сказала:
— Красиво, не правда ли?
— Да, — ответил он, — красиво…
По краям поляны росли кусты лесной малины, поодаль, за деревьями, виднелось крохотное озерцо с белыми кувшинками.
— Тут наверняка нет грибов, — сказала жена. — Идем дальше.
И первая пошла вперед, по дороге, вороша палкой мох, упавшие на землю листья, траву под стволами деревьев.
А он не пошел, так и остался стоять, как стоял, разом вспомнилось: когда-то давно, ему было тогда около восьми лет, они жили летом в деревне, у бабушки, и однажды рано утром вместе с братом он пошел в лес, по землянику.
Было пасмурно, накрапывал дождь, брат шагал впереди, раздвигая и осторожно придерживая ветви деревьев, чтобы эти ветви не хлестнули ненароком Васю, идущего следом, по глазам.
И вдруг, из-за сосен и берез, из-за густого лесного мелколесья, открылся чистый зеленый ковер, усыпанный красными ягодами. Примерно такая же просторная, светлая поляна, как и эта, на которую ему довелось набрести спустя многие годы, вместе с женой.
Брат сказал тогда:
— Даже жаль собирать землянику, до того она красивая…
— И мне жаль, — сказал Вася.
Разумеется, они все-таки стали рвать землянику, собрали целых три бидона с верхом, вернувшись, рассказали бабке, на какую красивую сказочную поляну набрели в лесу, а бабка сказала:
— В наших лесах чего хочешь можно отыскать, захочешь — на самого лешего наткнешься…
И вот спустя годы Козырев стоял, глядя на зеленый, радостный мир, раскинувшийся перед ним, чувствуя, как медленно закипают на его глазах невольные слезы, потому что внезапно как живой представился брат, его подвижные, выгоревшие от солнца брови, смешливый рот, светлые на смуглом лице глаза и снова вдруг послышался забытый уже голос…
* * *
Все сладилось быстро: в управлении ему быстро дали отпуск на пять дней, он купил билет до города Винницы, самолет улетал рано утром, на рассвете, жена Козырева, отличный, как называли ее в семье, организатор, заказала такси на четыре тридцать утра, купила ему хорошей колбасы, сыру и бутылку вина.
— Помянешь там, в деревне, брата с теми, кто захочет помянуть, — сказала, и он с благодарностью взглянул на жену: всегда знает, что к чему, всегда умеет все предусмотреть.
Когда машина подъехала к дому, жена вышла проводить его — такой у них был обычай, сказала:
— Я дала в село Точечки телеграмму, прямо в сельсовет.
И он еще раз подумал о том, как она и в самом деле умеет все хорошо, точно организовать.
— Ты у меня золото, — сказал он жене, прощаясь, и она, не привычная к ласковым словам, вдруг вспыхнула, вся залилась румянцем.
Самолет приземлился вовремя, в восемь двадцать утра. Козырев в городе сразу направился к стоянке такси: в письме было подробно рассказано, как ехать: Точечки от Винницы находятся не так уж далеко, на такси туда добраться ничего не стоит.
Так и было написано: «Ничего не стоит».
«Положим, — мысленно опроверг Козырев, — что-нибудь да будет стоить, хотя бы пятерка…»
Он уже стал было в очередь на такси, как увидел неподалеку двух мальчиков.
В руках они держали большой лист бумаги, на нем крупными буквами написано: «Товарищ Василий Козырев! Мы ожидаем вас!»
— Вот оно что, — сказал Козырев, подходя к мальчикам. — Вам нужен Козырев? Я и есть он самый…
Высокий мальчик мгновенно обернулся, сказал:
— Здравствуйте, товарищ Козырев.
Аккуратно свернул плакат.
— Митя, стало быть, вот он самый и есть, товарищ Козырев.
— И сам вижу, — неожиданным басом отозвался маленький, — у самого глаза имеются.
И протянул руку Козыреву.
— Мы вас приветствуем на нашей земле…
«Вот этот, должно быть, самый главный общественник, понаторевший на выступлениях», — подумал Козырев, улыбнувшись и пожимая руки Мити и высокого мальчика.
— Спасибо, ребята…
— У нас для вас машина имеется, — сказал высокий. — Идемте за нами.
В стороне стояла бежевая «Волга».
— Сам председатель сельсовета прислал, — сказал высокий.
— Не сам, — авторитетно перебил его Митя. — Ты, Колюн, говоришь, а не знаешь, эту машину…
— Пусть так, — миролюбиво согласился Колюн, у него, видать, был хороший характер. — Только я сам слышал, как из сельсовета звонили куда-то, просили машину для товарища Козырева.
Чернобровый молодой шофер в украинской вышитой по вороту рубашке вышел из машины и открыл перед Козыревым дверцу.
— Прошу, садитесь…
— Какие вы все здесь приветливые, — заметил Козырев, усаживаясь рядом с шофером.
— Что есть, то есть, — охотно подтвердил Колюн. — У нас обычай такой.
Митя ничего не сказал, только многозначительно усмехнулся, дескать, что у меня в голове, вам никому не ведомо…
Стоял жаркий, почти безветренный день, лето как бы решило взять реванш за дождливые в июне и в июле дни, которых было намного больше, чем солнечных, жара все продолжала набирать силу, и можно было ожидать, что сентябрь тоже удастся по-летнему знойным.
Мчались навстречу уже по-осеннему голые поля, над полями тоже по-осеннему кружились вороны.
Ненадолго Козырев вдруг позабыл, почему он приехал сюда.
Так хорошо было бездумно подставлять лицо ветру, закрыть глаза, ощущая особенно отрадную в жаркий день прохладу от быстрой езды.
Село Точечки находилось и вправду поблизости.
Не прошло и двадцати минут, как машина въехала на неширокую сельскую улицу и, пугая кур, развернулась и приблизилась к просторному многооконному дому, окруженному садом.
Возле калитки, окрашенной в зеленый цвет, стоял светловолосый человек, стройный, хотя и невысокого роста, в гимнастерке, ладно сидевшей на нешироких его плечах.
— Наш директор школы, — сказал Митя, — Авенир Степаныч Гурылев.
Авенир Степаныч подошел к Козыреву.
— Здравствуйте, — произнес негромко, отчетливо, — с приездом…
Вблизи он не казался молодым, лицо его было изрезано морщинами, кожа была бледной, поблекшей, а светлые волосы оказались вовсе не светлыми, а просто-напросто седыми.
На гимнастерке виднелся орден Красной Звезды и медаль «За боевую доблесть».
— Идемте, — сказал директор, пожав руку Козыреву. — Прошу за мной, я пойду впереди…
Пройдя несколько шагов, Козырев обернулся. Митя и Колюн стояли около машины, там, где он их оставил, оба одинаково сосредоточенно смотрели ему вслед.
Он кивнул им, повернулся, вошел вслед за директором в дом.
* * *
Летом сорок второго года на лес, неподалеку от села Точечки, упал советский самолет.
Село было под немцами, летчик, должно быть, знал о том, а может, и нет, во всяком случае, наверное, ему хотелось добраться до своих, но увы — так и не сумел добраться.
При падении самолет глубоко врезался в землю, образовав огромную воронку.
С той поры минуло тридцать семь лет.
В конце июля отправились школьники из села Точечки в лес по ягоды, за лесной малиной. Взяли с собой кружки, бидоны, кто-то даже захватил эмалированное ведро.
Пошли рано утром, еще
