— Кухарка наша что-то такое толковала, мол, дух своей умершей матери они с подругой вызвать хотели, а вместо этого к ним на стол кошка прыгнула, они и разбежались в страхе, будто мать ее обратилась в кошку и по их зову предстала, и не где-нибудь, а прямо на столе! Смех, да и только. Неужели вы, человек солидный, серьезный в подобные россказни верите?
— Позвольте, как в них не верить, когда все на моих собственных глазах происходит. Мы буквально как третьего дня в доме князя Васильчикова на Васильевском собирались и сегодня хотим вновь там встретиться. Приходите, вам интересно будет.
— Нет уж, увольте, не ходок я на такие сборища, все и так понятно: духи, привидения и прочая чушь, извините, не по моей части. Да и, знаете ли, работы много, не хочется время терять попусту…
— Зря, зря отказываетесь, а вот ваш коллега профессор Бутлеров уверовал и даже медиумом несколько раз изволил быть. Можете у него поинтересоваться, коль моих слов вам недостаточно, — обиженно поджал губы Берг.
— Как это вы сказали? — усомнился его словам Менделеев. — Неужели Александр Михайлович тоже в оргиях тех участвует?! Разрешите не поверить. Мне он о том ничего не говорил. И сегодня обещал бытъ? — с недоверием поинтересовался Менделеев. И много вас там собирается?
— Да до десяти человек, то и больше. Все иной раз у стола не помещаются, ждут в другой комнате, чтоб потом местами поменяться.
— И каждый раз духи к вам являются?
— По-разному. Дух, он тоже может в худом расположении духа, извините за тавтологию, оказаться, не является долго. Может, иные препятствия нам не известные, ему не позволяют быть, вопрос неизученный. Тогда другого кого зовем.
— А чаще всего кто является? — начал проявлять интерес Менделеев. — Родственников своих или просто знакомых вызываете?
— Да кого назовут, того и вызываем. Вот я про Пушкина упомянул. Он всегда соглашается побеседовать с нами…
— Побеседовать, говорите… Что ж он прям таки голос подает или за него другой кто разговоры ведет? И вы об этом всерьез заявляете?
— Не сомневайтесь, не сомневайтесь, все на полном серьезе, иначе и быть не может. Нет, голосов их мы не слышим, но записываем все, что они пожелают произнести. Очень занимательные вещи получаются. Тот же Пушкин он все больше стихами говорит, у нас уже целая стопа тех сочинений его подобралась, хотим издание организовать…
— Вы так и не сказали, как вам слова их передаются, если голоса не слышите. Мне главное — это понять, а уж об остальном потом судить стану.
— Все очень просто. Мы азбуку расстилаем, и они, духи, указывают на ту или иную букву, а потом и целое слово выходит.
— Как же это духи вам указывают? Чем? Пальцем, что ли, с того света тычут? Или иные сигналы шлют. Вот чего узнать мне хочется…
— Понял, вот вы о чем, — кивнул Берг. — Бывает, и рука может явиться, но ненадолго, скоро обратно исчезнет. Чаще мы через медиума общение ведем. Он указывает на букву, а кто-то рядом целиком слово записывает. Или блюдечко берем со стрелкой нарисованной и ставим его в центре азбуки. Оно от буквы к букве ползает, только успевай запоминать…
— И каким таким способом оно ползать начинает?
— Обыкновенно. Мы пальцы свои на него кладем, перед тем как вызвать кого-то, потом уж вызываем, а как даст о себе знать, то вопрос задаем, а блюдечко сразу и ползет.
— Неужели отказа не бывает? Даже не верится. Я свои опыты по сто раз проделываю иногда, чтоб результата нужного добиться. А тут вдруг сразу все выходит. Трудно как-то верится… Несуразица какая-то…
— Потому и говорю, приходите ближе к вечеру. — И Берг назвал адрес.
В это время из храма вышла Феозва и направилась к ним. Менделеев их представил и поспешил откланяться, устав от неприятного для него разговора. Берг хотел было проводить их до дома, но Менделеев вежливо отказался. Но, чуть поколебавшись, обещал на спиритический сеанс заглянуть. Уж больно удивил его тот своим рассказом. Тем более не верилось, что коллега его, Бутлеров, стал участником этих сеансов, не подумав, что участие в них роняет тень на всех преподавателей университета.
