и наступал. Тюменец, отыскав свою палку, заходил вдоль другой стенки.
Пятясь и финтами отпугивая противников, я достиг третьего и четвертого кубриков. Один был захламлен не меньше, чем предыдущие, другой спасительно пуст. Не размышляя, я боком прыгнул под арку…
…И оказался на полу мордой вниз. Ощущение было таким, словно меня ударила в основание черепа подвешенная на тросах бетонная балка. Сознание помутилось, но не погасло. Я хоть и заторможенно, но мог воспринимать происходящее. Только пошевелиться не мог. Лежал и ждал, когда меня начнут убивать.
На самом деле, конечно, никакой балки не было. Просто кто-то, притаившийся в темноте, дождался своего часа и нанес точный удар каким-то тяжелым предметом. Каким именно – я так никогда и не узнал. Как и не узнал, кто именно это был. Савчук, наверное.
У меня хватило сил чертыхнуться. Как легко я попался в ловушку! Теперь буду умнее… Если останусь жив.
Острокнутов за волосы задрал мою голову. Его лицо было совсем близко. Он улыбался:
– Ну что, сука драная, получил? Сейчас ты у меня за все ответишь, чмо вонючее… Знаешь, что я с тобой сделаю?
Они принялись меня бить палками и ногами.
Глава шестнадцатая. Небо в алмазах
1
Я очнулся в палате нашей санчасти.
Я лежал на кровати, до подбородка укрытый одеялом. Надо мной был белый, в трещинах, потолок, по оконному стеклу скребли ветки деревьев.
Как только я очнулся, проснулась и боль. Я застонал.
– Ну-с, молодой человек, как вы себя ощущаете?
Оказалось, в палате я не один. На свободной кровати у противоположной стены сидел начальник медслужбы капитан Смеляков. Маленький, толстый, он всегда доброжелательно улыбался и раскатывал на «запорожце» чудного розового цвета. Мы еще посмеивались, как он при такой комплекции умещается за рулем…
– Бывало и хуже.
Смеляков кивнул и поправил сползшие на кончик потного носа очки.
– Вы хоть помните, как в такую мясорубку попали?
Я неопределенно кивнул. На самом деле, я помнил многое: как Лысенко выманил меня на разговор, как я дрался против троих и попался в засаду, как меня избивали… Но чем все закончилось? Меня кто-то спас, или им надоело пинать неподвижное тело?
Я похолодел, вспомнив рассказы про «опущенных», и панически прислушался к ощущениям в своем теле.
– Док… Товарищ капитан, меня просто избили, и все? Больше ничего?..
Смеляков перестал улыбаться:
– Я, кажется, догадываюсь, молодой человек, о чем вы говорите. Я вас осмотрел самым внимательным образом, и ни малейших признаков того, что с вами делали что-то еще, не обнаружил.
– Спасибо.
– Поблагодарите лучше свой организм, он у вас на удивление крепкий. У вас небольшое сотрясение головного мозга и перелом носа без смещения. Все кости целы, внутренние органы, на первый взгляд, не пострадали. Ссадины и ушибы я в расчет не беру, через две недели от них и следа не останется. Конечно, у нас нет условий, чтобы сделать доскональное обследование, но у меня достаточный опыт, чтобы диагностировать характерные травмы. Вас чем били, помните? И вообще как вы оказались у четвертой казармы?
– Не помню.
– Врете или на самом деле не помните? В пять утра вас нашел сержант Бальчис. Он проснулся, увидел, что вас нет на месте, и отправился на поиски. Вы лежали на земле у входа в четвертую казарму. Как вас туда занесло?
Я не ответил. Смеляков помолчал, вздохнул и сказал:
– Впрочем, это не мое дело. Разбирайтесь со своим взводным и замполитом. А я лучше пульс вам померяю…
Значит, меня нашел Бальчис? Он не ночевал в нашем кубрике; видимо, опять, как я уже видел однажды, возвращался со стороны караулки и заметил меня. Куда он таскается по ночам? Сидит с биноклем на крыше и подсматривает за этой, как ее там… За генеральской дочкой Оксаной Ярыгой? А может, это он шарахнул меня из темноты по затылку? Может, и он. Хотя трудно представить, зачем ему это понадобилось.
