойдите все ближе. ― Альфред стоял за костром, находившимся между ним и черепом. Кости шелестели в ночи или это были деревья? ― Сейчас нам всем нужно будет постараться. Альберт, Наталья, ― взгляд его янтарных глаз обратился к клиентам, ― что бы вы ни увидели и что бы ни услышали, не отвечайте. Просто стойте и молчите. Заговорите ― вам конец. Уйдёте за пределы света ― аналогично. Всё понятно? ― Нехлюдова и Мейер переглянулись и быстро кивнули. ― Отлично. Аннет, ты знаешь, что делать.
Анна кивнула, хотя понятия не имела, что может случиться с Альфредом во время этого обряда. Подобного при ней он ещё не проводил.
Альфред ещё раз оглядел всех присутствующих и снова подбросил в костёр можжевельник. На этот раз пламя взвилось почти до небес, а терпкий аромат стал отчётливей, обволакивая всё вокруг, перебивая нотки гнили, вплетавшиеся в смесь запахов, шедших от черепа.
Ночную тишину, нарушаемую лишь поскрипыванием деревьев и треском поленьев в костре, прорезали сначала негромкие, но с каждым мгновением становившиеся всё более отчётливыми, звуки флейты.
Альфред перебирал по флейте длинными пальцами, с которых снял все кольца, кроме обручального. Золотой ободок ловил пламя костра, но не так, как делали это другие кольца Альфреда. Это золото было просто золотом. Крупицей материального мира в древнем обряде.
Снегопад усилился. Снежинки неприятно кололи кожу, а возле черепа начали закручиваться спирали бурана. Резкий ветер всколыхнул пламя костра, а потрескивающие угольки взметались в бесконечное небо вместе с тихими звуками другой флейты, исходившими на самой грани слышимости от черепа.
Звуки этой другой флейты завораживали. Анна, сопротивляясь наваждению и стараясь сосредоточиться на игре Альфреда, сделала шаг в сторону стремительно белеющего круга тёмной земли.
Не дать снегу засыпать череп. Снег ― это смерть. Так же, как и проклятие.
Анна разгребала выпавший снег, который таял и тёк сквозь пальцы. Она была даже не уверена, что другие слышали музыку костей и северных шаманов, которую играл на трещинах и швах бесплотного скелета проклятый череп.
С момента её знакомства с Альфредом Дрелихом многое изменилось, и в первую очередь она сама.
Вдалеке, где-то на границе света и тени, послышался стук в барабаны, к которому вскоре присоединился бубен. Крохотные металлические колокольчики издавали едва слышный перезвон, а костяные амулеты сухо бились о края обруча. Лязгающее потрескивание варгана рассыпало вибрирующие, то затихающие, то усиливающиеся звуки.
С той стороны.
Анна, не отрываясь, смотрела на Альфреда. Закрыв глаза, он продолжал играть на флейте странные, заунывные мотивы, погружающие в транс. Можжевельник был, казалось, уже везде, а отсветы костра извивались во тьме, затопившей всё вокруг.
В этот момент звуки, запахи и отблески костра слились воедино, скрутились, обвиваемые колючим бураном. Резко пахнуло тиной, и Анна увидела: вокруг, насколько хватало глаз, простиралась закатная тундра. Иссиня-чёрное небо не пропускало света звёзд, только начавших зажигаться, а крохотная алая полоса умирающего солнца кровоточила на горизонте.
Увиденное выбило из Анны дух. Непривычно яркие образы заполняли сознание, а варган лязгал в голове. Виски налились тяжестью, а собранные в шишку волосы тянули назад. Запрокинув голову, Анна посмотрела в небо, уже не ограниченное острыми елями. Она стояла на просторах тундры, а мягкий свет костра больше не нёс запах можжевельника.
Анна, оторвав взгляд от бесконечного неба, уводившего за границы света их костра, огляделась. Тундра, холмы, чужой костёр и маленькая юрта из шкур, у которой стоял спиной к Анне человек. Когда он обернулся, стало видно его обветренное, с бронзовым северным загаром лицо.
