а они тают в небе, словно звёзды на рассвете.
И пока мы смотрим на Венди, волосы её белеют, а сама она всё уменьшается, ибо всё это случилось очень давно. Теперь уже и Джейн взрослая, как все, и у неё растёт дочка по имени Маргарет; и каждую весну, кроме тех, когда он забывает, Питер прилетает за Маргарет и берёт её с собой на Нигдешний остров, где она рассказывает ему сказки про него же самого, а он слушает и восхищается. Когда же Маргарет вырастет, у неё тоже будет дочка, и она тоже будет улетать к Питеру Пэну, и так будет продолжаться, пока дети веселы, бесхитростны и бессердечны.
Чарльз Кингсли
Дети воды
Глава первая
Жил-был маленький трубочист, и звали его Том. Имя коротенькое, и ты его наверняка уже слышал, так что легко запомнишь. Жил он в большом городе на севере страны, где было полным-полно труб, которые приходилось чистить. Том зарабатывал много денег, но тратил их его хозяин. Том не умел ни читать, ни писать. И он никогда не умывался, потому что там, где он жил, не было воды. И никто не учил его молиться, он даже не слыхал о Боге, хотя ему часто приходилось слышать такую божбу, такие ругательства, которых детям лучше не знать. Полдня он смеялся, а полдня плакал. Он плакал, когда карабкался по тёмным дымоходам, обдирая в кровь локти и коленки; и ещё он плакал, когда зола и сажа попадали ему в глаза, и когда хозяин колотил его, и когда он оставался голодным. А смеялся он по вечерам, играя в «вышибалочку» с другими мальчишками, или в чехарду, или швыряя камнями в проезжавших лошадей, эту забаву он любил больше других – если, конечно, рядом была стенка, за которой можно было спрятаться. Что до чистки труб, и постоянного голода, и порки, то он считал, что так уж устроен мир, где есть и дождь, и снег, и гром; он вёл себя по-мужски, переносил все невзгоды стоически, как старый ослик, попавший в бурю. А потом мальчик «встряхивал ушами» и был снова весел. Ещё он мечтал о том времени, когда вырастет и станет сам себе хозяином, и будет сидеть в трактире да пить пиво и курить трубку, и играть в карты на деньги, и носить длинные брюки, а ещё у него будет собака, и, когда у неё родятся щенки, он будет носить их в кармане куртки, ведь он станет взрослым, а им всё можно! И у него тоже будут ученики, два или три, если он сможет себе это позволить. И он будет так же запугивать их и раздавать оплеухи, как и его хозяин. А вечерами они будут тащить к дому мешки с сажей, а он будет ехать на своём ослике, с трубкой в зубах и цветком в петлице, прямо как король во главе своего войска. Да, наступят ещё хорошие времена! Так что в те дни, когда хозяин разрешал Тому допить осадок со дна пивной кружки, Том бывал самым весёлым парнишкой во всём городе.
Однажды во двор дома, где жил Том, въехал мальчик-грум. Том как раз спрятался за стенкой, чтобы кинуть под ноги коня камень, так было принято у них в округе приветствовать чужаков. Но мальчик заметил его и крикнул:
– Эй, не знаешь ли ты, где живёт мистер Граймс[3], трубочист?
Мистер Граймс – да это же хозяин Тома! Ну а Том всегда соблюдал выгоду своего хозяина и вежливо обращался с заказчиками, поэтому он незаметно избавился от камня и подошёл к мальчику.
Мистера Граймса просили завтра явиться в усадьбу сэра Джона Хартховера. Дело в том, что прежнего трубочиста засадили в тюрьму, а трубы пора было чистить. Передав поручение, мальчик тотчас уехал на своём прекрасном коне, и Том даже не успел спросить, за что же посадили прежнего трубочиста. Том сам уже успел побывать в тюрьме, и, конечно, ему было интересно узнать, за что сажают взрослых трубочистов. Кроме того, грум был таким чистеньким, у него были такие серые бриджи, серые гетры, серая куртка и снежно-белый галстук с булавкой и чистое румяное лицо, что Том с неприязнью оглядел самого себя – и решил, что мальчишка просто надутый индюк, важничавший из-за своей шикарной одежды, и что тот совсем не знает, как зарабатывать себе на жизнь. Поэтому Том кинулся было за своим камнем, но вовремя остановился: дело есть дело, а потому нужно соблюдать неписаное перемирие.
Хозяин так обрадовался, услышав о своём новом заказчике, что перво-наперво хорошенько поколотил Тома, а потом отправился в трактир и выпил пива зараз больше, чем, бывало, выпивал за два вечера. Нужно же было это для того, чтобы проснуться наутро вовремя, ведь чем больше болит голова, тем приятнее встать спозаранку и выйти на свежий воздух. Встав в четыре утра, он прежде всего снова отколотил Тома, чтобы научить его быть приличным мальчиком (совсем так, как колотят детей в наших школах), ведь сегодня они отправлялись в очень приличный дом, и стоило постараться, чтобы произвести наилучшее впечатление на заказчика.
И вот они отправились в путь, впереди мистер Граймс на ослике, а за ним Том вместе со всеми щётками. Прочь со двора, вверх по улице, мимо закрытых ставен и усталых, зевающих полицейских.
Вот они миновали шахтёрский посёлок, весь тихий и сонный; вот уже прошли дорожную заставу и вышли на просёлочную дорогу и двинулись вдоль куч шлака, а вокруг было тихо-тихо, лишь подъёмный механизм в шахте на соседнем поле хрипел и стонал. Но вскоре дорога побелела и кучи, насыпанные вдоль неё, тоже. Шлак сменили трава и цветы, покрытые росой, а в небе раздалась песнь жаворонка, разливающего свои вечные трели во славу солнца.
Вокруг было тихо. Старушка Земля всё ещё спала, и спящей она смотрелась ещё лучше, чем бодрствующей, – как и многие люди. Спали огромные вязы в зелёно-золотых лугах, спали коровы под ними; дремали облака, спустившиеся прямо на землю и на ветви вязов; всё ожидало солнца с его вечным «Подъём!», чтобы встать и заняться каждодневными делами.
А они всё шли и шли, и Том без устали