– Ну-с, отдыхайте. – Смеляков перестал сжимать мою руку, отошел от кровати и посмотрел на меня взглядом скульптора, оценивающего получившуюся скульптуру. – Пульс нормальный, хорошей наполненности. Вечерком примете кое-какие лекарства. Если не будет меня, вами займется Оксаночка… А если начнутся какие-то ухудшения, мы сразу переправим вас в город.
– Спасибо.
Про город я уже слышал. Месяц назад я обращался к Смелякову с больным зубом. Он дал мне пригоршню таблеток и пообещал отвезти к стоматологу. Мы так до сих пор и не доехали…
Доктор ушел, я остался один. В санчасти было тихо. Сколько времени? Я приподнялся и выглянул в окно. Судя по всему, приближался обед. «А в тюрьме сейчас макароны дают…» Интересно, здесь кормят? Ладно, все равно жрать не хочется.
Я лег поудобнее и принялся думать.
Ничего толкового из этой затеи не получилось. Слишком много было вопросов, на которые я не знал, как ответить.
Я узнал Пекуша по шагам еще до того, как он появился в палате.
– Жив? – спросил взводный с порога.
Я сделал вид, что собираюсь подняться.
– Лежи, лежи! – Пекуш предостерегающе вскинул руку. Поискал, на что можно сесть, и выбрал колченогую табуретку в изголовье соседней кровати. Чтобы смотреть на него, мне приходилось неудобно выгибать шею.
– Слушай, Ордынский, тебе не кажется, что у тебя слишком беспокойная жизнь? За каким хреном ты поперся ночью к «четверке»? Привидений захотел посмотреть?
– Не помню, товарищ старший лейтенант.
– «Не помню! – передразнил Пекуш. – Сам не спишь и другим не даешь. Думаешь, мне очень хочется с командиром из-за тебя объясняться? То один номер выкинешь, то другой… Тебе что было сказано? Тренироваться! А ты, получается, мой приказ в хрен не ставишь? Хочешь опозорить меня на соревнованиях? Учти, если генерал с меня шкуру спустит, то я с тебя спущу десять шкур. Кто бы у тебя там ни родился, хоть целый взвод, в отпуск ты не поедешь. До конца службы из спортзала не вылезешь, а уволишься последним приказом. Это мое тебе последнее китайское предупреждение. Ты меня понял?
– Понял…
– Не понял, а «Так точно!», солдат! Ладно. – Пекуш вместе со стулом придвинулся ближе и заговорил неожиданно доверительным тоном: – Все думают, что ты подрался с местными, из поселка. Они заглянули к своим землякам, а тут ты… В общем, чего-то не поделили. Но я знаю правду…
Пекуш наклонился совсем близко. Взгляд у него был такой, как будто ему действительно кто-то все рассказал. Затаив дыхание, я ждал. Пекуш выдержал солидную паузу, а потом сказал таким тоном, будто сделал мне великое одолжение:
– С сегодняшнего дня Лысенко откомандирован на маяк. Пробудет там, наверное, до конца службы. И Савчук вместе с ним. Мне надоели ваши бесконечные ссоры!
Я не мог сдержать разочарованный вздох. Пекуш усмехнулся:
– Что, хотел поквитаться? Ради бога, но – на гражданке. А то вы здесь друг друга до смерти поубиваете, а кому это нужно? Тоже мне, нашли игры для настоящих мужчин! Играете, а служба страдает.
Он встал, отпихнул стул на место. Железные ножки противно продребезжали по деревянному полу.
– Все, поправляйся. Неделю можешь здесь поваляться, а потом будь добр – в спортзал. Может, к тебе сегодня еще замполит подойдет… А-а, ладно, я сам с ним поговорю!
Пекуш ушел.
Значит, Савчука и Лысенко отправили подальше от меня. Маяк – это не какое-то жаргонное обозначение, а настоящий маяк где-то на побережье Каспийского моря, закрепленный за нашей частью. Попасть на этот объект в длительную командировку считалось везением. Рассказывали о счастливчиках,
