– В том, в чём я должна была тебе признаться, я уже призналась. Больше мне сказать нечего.
– Серьёзно? – начинаю ещё больше закипать.
– Да.
– Значит, о романтическом ужине с каким-то мужиком ты мне рассказать не хочешь? И о том, что дома не ночевала, хотя в сообщении заверила меня в обратном?
– Откуда ты узнал об этом? – её глаза округляются.
– О чём именно? Об ужине или о том, что ты ночевала неизвестно где и с кем?
– Меня интересует всё.
– Всё так всё. Не вопрос. О первом мне Логан сказал. Он своими глазами видел тебя в компании другого мужчины. А второе сам увидел, когда приехал вчера ночью к тебе на квартиру и не обнаружил тебя там, – глухо цежу я, едва справляясь с раздирающими грудь чувствами, которые я снова и снова испытываю, стоит лишь представить зайку в постели с другим мужчиной.
Меня настолько накрывает, что далеко не сразу замечаю, что Лана улыбается. Да… она не начинает оправдываться, извиняться или, на крайний случай, злиться. Она улыбается, мать её, да так широко и весело, что я окончательно впадаю в ступор.
– И чем я тебя так развеселил, позволь спросить? – бурчу, точно недовольный жизнью старик.
– Тем, что не я одна в наших отношениях дурочка.
– То есть я тебя сейчас во лжи упрекнул, а ты меня дураком в ответ назвала, я правильно понял?
– Правильно.
– Нормальный расклад.
– Отличный.
– Ничего больше сказать не хочешь?
– Хочу.
– Валяй.
– Я люблю тебя, – вот так просто выдаёт Алана, не прекращая улыбаться.
А меня эти три слова, будто за грудки незримыми клешнями схватывают и трясут, трясут, трясут… И кажется, натуральным образом просачиваются в мой организм, разлетаясь в крови как чистая дурь, от воздействия которой мне совсем становится тяжело связать мысли в кучу.
– Не понял, – единственное, что тихо выбирается их моего рта, и Лана теперь какого-то хера не просто улыбается, а начинает смеяться.
– Что ты не понял? Что я люблю тебя? – она обхватывает мою шею ладонями и прижимается ближе, окуная меня с головой в любимый аромат ванили. – Так я могу повторить ещё и ещё, чтобы ты понял.
– Я не это не понял. И мне не нужны эти слова, если, говоря их, ты параллельно вытворяешь какую-то ерунду и обманываешь меня.
– А мне кажется, что они тебе очень даже нужны, Стив, чтобы впредь ты даже мысли в голову не подпускал, что я могу тебе с кем-нибудь изменять. Я люблю тебя, слышишь? И я должна была раньше решиться произнести это вслух. А также должна была ещё в Бразилии признаться в том, что влюбилась не только в новую версию тебя, но и в того застенчивого, неуклюжего, но до безумия милого парня, каким ты был много лет назад. Просто тогда я испугалась этих чувств и была слишком зациклена на том, что подумают мои подружки-подлизы, если увидят нас вместе. И мне до ужаса стыдно за это, Стив. Как и за то, что наговорила тебе кучу гадостей на зимнем балу. Но ты должен наконец узнать, что я вывалила на тебя все те мерзости только потому, что хотела тебя оттолкнуть. Хотела прекратить постоянно видеть тебя рядом и бороться с тем, что ты пробудил во мне. Я никогда не испытывала к тебе жалости. И я никогда не считала тебя ничтожеством или слабаком. Единственной слабачкой тогда была я. Слабачкой и дурой. Из-за страха я упустила самого потрясающего парня из всех, что встречались мне на пути. И я несказанная счастливица, раз судьба подарила мне шанс встретить тебя снова и понять, что ты до сих пор меня любишь непонятно за какие заслуги. Поэтому послушай, что я хочу тебе сказать. Послушай и запомни навсегда – я любила тебя восемь лет назад и люблю сейчас. И я ни за что не сделаю ничего, что способно оттолкнуть тебя от меня. Никогда.
– В таком случае, что ты делала вчера в Спрингфилде и почему соврала мне? – с трудом спрашиваю я и не узнаю свой голос. Глухой, осипший, сдавленный.
После неожиданных откровений Ланы эмоции бьют ключом, стягивая горло. Их слишком много. Все не разобрать. Хер пойми, как мне удаётся продолжать держать лицо, не выдавая перед зайкой всего душевного пи*деца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– В Спрингфилд меня привёз папа Рони, и с ним же я, как ты выразился, мило ужинала.
