Я не вижу тебя!»
«Ошибаешься».
Холод скрутил его, больно обжег кожу и повлек за собой.
«Здесь нет начала и нет конца. Все, на что ты смотришь, – я. Все, что ты чувствуешь, – тоже я. Черри больше нет, но я – повсюду».
Неправда. Он отказывался в это верить. Она звала его за собой. Такая же пленница, потерянная во тьме.
«Ты лжешь».
«Не измеряй меня человеческими мерками. Это вы лжете друг другу, предаете раз за разом, бросаете и разбиваете сердца. Вы погрязли в скорби. Таков ваш выбор».
«Если она где-то есть, внутри тебя, передай, что мне жаль. Что я прошу прощения и хочу все исправить».
Тишина. Гул морозной пустоты.
Когда-то Черри назвала его особенным – не таким, как остальные, – потому что тоже была альфа-фейрумной.
«Мы похожи», – повторил он про себя сказанные слова.
Громче. До боли в черепной коробке.
«Ты должна пойти со мной, Черри. Слышишь? Ты должна пойти со мной!»
Темнота скрутилась яростным водоворотом, а затем расступилась. Освободила пленника, позволив ему упасть.
Он оказался в Прослойке: здесь что-то изменилось с последнего визита, не было привычных стен-перегородок, по которым Игнас ориентировался, когда хотел попасть в новый мир. Анимоны не порхали над ним, или он вконец ослеп, перестав различать что-либо, кроме неясных сгустков – теней и силуэтов.
Раздался звук капели. Далекое шуршание. Шаги.
– Глядите, наши люди в Голливуде! Какими судьбами, Девятый? Выглядишь паршиво.
Болтун Джек. Ну конечно.
Над Игнасом склонилось небритое лицо; патлы были длиннее, чем обычно, на плечах – кожаная куртка с заклепками. Бубновый Валет при параде.
– Я тоже рад тебя видеть. – В его тоне не было ни грамма сарказма, настолько он был разбит. – Заплутал?
– Да вот… Одна историйка вышла неоконченной. Занесло не по адресу.
– Твои карты – эпизоды чужих жизней. Обрывки. Как они могут быть окончены?
С видимым усилием Игнас поднялся, прижимая к ребрам недействующую руку, и тут же пожалел, что задал вопрос.
– Ну не скажи! Каждая хорошая история укладывается в пятиактную структуру: экспозиция для затравки, цепляющая завязка, растущий вплоть до кульминации саспенс, развязка – на которой можно выдохнуть – и то, что драматурги называют «новым равновесием». Есть еще арки героев, но эта заумь вне моей компетенции. Видать, в этот раз не хватило равновесия.
– Или умения вовремя замолкнуть.
– Да брось, в диалогах кроется вся суть! Вся наша жизнь – диалоги. Вот если бы мы десять минут обсуждали последний сингл Тейлор Свифт или вкусовые качества жвачки Bubble Yum – это был бы чистый Тарантино, а так…
– Заткнись прямо сейчас и слушай внимательно.
– С какой стати?
– Это касается Липы.
Джек переменился в лице.
– Выкладывай, куда втянул Деревце.
– Она в моем мире, А9-3. Ты видел схему.
Тот кивнул, мигом теряя налет шутовства.
– С ней мой друг Энди. Он позаботится о ней, но будет лучше, если ты перенесешь обоих в Дом. Безопаснее для нее.
– А ты?
– Мне нужно решить одно последнее дело в «Хай Джен».
– У-у, злая корпорация, проблема отцов и детей. – Джек хмыкнул, поправляя сумку за спиной. На этот раз она была почти пуста. – Держи, Девятый. Да пребудет с тобой Слизь.
Он вложил флакон в здоровую руку Игнаса и отсалютовал на прощание. Вспыхнула карта – и Джек исчез.
Игнас вздохнул. Осталось решить проблему.
