мигали, но действовали всё-таки более организованно, чем теперь, – сплошной полосой, на определённой, примерно в рост космонавтов, высоте. И тогда, на Земле, космонавты почти не обращали на них внимания. А теперь Зет всё время поглядывал на них, и, когда в каком-нибудь месте собиралось слишком много одноцветных – зелёных, красных или синих – огоньков, Зет немедленно переключал какой-то тумблер, и огоньки поначалу нехотя, а потом всё быстрее разбегались в разные стороны.
Ну а вдруг Зет переключит не тот тумблер? Вдруг он сделает какую-нибудь, ну пусть самую маленькую ошибку? Что тогда? Ведь это космос. И если их так прижимает к стенкам кресел-кроватей, значит скорость о-го-го-го какая!
Ведь для того чтобы летать с одной обетованной планеты на другую, говорят, нужны околосветовые скорости. Значит, не исключена возможность, что корабль летит сейчас со скоростью сто, а то и двести тысяч километров в одну-единственную секунду.
Юрка на мгновение представил себе, с какой скоростью летит корабль, и от страха даже зажмурился. Раз – и шесть раз вокруг Земли! А вы представляете, если на такой скорости произойдёт хоть малейшая ошибка? Зет нажмёт не на ту кнопку, переключит не тот тумблер! Тут тормоза не включишь. Такое может произойти, что просто даже думать не хочется.
Юрий перестал жмуриться и не то что с недоверием или сомнением, а скорее с надеждой подумал: «Ну не может быть, чтобы с такой скоростью. Ведь когда, например, мчишься на машине, так и то по сторонам всё мелькает. А тут… Тут в тысячу раз быстрее, и всё на месте».
На экране действительно ничего особенного не происходило – всё тот же отсвечивающий фиолетовым и синим мрак, всё те же огромные звёзды, ясные и чистые. И ломкие лучики света. И всё – на месте. Ничто не проплывает, не пролетает и не дёргается. Даже не верится, что корабль куда-то летит. Всё очень спокойно и совсем не страшно.
И Юрий тоже постепенно успокоился. В конце концов, нужно как следует разузнать, а потом уж принимать решение – бояться или не бояться. Ведь может оказаться и так, что где-то на корабле есть и взрослые люди, а Юрий и Шарик попали только в детскую часть корабля, где ребята играют, чтобы не мешать взрослым.
А настоящие взрослые люди управляют кораблём по всем правилам космонавтики…
И хотя сам Юрий понимал, что этого, по всему видно, быть не может, он всё-таки старался думать именно так – всегда приятно надеяться, что за тебя кто-то ответит и кто-то сделает.
Разговор с Тэном
Тэн открыл глаза и, повернувшись к Юрию, засмеялся:
– У тебя такой вид, словно ты делаешь научное открытие.
– Конечно, – почему-то рассердился Юра, – думаешь, думаешь, а… Да что там говорить! – махнул он рукой.
– Давай думать вместе, – коротко и, как всегда, мягко предложил Тэн.
– Разве можно думать вдвоём?
– Вообще-то, можно, хотя для этого следует надеть шлемы и подключить приборы. Но в данном случае я это сказал в том смысле, что, может быть, я тебе помогу.
На этот раз Юра не стал хитрить. Время шло очень быстро и не давало возможности раздумывать слишком долго. Поэтому он спросил напрямик:
– Сколько тебе… Сколько ты прожил, Тэн?
– Двенадцать зим. И ещё несколько месяцев и дней.
– А у вас год какой? Сколько в нём дней?
– А почти такой же, как и у вас. – И, предупреждая следующий вопрос, Тэн пояснил: – Учти, Юра, на нашей Земле почти такие же условия жизни, как и у вас. И сутки почти такие же, только у нас принята десятичная система. Например, в минуте сто секунд, в часе сто минут. В сутках десять часов, а в неделе десять суток. Ну и так далее…
– Так, выходит…
– Нет, ещё ничего не выходит. Просто наши секунды чуточку другие, чем ваши. А абсолютное время и у вас и у нас одинаково. Почти одинакова абсолютная продолжительность суток. А раз так, то, значит, и год тоже почти одинаков с вашим.
– Всё ясно… Но тогда скажи, как же так получается: людям всего двенадцать лет, а их посылают в космическое путешествие. Разве это правильно?
– На вашей Земле, – невозмутимо ответил Тэн, – это пока ещё неправильно. На нашей уже правильно.
– Что-то я тебя не понимаю.
– А что ж тут понимать? Вот возьми себя. Когда ты научился читать?
– Ну… когда мне было пять лет.
– А когда пошёл в школу?
– В семь лет.
– И что ты делал в первом классе?
Юра задумался, вспоминая то далёкое время, когда он был в первом классе, и невольно усмехнулся.
– Палочки писал… Читать учился.
– Постой, постой! Ты же научился читать за два года до поступления в школу.
– Выходит… Выходит, я просто читал.
– Я тебе скажу прямо: выходит, что в первом классе ты почти всё время бездельничал. И сам не учился, и другим мешал. И тебя называли балованным и, возможно, наказывали. Но наказывали не очень сильно, потому что всё-таки ты получал хорошие отметки. Верно?
– Верно… – растерянно согласился Юра.
Тэн говорил так уверенно и так правдиво, что Юрий на минуту усомнился – а на корабле ли он находится? Голубые ли люди перед ним? Может, это всё не так? Может, он всё ещё на Земле и кто-нибудь из ребят решил разыграть его, представившись голубыми космонавтами?
– А чего ж тебе не получать в первом классе хороших отметок, если ты два с половиной года назад уже знал то, чему тебя учили в первом классе? Ведь верно?
– Верно… Но… Но откуда ты это знаешь?
– Вот чудак! Так у нас тоже так было. А потом умные взрослые люди решили, что это неправильно. Если так учиться, так только учеников портить. Человек хоть в пять лет, хоть в пятьдесят всегда есть человек. У него есть ум. У него есть понимание окружающего. Пусть ещё не всегда полное и ясное, но оно всё равно есть. Вот у нас на Розовой Земле и решили: нужно требовать с человека с самого раннего возраста. Но и доверять ему тоже с самого малого.
– Что доверять? – нерешительно спросил Юра.
– Всё! Доверять всё, что может сделать человек. А он даже в пятилетнем возрасте может сделать многое. Очень многое. Если, конечно, его научить и если ему доверять.
Юра хотел возразить – смешно доверять пятилетнему человеку серьёзное дело. Пятилетний человек – это ещё не человек. Но тут почему-то вспомнилось, что Пушкин в пять лет писал стихи. Да ещё не на русском, а на французском языке. А Суворов уже
