смотреть и мучить себя, но он не мог сдвинуться с места. Он принял правильное решение, осталось только угомонить свои не к месту пробужденные чувства.
Кристина нуждалась в любви. После того, через что она прошла, только это могло исцелить ее, и он мог бы дать ей все, мог бы показать ей такую любовь, на которую и не подозревал, что был способен, мог бы стать для нее всем, в чем она нуждалась. Но вместо этого он был лишь глазами, наблюдавшими за ней издали, шутками, пытавшимися хоть ненадолго развеселить ее, руками, изнывающими от желания обнять ее. Лучше бы она не тянулась к нему, лучше бы сразу отвергла его и тогда было бы легче, но он видел в ее глазах, что его самые дерзкие желания могли бы сбыться. Он видел, как она призывала его последовать за ней, когда скрывалась за дверью в спальню, в их с Артемом спальню, и он не мог пошевелиться. Это было невыносимо.
Он не мог. Тогда он впервые подумал, что никогда не должен был очутиться между ними, что сама его жизнь, его чудесное спасение пятнадцать лет назад — недоразумение. Он должен был умереть на холодном полу рядом с родителями или на улицах в потасовке между бандами. Он должен был умереть. То, что он еще жив, не давало ему права мечтать, и уж тем более мечтать о любви. Если он подступится к Кристине чуть ближе, чем следует, он испортит все.
Он сломает их обоих. Кристина будет винить себя и совсем угаснет из-за угрызений совести. Артем сопьется или застрелится. Он слишком ранимый. Всегда был таким. Раньше Чеко думал, что восторженная любовь Артема к Кристине постепенно ослабнет, что нужно будет просто дождаться этого. Идиот, он надеялся, что они расстанутся и настанет его выход, что Артем поймет, а Кристина… Нет, нельзя думать о Кристине.
Чеко знал, что Артем справится с депрессией ради Кристины, но долго ничего не говорил ему, оттягивал момент, ловя крохи какого-то неправильного счастья от того, что он единственный мог ее поддержать. Чеко ухмыльнулся, глядя, как Артем крепко прижал к себе Кристину и погасил свет. Он старался не замечать, как остро кольнуло при этом в груди. Он ведь не Артем, он сможет это пережить. Боль не будет длиться вечно. Артем любит Кристину, а она любит его. Они идеально подходят друг другу. А Чеко никогда не видел себя в отношениях и правильно делал. Это не для него. Осталось только поставить финальную точку, перекрыть себе дорогу назад. От мрачной решимости сердце будто в несколько раз потяжелело, но Чеко вновь уверил себя, что делает все правильно.
Артем будет счастлив. Кристина сможет жить дальше. А он убьет ее отца и перестанет наконец мечтать о невозможном.
* * *
Артем не мог простить себе, что столького не замечал. Кристина всегда казалась ему веселой, из-за чего он злился и ревновал ее к Чеко. Только застав ее врасплох в конце дня при свете гостиной, он вдруг заметил отпечаток страданий на ее лице, круги под глазами, поникший взгляд. Она похудела, ссутулилась, побледнела. Он хотел бы отдать ей себя, хотел бы через свои объятия, поглаживания и поцелуи вновь зажечь живой огонь в ее глазах. Он потерял столько времени, но больше не собирался оставлять ее одну.
Он встал и вышел как можно тише, чтобы дать Кристине выспаться. Первым делом он направился к Мейзе, потому что слух ему нужен был срочно, а не через неделю, когда привезут аппарат.
Мейза выслушала его спокойно, и от этого было некомфортно, потому что он не был уверен каким тоном разговаривал с ней. К этому невозможно привыкнуть. Ему все казалось, что другие, как и он сам, ничего не слышат. Мейза жестом велела ему подождать и начала что-то искать в телефоне. Артем сел на кушетку и не спускал с нее глаз. Вскоре она уже кому-то звонила, и он пытался хоть что-нибудь прочесть по губам, но не мог. Ему оставалось ловить ее мимику, взгляд и телодвижения. Ее ободряющая улыбка после окончания разговора придала ему надежду.
Как он понял, они ехали к какому-то профессору, судя по ее воодушевлению — очень известному. К большому удивлению Артема, он принял их у себя дома, одетый в брюки и свитер, сидя в расслабленной позе за чашкой кофе, и без белого халата и прочей атрибутики доктор в нем угадывался слабо. Артем без энтузиазма позволил профессору возиться вокруг себя, светить лампой в уши и задавать вопросы, на которые отвечала Мейза. Она же всучила ему папку со всеми его обследованиями, которые тот внимательно изучил. Наконец профессор что-то вставил ему в ухо, и Артем подскочил на месте, когда немного хрипловато-неестественный голос спросил: «Слышно?»
Артем морщился от шорохов и странных звуков в аппарате. Профессор взял в руки что-то вроде пульта и принялся за настройки. Он попросил Мейзу разговаривать с Артемом, поскольку он знал ее голос и мог понять, когда именно он прозвучит максимально близко к оригиналу. Он просил ее говорить шепотом, нормальным тоном, кричать. Подходить ближе и отходить дальше. Артем терпеливо анализировал свои ощущения и отвечал на вопросы профессора. Он слышал не совсем как раньше, но слышал и мог узнать по голосу Мейзу. Профессор заверил его, что это большой успех, так как женские голоса ловить сложнее, а пение или голоса детей тем более. От этих слов настроение снова упало, но Артем не подал вида.
Когда они закончили было уже за полночь. От этой ночной поездки по полупустым дорогам он неожиданно получил давно забытое удовольствие. Мейза всю поездку просидела в телефоне, а он сконцентрировался на вождении. Руль плавно крутился под его руками, а освещенная фарами дорога стелилась впереди, и все казалось простым и логичным. Дорога освещалась по мере движения, и он всегда видел немного наперед, достаточно для того, чтобы проехать еще метр, потом еще и еще. Одну проблему он решил, теперь нужно сделать следующий шаг — разобраться с Ларионовым.
Глава 3
Артем старался не думать о Ларионове как об отце Кристины, но в последнее время только так и называл его про себя. Когда они с Чеко молча шли по сырому коридору, он сжимал в кармане холодный пистолет и думал, что идет убивать отца любимой девушки. «Расчетливого беспринципного человека, который не раздумывая продаст родную дочь ради спасения своей шкуры», — твердил он себе, а сознание неуемно отвечало:
