и элитами в Британии. Государство предоставляло этим компаниям полномочия на использование вооружённой силы для защиты своих колониальных владений, а порой и для захвата новых территорий, хотя зачастую компании предпринимали экспансионистские военные предприятия по собственной инициативе. Наиболее известным из подобных эпизодов был захват британской Ост-Индской компанией контроля над Бенгалией в 1757 году, осуществлённый преимущественно с помощью подкупа и в незначительной степени за счёт военных действий.[374] Автономия привилегированных компаний и их доля в добыче, извлекаемой из колоний и международной торговли, то увеличивались, то снижались в зависимости от изменения их отношений с британскими элитами.[375] Ниже в разделе, посвящённом Индии, мы рассмотрим траекторию отношений государства с Ост-Индской компанией и определим, какие элиты были порождены присутствием привилегированных компаний в зависимых колониях и получали от этого выгоду.
Напротив, «переселенческие колонии», заселявшиеся эмигрантами из Британии, которые истребляли коренное население и завозили рабов из Африки, когда это было прибыльно, всё в большей степени управлялись самими переселенцами, даже несмотря на то, что они зависели от королевских вооружённых сил в части защиты от других колониальных держав и помощи в подчинении и уничтожении коренных народов.[376] Никакая отдельно взятая британская структура или элита не были в состоянии контролировать ни одну из переселенческих колоний — в результате эти территории стали всё более открыты для торговли и инвестиций со стороны английских землевладельцев и более мелких купцов-посредников.[377] Благодаря нарастанию экономической слабости и окончательному политическому поражению купцов привилегированных компаний в гражданской войне главные британские сторонники сильного контроля центра над американскими колониями были устранены.[378] В результате ключевыми лоббистами в политике по отношению к Американскому континенту оказались купцы-посредники. У них было относительно немного капитала для инвестиций в создание американских плантаций, поэтому они стали приветствовать наделение землёй переселенцев, на которых купцы затем могли зарабатывать, поставляя им необходимые ресурсы и экспортируя их сельскохозяйственную продукцию в Британию и другие территории Европы. Как будет показано в следующем разделе, белые переселенцы требовали автономии, однако ломились в открытую дверь, поскольку после 1648 года политически доминирующая группа купцов-посредников и так по необходимости приняла модель бизнеса, основанную на торговле с автономными переселенцами, а не на сборе политических рент или эксплуатации завоёванных туземцев. Любая возможность альтернативной колониальной системы в Британской Америке была уничтожена победой купцов-посредников над привилегированными компаниями в ходе гражданской войны.
Как только с окончанием гражданской войны в Англии жребий был брошен, Америка с её доступной для белых переселенцев свободной землёй стала соблазнительным местом для британских эмигрантов. Определённо существовали и другие факторы, которые выталкивали британцев за пределы своей страны (бедность, перенаселённость, нехватка мобильности), однако в Северной Америке (а затем и в Южной Африке, Австралии и Новой Зеландии) условия, привлекавшие эмигрантов в колонии, были созданы политическим устройством, возникшим после гражданской войны. В следующем разделе мы рассмотрим, каким образом переселенческие колонии добивались всё большей автономии и как она влияла на отношения элит и экономику в Британии и её империи в целом.
Переселенческие колонии От славной революции до независимости США
Несмотря на множество тесных связей между переселенцами и их семьями, единоверцами и финансовыми спонсорами в Британии (а отчасти и по причине этого), американские колонии стали полем борьбы между королевским правительством в Лондоне, назначенными и избранными чиновниками в колониях, переселенцами и различными группами интересов в Британии, которые выигрывали или теряли прибыли в зависимости от результатов этих схваток за власть в колониях.
Британская колониальная политика всё больше приобретала первоочередное значение для благосостояния и доходов растущей доли населения метрополии. До конца XVIII века британские технологии мануфактурного производства были такими же, как во Франции и Нидерландах. Преимущество Британии над её конкурентами на протяжении большей части XVIII века было не технологическим, а коммерческим, и проистекало оно из британской политической структуры. Как уже говорилось выше, парламентское законодательство — наиболее примечательным его примером выступают навигационные акты — направляло выгоды от растущего рынка империи в пользу британских элит и углубляло финансовые, политические и династические взаимосвязи между колонистами и купцами в метрополии. Эти связи способствовали интеграции экономик колоний с Британией и друг с другом, формируя круг лиц, заинтересованных в крупном и дееспособном военном флоте. Благодаря этому британским купцам и инвесторам было проще проникать в экономику тех частей Американского континента, которые были колонизированы другими европейскими державами, а после 1783 года сохранять значительное коммерческое присутствие в Соединённые Штатах.[379]
Переселенческие элиты колоний были способны использовать свои деловые и семейные связи с купцами и землевладельцами в Британии, чтобы добиваться королевской благосклонности в виде пожалований колониальных земель и должностей, а затем и оказывать давление с целью получения от монархии более существенной автономии. Монархия, а после 1689 года во всё большей степени и парламент выступали теми сферами, где колониальные чиновники и переселенцы противодействовали друг другу, поскольку губернаторы колоний притязали на полномочия самостоятельно собирать налоги, жаловать земли и привилегии, а также назначать более мелких чиновников. Переселенцы же стремились защитить свои земли и доходы от налогообложения и утвердить право на самоуправление.
В затяжной борьбе с переселенцами губернаторы колоний, а в конечном итоге и монархия потерпели поражение. Преимущество переселенцев отчасти объяснялось тем, что «колонии располагались в 3 тысячах миль от метрополии, обладали значительной логистической автономией и, следовательно, де-факто гражданскими и политическими свободами. В условиях коммуникаций XVIII века Америкой невозможно было управлять из Лондона… Чтобы проплыть туда и обратно, нужно было потратить четыре месяца — время, необходимое на целую военную кампанию или сельскохозяйственный сезон колонии».[380]
Однако ценность частых коммуникаций не следует преувеличивать. Принципиальные условия не менялись быстро, а надзор мог функционировать там и тогда, где и когда можно было наделить должностными полномочиями лояльных и дееспособных агентов. В некоторых колониях медленные пути сообщения придавали силу губернаторам, а не колонистам,[381] поскольку губернаторы могли предпринимать действия до того, как колонистам удавалось обратиться к своим союзникам в Лондоне. Независимость смогли завоевать тринадцать североамериканских колоний, хотя другим, столь же отдалённым колониям это не удалось. Как будет показано ниже, в XIX веке Канада, Австралия и Новая Зеландия добились большей автономии, а в Африке британцы действовали без санкций Лондона именно в тот момент, когда пароходы, а затем телеграф привели к огромному ускорению коммуникаций, и у Лондона появилась возможность почти мгновенно и постоянно
