наушников и переносных пультов управления. Поглядывая на Шарика, он на секунду задумался и спросил Юрия: 
– Как ты думаешь, по какой программе следует обучать Шарика?
 Миро говорил так, словно Юрий всю свою жизнь жил с голубыми людьми и всё знал на их розовом свете.
 – Миро, ты не ошибся? – тревожно спросил Юрий, уже догадываясь, что кое-что из того странного, что происходит с собакой, он начинает понимать. – Ты уверен, что Шарика нужно обучать?
 – Нет, конечно не ошибся. Ведь когда мы подсоединили вам обоим обучающие аппараты, он не брыкался и во сне прослушал, а значит, и запомнил всю программу первоначального обучения языка.
 – Это выходит… выходит, что Шарик знает ваш язык? Язык голубых людей? – Глаза у Юрия были широко открыты, а руки он прижал к груди.
 – Что с тобой? – немного растерялся Миро. – Почему ты так удивляешься?
 – Понимаешь, ведь Шарик собака…
 – Ну и что?
 – Ну… ну, как бы это объяснить…
 – Подожди. Давай прежде всего выясним, что такое собака. Рассказывай.
 – Ну-у, собака… собака – это… Это друг человека. Животное такое. Говорить оно, конечно, не умеет, но кое-что понимает.
 – Но если она не умеет говорить, то как же она может быть другом? – строго спросил Миро. – Ты ничего не путаешь?
 – Да нет! Конечно же не путаю… Она действительно не умеет разговаривать. И всё-таки собака – друг человека. Друг потому, что она постоянно живёт вместе с человеком, помогает ему во всём. Например, она охраняет стада от волков. На собаках можно ездить, и… Да вообще много чего делает собака.
 – Та-ак. А что именно делала эта собака? – Миро кивнул в сторону Шарика. – В чём выражалась её дружба?
 И тут Юрка окончательно растерялся.
 В самом деле, почему Шарик считался его другом? Стада или отары он не охранял, потому что, кроме Шарика, никакой живности в семье Бойцовых не было. Ездить на Шарике никто не ездил. Охотиться никому не приходилось, да и сам Шарик вряд ли был приспособлен к охоте. Хотя по временам в нём и просыпалось нечто древнее, жестокое.
 Словом, выходило так, что Шарик хоть и считался другом, но доказывать свою дружбу не доказывал. Нельзя же было всерьёз считать заслугой Шарика его тявканье из своей конуры, когда кто-нибудь стучал в калитку. Скорее он больше мешал людям своей показной бдительностью, чем помогал им.
 Бойцов растерянно и сожалеюще посмотрел на безмятежно дрыхнущего Шарика, встретился с требовательным, ожидающим взглядом Миро и нерешительно кашлянул.
 – Ну… это… Конечно, я не скажу… Но всё-таки…
 И тут он со всей очевидностью понял, что, несмотря на то что Шарик и в самом деле был не слишком полезен и без него семье Бойцовых не грозили никакие беды и невзгоды, он всё-таки был настоящим другом. Почему так получилось – Юра ещё не знал, но, перехватывая сердитый взгляд Миро, сам слегка рассердился.
 – А что, ты разве считаешь, что друг может быть только тогда другом, когда он полезен? А если он просто… Просто такой, без которого скучно, с которым всё делается легче и быстрее, которому веришь, несмотря ни на что, который всегда и везде пойдёт за тобой даже в самую страшную переделку и не упрекнёт за это, – разве такой не может быть другом?
 Миро перестал сердиться и задумался.
 – Пожалуй, ты прав, – сказал наконец он. – Друг – это не только тот, кто полезен. Хотя, конечно, бесполезный друг тоже не находка. И всё-таки ты прав – другом может стать не всякий. Но если кто-то стал другом – его нужно беречь.
 – Точно! – воскликнул Юра. – Ведь может же быть так, что просто ещё негде было проявить свою настоящую дружбу. Событий таких не оказалось – и всё. Зачем же сомневаться в дружбе без причин?
 – Ты думаешь?
 – Конечно! Изменятся события – и «бесполезный» друг делается самым полезным, самым необходимым. Потому что он – друг.
 – Ясно! Так будем учить Шарика дальше или не будем?
 – Я даже не знаю… А как у вас на Розовой Земле?
 – Гм… У нас? У нас, понимаешь, с животными как-то не дружат. У нас дружат с морскими рыбами.
 – Как так – с морскими рыбами? – удивился Юрий.
 – Да вот так. Плавают с ними, играют, кормят иногда. А они достают со дна моря разные интересные или полезные вещи.
 – И вы их тоже учите своему языку?
 – Нет, зачем же… Мы просто обучаем их некоторым приёмам, обучаем понимать некоторые наши звуки и движения, а сами учимся понимать их.
 – Вот-вот! Точно так же и мы с собаками. Точно так же…
 – Ну раз так, значит обучать Шарика не будем.
 Юрке почему-то стало не то что жаль Шарика, которого решили оставить недоучкой, скорее, жаль было себя: ведь это было бы очень здорово – вернуться на Землю с собакой, которая имеет законченное среднее образование.
 Тут уж о цирке, конечно, и говорить нечего. В цирке такую собаку вместе с хозяином просто на руках будут носить. Но даже в обычной жизни это было бы очень и очень хорошо. Например, забыл какое-нибудь правило – Шарик, напомни. Пожалуйста! Гав-гав – и в дамках. Шарик, сбегай в клуб и узнай, какая идёт картина. Одна нога здесь, другая там! Гав-гав – и в дамках.
 Или, например…
 Да вообще возможности с образованной собакой могут открыться совершенно необыкновенные. И если обучение идёт во сне, когда и сам Шарик этого не подозревает, – так чего уж там…
 Пусть учится. Может пригодиться.
 – А может, всё-таки… Раз уж начали… Может, не помешает?
 Но хотя Миро, возможно, и думал по-иному, но перечить не стал. Он не жадничал. Хочет Шарик учиться? Пускай учится: всё равно обучением будет заниматься не сам Миро, а роботы. А тем безразлично, кого обучать – хоть человека, хоть собаку. А прикажут – и рыб начнут обучать.
 Поэтому Миро спросил только одно:
 – А ему не повредит так много знаний? Может, у него мозг не выдержит?
 – Ну… начнёт не выдерживать – перестанет обучаться.
 – А если он многого не поймёт?
 – Ну и что? Я вот тоже не всё сразу понимаю. Однако запоминаю, а потом постепенно пойму.
 – Если так… Тогда – пожалуйста.
 Так к сонному Шарику был подключён обучающий аппарат.
 После команды дежурного Зета всё улеглись в мягкие, обволакивающие кресла-кровати, и космический корабль едва заметно дрогнул. В его недрах раздался ровный, всё время усиливающийся гул. Юрия всё сильнее и сильнее вдавливало в кресло, и тело становилось тяжёлым и неповоротливым. Трудно было пошевелить рукой, ногой; чтобы повернуть голову, и то требовалось немало