Рука об руку Мэри Сароджини и Уилл прокладывали путь в толпе.
Пожилая женщина поздоровалась с Мэри Сароджини, а потом спросила у ее спутника:
— Это вы попали к нам из внешнего мира?
— Да, из совершенно запредельного мира, — уверил ее Уилл.
Женщина пристально взглянула на него, а затем улыбнулась и потрепала по щеке.
— Мы все беспокоимся о вас, — сказала она.
Они двинулись дальше и наконец подошли к толпе, собравшейся у ступеней храма, чтобы послушать молодого человека, который играл на похожем на лютню инструменте и пел по-паланезийски. Быстрая декламация перемежалась с длинным, напоминающим птичий свист напевом единственной гласной, затем следовал веселый, резкий звук инструмента, и наконец все заканчивалось выкриком. Слушатели разражались громким хохотом. Еще несколько тактов, один-два речитатива, и исполнитель выдал свой последний аккорд. Из толпы раздались аплодисменты, вновь зазвучал смех, сопровождаемый нестройными восклицаниями.
— О чем эта песня? — спросил Уилл.
— О юношах и девушках, которые вместе спят, — ответила Мэри Сароджини.
— А-а, понятно...
Уилл почувствовал замешательство, но, взглянув в безмятежное личико девочки, понял, что его смущение напрасно. По-видимому, и это было здесь в порядке вещей — все равно как ходить в школу, питаться три раза в день или умирать.
— Они засмеялись, когда он сказал, что Будущему Будде не придется покидать свой дом и сидеть под деревом, чтобы получить просветление. Он сможет достичь его, оставаясь в постели вместе со своей принцессой.
— По-твоему, это хорошая мысль?
Девочка утвердительно кивнула.
— Ведь это значит, что принцесса тоже станет просветленной.
— Ты права, — сказал Уилл. — Я, как мужчина, и не подумал об интересах принцессы.
Лютнист взял несколько непривычных веселых аккордов, затем последовала зыбь быстрых арпеджио, и он вновь запел, на этот раз по-английски:
Не верь ни шлюхе, ни анахорету;Фрейд, Павел — всяк о сексе говорит;Но губы кто в любви соединит,Узнает путь к Единому и Свету.
Дверь храма распахнулась. Аромат воскурений смешался с запахами лука и жареной рыбы. Пожилая женщина осторожно спустилась по ступеням на площадь.
— Кто такие были Фрейд и Павел? — спросила Мэри Сароджини, когда они продолжили свой путь.
Уилл вкратце рассказал о первородном грехе и искупительном промысле. Девочка выслушала его с напряженным вниманием.
— Неудивительно, — заметила девочка, — что песенка призывает не верить им.
— А теперь, — сказал Уилл, — я объясню тебе, кто был Фрейд и что такое Эдипов комплекс
— Эдипов? — повторила Мэри Сароджини. — «Эдип» — это кукольное представление. Я смотрела его неделю назад, а сегодня его дают снова. Хотите посмотреть? Это очень славно.
— Славно? — удивился Уилл. — При том, что престарелая дама, оказавшаяся матерью героя, вешается? А Эдип ослепляет себя?
— Он этого не делает.
— Но там, у нас, все происходит именно так.
— А здесь нет. Он только собирается выколоть себе глаза, а она собирается повеситься. Но их отговаривают.
— Кто?
— Юноша и девушка с Палы.
— Как они появляются в действии?
— Не знаю. Но они там участвуют. Ведь пьеса называется «Эдип на Пале». Так почему бы им и не появиться?
— И они убеждают Иокасту не вешаться, а Эдипа — не ослеплять себя?
— Да, в самый последний момент. Она уже надевает петлю себе на шею, а он достает две огромные булавки. Но юноша и девушка с Палы говорят им, что не стоит делать глупостей. Ведь все произошло случайно. Эдип не знал, что старик — его отец. К тому же старый король первым затеял драку — ударил Эдипа по голове, и тот потерял самообладание. Это потому, что его никогда не учили танцевать «Танец ракшасы». А когда Эдипа сделали королем, ему пришлось жениться на старой королеве. Да, она была его матерью, но ведь ни один из них этого не знал. Все, что им следовало сделать, когда они это узнали, — это разойтись, только и всего. А то, что из-за их брака народу пришлось умирать от вируса, выдумали старые глупые люди по причине своего невежества.
— Доктор Фрейд полагал, что все маленькие мальчики жаждут жениться на своих матерях и убивать своих отцов. А девочки — девочки, наоборот, желают выходить замуж за своих отцов.
— За которых именно? — спросила Мэри Сароджини. — У нас их довольно много.
— В ваших Клубах Взаимного Усыновления?
— Да: в нашем, например, двадцать две семьи.