Глава третья
В доме князя Васильчикова, на верхнем этаже, было отведено специально несколько комнат для проведения спиритических сеансов. Сейчас одну из них занимал некий господин, прибывший не так давно из-за границы и назвавшийся Дэвидом Юмом. То был человек среднего роста с седыми до плеч волосами, бородкой клинышком и большими кустистыми бровями, то и дело взлетавшими вверх.
При себе он неизменно имел лорнет и постоянно прикладывал его к орлиному носу, взирая с легкой долей пренебрежения на собеседника. В то же время именно лорнет помогал ему при проведении кое-каких манипуляций во время спиритических сеансов. За ним тянулся шлейф слухов и просто сплетен как о непревзойденном медиуме, благодаря чему его приглашали во все королевские дома Европы. Венценосные особы и их двор даже вступали в спор об очередности присылки медиума в их распоряжение.
В Петербург Дэвид Юм прибыл благодаря стараниям столичного публициста и мецената, солидного помещика с миллионным капиталом, образовавшимся у него непонятным для других образом в результате освобождения крестьян. Многие знали его как завзятого славянофила и мистика. К тому же он вышел из древнего рода Аксаковых. То был Александр Николаевич Аксаков, личность в столице известная.
Поскольку русский язык Дэвид Юм знал плохо, точнее, вовсе не знал, кроме десятка заученных второпях слов, к нему приставили переводчика, находящегося при нем неотступно.
Он явился в дом княгини заранее и сейчас проверял подготовку комнат к предстоящему сеансу: прохаживался по комнатам, где стены были затянуты черным крепом, включая многочисленные зеркала, некоторые из которых умелый мастер приспособил под неслышно открываемые двери, ведущие в соседние помещения. В центре самой вместительной из комнат стоял круглый стол на изогнутых ножках, украшенных мордами львов. Он был покрыт скатертью огненного цвета, а вокруг него расставлено около полудюжины массивных стульев. Отдельно от них прислоненное спинкой к стене стояло внушительного размера кресло, больше похожее на трон, которое обычно занимал во время сеанса господин Юм.
Посреди самого стола лежал бумажный круг с нанесенными на нем буквами и цифрами, а поверх него фарфоровое блюдечко с прилепленной черной стрелкой сбоку. Пол был застлан толстым ковром темных тонов, скрывавший звук шагов, когда это было необходимо во время сеанса. В стороне стояло несколько таких же тяжелых стульев, надежно скрепленных меж собой, так что переставить один из них не было возможности. Они были предназначены для приглашенных гостей, не участвующих, а лишь наблюдающих за происходящим со стороны.
Господин Юм велел переводчику подождать в коридоре и ненадолго присел на свой трон, где, оглянувшись по сторонам, осторожно потрогал рычажок, умело вделанный в подлокотник, после чего стол слегка вздрогнул и накренился. Он проделал это несколько раз подряд, поскольку во время прошлого сеанса механизм заело и пришлось сослаться на то, что вызванный дух обессилел и не может поднятием стола сообщить о своем присутствии. На его счастье, доверчивые участники сеанса приняли его слова за чистую монету и лишь посетовали на отсутствие у того сил, а потом даже дружно принялись извиняться перед духом, что не вовремя его потревожили.
Затем Юм проворно юркнул за незаметную шторку, отделяющую комнату для сеансов от небольшого закутка, невидимого зрителям, и проверил, на месте ли восковой слепок с человеческой руки в черной перчатке, намазанный фосфором, мерцающим в темноте и тем самым создающим нечто волшебное и значительное. Оставаясь невидимым для вошедших, он взял стоящий там же колокольчик и позвонил. Переводчик Максим из бедных студентов тут же по его призыву вошел в слабо освещенную комнату и испуганно завертел головой, пытаясь отыскать оставленного им без внимания буквально на минуту маэстро. Но того нигде не было видно и он повернул уже обратно, когда услышал легкое покашливание, обернулся и лишь тогда различил Дэвида Юма, как ни в чем не бывало сидящего в своем кресле. Максим в испуге хотел было перекреститься, но он тут же уловил гневный взгляд Юма и его рука буквально застыла в воздухе, и он лишь прошептал по-немецки:
