с одним крылом не летают.
Голдсмит, словно прочтя его мысли, шагнул ближе. Взгляд голубых глаз за очками-половинками не таил в себе тепла. Ни намека на сочувствие или сожаление.
– Я совершал ошибки, не стану отрицать. Сегодня я исправил одну из них.
– Что это значит? – Внутренности сжало в спазме, перед глазами заплясали черные пятна.
– Я столько лет отдал изучению фейрита и функционированию свойств… Половину жизни. – Впервые Игнасу показалось, что голос профессора дрогнул. – Одни эксперименты закончились успехом, другие – неудачей. Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не считал тебя неудачей, Джим. На основе твоей ДНК были созданы Сирены, и это стало огромным прорывом для корпорации. Для меня – в первую очередь.
Голдсмит снял очки и потер глаза усталым жестом.
– Иномирный образец, найденный в Пустоши спустя годы после взрыва, позволил понять: мои решения – временны. Конец предопределен, ведь так?
– Спрашиваешь меня?
Игнас отвернулся, не желая больше смотреть на «отца». Его откровения ничего не значили.
– Ты вступал в контакт с Соцветием: так я назвал организм, продуцирующий фейрит. Наблюдение принесло свои плоды, но я не решался…
– Потому что трус.
Голдсмит кивнул, возвращая очки на место.
– Каждый имеет право на мнение и на свободу. Ты сделал выбор в ту ночь, двенадцатого февраля тридцать восьмого года. Сегодня я принимаю твое решение. Не пугайся, слабость пройдет, как только тело адаптируется к новому статусу.
– Что ты… – Мышцы снова напряглись под эластичными жгутами, вены вздулись синими росчерками на бледной коже. – Что ты сделал? – выдохнул Игнас.
– Ты свободен, Джим. Свободен от свойства.
«Доступ запрещен».
Ну конечно, глупо было надеяться, что все кончится так же удачно, как началось. Бедняга Рубен, скорее всего, был лаборантом – знал, куда соваться не следует.
Запертые в лифте, они молчали. Алая лампа тревоги мигала на потолке. Ощущение было знакомым: нужно действовать быстро. Липа глубоко вдохнула. Нащупала в кармане бутылек со слизью. Поймала вопросительный взгляд Джека и шепнула:
– Попробую нас вытащить.
Если у Игнаса получалось, то и она сможет. Девятки больше не было: из карт, подаренных Койотом, осталась только дама. С этим она разберется позже.
Липкая субстанция обожгла кожу: холод и покалывание, как от «звездочки». Снять верхний слой реальности – что может быть проще? Липа шагнула сквозь. Провела рукой и потянула, представив, как открывает створку двери.
Реальность схлопнулась. Прослойка. Два шага. Обратно.
Она стояла в коридоре, освещенном холодными лампами. Над плечом парил Акто. Липа перестала замечать, когда кроха анимон следовал за ней, а когда терялся, словно отлучаясь по неотложным делам. Но кое-что бросалось в глаза: он почти перестал отличаться от сородичей. Только цвет был мягче: не изумруд, а скорее аквамарин.
– Ты изменился, приятель.
Он вспыхнул и крутнулся вокруг своей оси.
– Я не говорю, что это плохо. Мы все становимся… – Липа не договорила.
– Не двигайся! – Красивый женский голос не сулил ничего хорошего.
Липа обернулась.
– Я сказала: не двигайся, – процедила брюнетка, бесшумно появившаяся со стороны лестницы. В руках она держала пистолет с тонким стволом. Наверняка заряжен не пулями, а «перышками» наподобие тех, что были у Лагарда.
– Я ищу Джима, – просто сказала Липа и медленно подняла руки. – Можешь отвести меня к нему?
Преодолев секундное смятение, девушка хмыкнула:
– А мне нравится твоя прямота. Не думала, что за Девятым придет подружка. Он сейчас немного занят.
– Что это значит?
– Переживает потерю свойства. И руки. – Она поморщилась.
– Но как? Разве это возможно?