Холодная белизна потолка сменяется ярким дисплеем. В первой половине дня обучающие ролики и тесты для проверки знаний; после ланча – час свободного времени перед тренировками. Эти шестьдесят минут принадлежат только ему. Джим листает книги и электронные журналы: его интересует история двадцатого века. Изредка набрасывает комиксы – стилусом на гладкой поверхности планшета. В его воображаемой вселенной супергерой Девятый наделен несколькими свойствами. Не как Супермен, это слишком скучно. Вторично. Джим мечтает быть особенным. Хочет услышать слова одобрения вместо половинчатой улыбки или сдержанного кивка.
– Ты отлично поработал над разделом термодинамики. И с тригонометрией все в порядке. Как насчет «Сердца тьмы»?
Джим послушно цитирует отрывок из произведения Джозефа Конрада о европейце, что путешествует по Центральной Африке, сталкиваясь с чуждыми для него порядками: «Дикая глушь жестоко отомстила Куртцу за фанатическое вторжение. Думаю, она шепотом рассказала ему о нем самом то, чего он не знал, и этот шепот зачаровал его и гулким эхом отдавался в нем, ибо в глубине его была пустота…»
– Превосходно! На сегодня всё.
Девятый молчит. В похвале отца ему слышится та же пустота. Когда он уходит, оставляя у кровати стопку книг, пустота остается, поселяясь в боксе с цифрой «9», – неприхотливая соседка, о которой редко кто вспоминает.
Джим рисует комиксы и читает статьи об экспериментах Третьего рейха. По ночам ему снится река из «Сердца тьмы», вдоль берега которой он бредет, слушая чарующий шепот.
– Ты очнулся.
Нет, он заплутал в собственных кошмарах. Каждый сон – отдельный мир, и в каждом из них он – Джим, Игнас, Девятый – искал то, чего не мог обрести. Словно Небесный Змей из легенды, рассказанной Липой.
Разве это справедливо? Она теряла мать, которую любила. Он обрел отца, которого ненавидел.
– Не торопись, тебе нужно многое усвоить. Но и не делай вид, будто меня здесь нет. – Голос профессора стал отчетливее, пробился сквозь мутную пелену и проник в голову. У него была особая манера говорить: с расстановкой и четкими акцентами, будто в любой момент жизни он вел непрекращающуюся лекцию или выступал на научной конференции. Уверенно, с хорошо поставленной дикцией, не допуская сокращений или оговорок. Академическая речь, ровная и бездушная.
Не открывая глаз, Игнас напряг мышцы, пытаясь понять, не накачали ли его снова препаратами. Ощутил пустоту на месте бионической руки. Вот, значит, как.
– Вынужденные меры. Майя в порядке, но мне бы не хотелось повторения фокуса. Электрический ожог не самая приятная вещь.
Ресницы дрогнули и снова сомкнулись.
– Тебя хоть раз, когда-нибудь, интересовало, чего хотелось мне?
Риторический вопрос обреченного. Игнас осознал, что находится в комнате с флуоресцентными лампами, надежно зафиксированный в капсуле жизнеобеспечения. Судя по всему, кроме Голдсмита здесь никого не было.
– Не делай из меня монстра, F12-09.
– У меня… Есть… Имя, – процедил он, чувствуя, как слабость расходится по телу. Он не ощущал боли, но помимо отсутствия руки было что-то еще.
– Джим. Все верно.
– Ты и есть монстр. Не Она. – Он указал взглядом в сторону дверной панели, за которой находилась Скорбь. – А ты.
Усталость и опустошенность. Все эти годы им двигало желание: исследовать другие миры, а затем и Дом, понять, по каким законам устроен мультиверс, поделиться знанием с Энди и найти решение, спасти Черри. Теперь же бессилие захлестнуло с головой. Ему долго удавалось прятаться от самого себя: не замечать зависимости, раз за разом нуждаясь в эмоциональной «чистке». Он улыбался Липе и твердил, что сможет помочь, но даже себя был не в состоянии вытащить – он заперт в капсуле, словно жук за стеклом, приколотый булавкой. Жуки