– С Фрэнком? – поражаюсь.
– Да, с ним. С кем же ещё? Насколько мне известно, другого папы у Веро́ники нет, – усмехается, а я сохраняю сосредоточенное лицо, с нетерпением ожидая продолжения. – После осмотра у гинеколога я случайно встретилась с ним в рокфордской больнице. У Фрэнка там проходил какой-то семинар. Мы оба были удивлены друг друга увидеть, а я вообще в ужас пришла – он же из-за меня чуть было не умер тогда, и я не знала, как он будет себя вести со мной. Однако Фрэнк удивил меня, не проявив ни капли ненависти или обиды в мой адрес. Наоборот, он был очень рад меня встретить, обнял сразу, как дочь, и мы разговорились. Я не собиралась приезжать на свадьбу Рони, но долгими уговорами её папе всё-таки удалось меня убедить. Он же и привёз меня в Спрингфилд, а затем звал поужинать у них дома, но там уже была Веро́ника, а я не была готова вот так сразу с ней разговаривать. Фрэнк отказывался оставлять меня голодной, поэтому мы пошли ужинать в ресторан. А потом он отвёз меня домой. Но не в Рокфорд, куда ты попёрся на ночь глядя, а в фамильный дом. Мамы как раз не было, так что дом оказался в полном моём распоряжении. А это именно то, что мне было нужно – побыть немного одной и обдумать всё основательно. Как о разговоре с Веро́никой, так и о том, как тебе, балбесу, сообщить о беременности, о которой умалчивала всю прошедшую неделю. Только по этой причине я соврала тебе о своём местонахождении. Я знала – если скажу, что нахожусь в Спрингфилде, ты обязательно захочешь встретиться, а мне было необходимо уединение. К тому же не хотелось в очередной раз придумывать левую отмазку, чтобы не заниматься с тобой сексом. Я ведь пока не знаю, можно ли мне или нет. Необходимо сначала сдать анализы и пройти полную проверку, чтобы убедиться, что с ребёнком всё в полном порядке, – с мягкой улыбкой на губах заканчивает зайка и укладывает одну руку себе на живот.
И лишь в этот момент, после всех её объяснений, признаний и откровений, меня будто молнией прошибает до самых костей. В пот бросает моментально, сердце застревает в горле, а до мозга наконец в полной мере доходит, что я, чтоб мне провалиться, скоро стану отцом.
Страх… Нет, скорее дикая паника вперемешку с доброй долей радости горячим сплавом растекается по венам, концентрируясь жаром в грудной клетке. Внутри кипит, горит, палит лёгкие. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Язык прилипает к нёбу. О том, чтобы прямо сейчас что-то сказать, и речи быть не может. Я просто вскакиваю на ноги, отрывая зайку от земли, и тут же приглушаю её изумлённый вскрик губами.
И вот опять… Стоит мне начать её целовать, вбирая в себя любимый вкус и запах, и время останавливается. Мир замирает. В пространстве сгущается плотная тишина, нарушаемая нашими дыханиями. Весь кайф этого момента невозможно описать. Не после того, как думал, что между нами с Ланой всё конечно.
Но ничего не кончено. Нет! Наоборот. Всё только начинается.
Этот безумный день – всего лишь исходная точка нового периода в нашей жизни, в которой непременно будет много ссор, криков, разногласий, множества разных проблем и препятствий, но… я могу прямо сейчас с уверенностью сказать, чего я в нашей жизни ни за что не допущу – это лжи и предательства. И мне важно, чтобы Лана это чётко поняла уже сейчас.
– Никогда больше не смей от меня ничего скрывать. Никогда, Лана, – прикусив в наказание её нижнюю губу, цежу я.
– Не буду.
– Даже мелочи. Даже самую незначительную ерунду. Ничего не скрывай.
– Не буду… Больше никогда… Обещаю, – шепчет она сквозь стон и зацеловывает моё лицо, избегая соприкосновения с подбитыми местами. – Прости, что сразу не сказала.
– Я вообще не понимаю, зачем нужно было молчать о подобном?
– Я хотела убедиться в этом на все сто процентов перед тем, как говорить тебе. А то вдруг тест оказался бы неверным, а я уже тебя так сильно напугала бы.