– Отец нашел способ, как обернуть процесс. – Брюнетка пожала плечами. – То, что мне нравится твоя смелость, не значит, что мы тут делимся секретами «между нами, девочками». Шагай. – Она указала на конец коридора. – Передам тебя охране, пусть делают свою работу.
Липа подчинилась и шагнула.
Без свойства Игнас был смертен, уязвим, а значит, не сумеет восстановиться, если ему причинят вред.
– Прости.
Она резко сбилась с шага и, сорвав пласт реальности, потянула девушку за собой – в Прослойку. Соперница была сильной, но на стороне Липы играло время – в кои-то веки. Вдох и выдох. Туда и обратно.
Боль от хватки резануло предплечье. Чужой крик – и тишина.
Все закончилось быстро.
– …Мы все становимся другими, – договорила Липа, не глядя на Акто.
К добру или нет. Она не знала, что именно изменилось, но внезапно поняла: ни одна сила во Вселенной не сможет ее остановить. Ни двери лифта, ни то, что стояло между ней и Игнасом.
– У нас гости. – Голдсмит перелистнул голограмму, выведенную с камер наблюдения.
Сквозь кокон безразличия проступила единственная эмоция – смесь надежды и тревоги. Словно искра, вспыхнувшая на пепелище.
– Как думаешь, твои друзья знакомы с правилами этикета?
Игнас сжал зубы. Боль прошила виски.
– Вот и я полагаю, что нет. Иначе бы не заявились без приглашения. Полагаю, мсье Лагард среди них. Он всегда был костью в горле… – Профессор цокнул языком. – Острой и откровенно лишней.
– Право, – прохрипел Игнас, подавляя новый спазм. Тело оказалось не готово. Всю жизнь он полагался на свойство, считая любые ранения и болезни пустяками, и вот судьба отыгралась за это. Как говорила Черри, только Унетланви – великий Создатель – может жить вечно.
– Что, прости?
– …На свободу. Дай им уйти.
– О нет, Джим, боюсь, ты путаешь понятия. Когда в твой дом вторгаются, ты тоже имеешь право – на защиту.
– Ты вторгся в Ее дом гораздо раньше. «Дикая глушь жестоко отомстила Куртцу».
– «Сердце тьмы»? Надо же! Сколько лет прошло, а ты по-прежнему помнишь вызубренные строки.
– Потому что в них – правда. Конец предопределен.
Веки смыкались, сознание было готово отключиться, и только воля не угасала: Игнас должен был увидеть остальных: Липу, Энди…
Безумцы. От этой мысли искра разгорелась, угли запылали ярче. Пока жив – живи, разве не так? Игнасу хотелось засмеяться сквозь боль.
Он не видел, чем занят Голдсмит, но чуял суету в движениях. Тело ныло от невозможности пошевелиться. Игнас все-таки сомкнул веки, начав считать про себя в обратном порядке: девять, восемь, семь… Что случится, когда он дойдет до одного? Кто знает. В детстве он спасался мантрой от белизны потолка. Это была его «колыбельная», особая медитация на грани сна и яви. Игнас расслабил каждую мышцу, каждый нерв. Он так давно не видел хороших снов.
«…Ибо в глубине его была пустота…»
Алые цифры на дисплее менялись: время утекало, как жидкий фейрит. Андре все больше нервничал.
– Остынь, камрад. – Джек сидел на полу лифта, привалившись к панели плечом, – Я вот в Деревце не сомневаюсь. Хоть и знаю ее всего ничего, – хмыкнул он. – Свалилась как снег на голову, глазищи огромные, твердит, мол, я – твое будущее, Джексон Хиггинс. Как тут устоять?
Лагард покачал головой. Чужие чувства его мало занимали. Чтобы выжить, им необходимо управиться до полуночи, как Золушкам на балу. После двенадцати карета превратится в тыкву, здание «Хай Джен» взлетит на воздух. Уходить, так красиво – Восьмерки с этим помогут.
Датчик пискнул на панели,