— Прилично!
— Но бедняга Эдип не входил в КВУ. И потом, ему вдолбили, что Бог очень сердится, если люди совершают ошибки.
Протиснувшись сквозь толпу, они оказались у входа в маленький, обтянутый веревками открытый зал, где около полусотни зрителей уже заняли свои места. На противоположном конце отгороженного пространства ярко расписанный просцениум кукольного театра сверкал в алых и золотых лучах мощных огней рампы. Вытащив пригоршню мелких монет, которыми снабдил его доктор Роберт, Уилл приобрел два билета. Они вошли и сели на скамью.
Ударили в гонг; занавес над маленьким просцениумом неслышно поднялся. Зрители увидели фасад дворца в Фивах: белые колонны на бледно-зеленом фоне; а на облаке над фронтоном сидело божество с пышными бакенбардами. Священник, похожий на бога, только ростом поменьше и разодетый, вышел из-за правой кулисы, поклонился публике и пискляво выкрикнул: «Эдип!» Голос его до смешного не вязался с внушительной бородой пророка. Затрубили трубы, дверь распахнулась, и появился король — в короне, на котурнах, подобно герою. Священник почтительно поклонился; марионетка-король жестом повелел ему говорить.
— Склони ухо к нашим бедам, — пропищал жрец. Король склонил голову и прислушался,
— Слышу стоны умирающих, — сказал он, — слышу рыдания вдов, плач матерей, отчаянные молитвы и вопли о помощи.
— Молитвы и вопли! — отозвалось божество на облаке и похлопало себя по груди. — Аи да я!
— У них у всех вирусная инфекция, — шепотом пояснила Мэри Сароджини. — Что-то вроде гонконгского гриппа, но гораздо хуже.
— Мы читаем литании, — недовольно пропищал жрец, — приносим обильные жертвы, мы принудили население к воздержанию и самобичеванию каждый понедельник, среду и пятницу. Но поток смертей ширится и ширится. Помоги же нам, царь Эдип, помоги!
— Только бог способен помочь.
— Правильно, правильно! — воскликнуло председательствующее божество.
— Но как?
— Только бог откроет.
— Верно, — прогудел бог своим basso profondo38, — совершенно верно.
— Креон, брат моей жены, отправился вопросить оракула. Когда он возвратится, мы услышим совет неба.
— Повеление неба! — внес исправление basso profondo.
— Неужто люди были так глупы? — спросила Мэри Сароджини под новый взрыв хохота.
— Да, так оно и было, — подтвердил Уилл.
За сценой включили запись «Похоронного марша» из «Саула». Слева вышла процессия плакальщиц, одетых в черное и несущих накрытые простынями гробы. Одна кукла за другой исчезали в правой кулисе, тут же появляясь из левой: поток их казался бесконечным, количество жертв — неисчислимым.
— Покойник, — сказал Эдип, глядя на проходящих. — А вон еще покойник. Еще один, и еще один.
— Я их проучу! — вмешался basso profondo. — Они у меня запоют!
Эдип продолжал свою речь:
Солдат в гробу, и умерла блудница;Младенец мертвый не осушит грудь;Юнец, объятый ужасом, не смотритВ раздувшееся черное лицоТой, что когда-то при луне, на ложе,Ему дарила ласки. Все мертвы,Оплаканный и плачущий, и нынеБредут они по проклятому саду.Где яма вырыта средь кипарисов,Чтоб поглотить их тлеющие трупы.
Пока он говорил, две новые куклы, юноша и девушка, одетые в яркие паланезийские наряды, вышли рука об руку из правой кулисы и приблизились к процессии плакальщиц,
— А вот мы, — сказал юноша, как только Эдип замолчал:
Привыкли жить в саду, где много роз;И там обряд свершается нелепый:Чрез соприкосновенья и томленьяВ душе он открывает Бесконечность.
— Как посмели вы забыть про Меня! — прогремел с небес basso profondo. — Разве я не Всецело Иное?
Процессия плакальщиц все еще плелась по сцене. Но похоронный марш оборвался на половине такта. Вместо него зазвучала одна глубокая нота — туба и контрабас, — которая длилась неопределенно долго. Юноша поднял руку.
— Слушайте! Печальный, вечный напев.
В унисон невидимым инструментам плакальщицы запели:
— Смерть, смерть, смерть...
— Но жизнь не ограничивается одной нотой, — сказал юноша.
— Жизнь, — подхватила девушка, — умеет петь и высоким, и низким голосом.
— И ваш унылый траурный стон взывает к более разнообразной музыке.
— К разнообразной музыке, — повторила девушка. Их голоса — тенор и сопрано — переплелись с басовой нотой, образовав причудливый рисунок мелодии.
