— А каков в постели сам Ци Вей? — осведомился он. — Похоже, Вашей Светлости так понравилось место наложницы, что Ваша Светлость задержались на месяц дольше.
— Великолепен, — серьезно, как похоронных дел мастер, ответил Дайм. — Какая досада, что Вашего Высочества там не было. Уверен, Ваше Высочество бы задержались в Тан-До много дольше, чем на месяц.
— Право, я не настолько неосмотрителен, чтобы оставлять прелестную даму одну на полгода, — покачал головой Лерма. — Всегда найдется какой-нибудь смазливый баронет Кукс, готовый согреть постель принцессы. Кстати, у неё не такой уж плохой вкус. — Лерма прикрыл глаза и затянулся, словно потеряв интерес к теме.
Дайма пробрала ледяная дрожь: баронет отлично объяснял нежелание Шу отвечать.
Он не успел парировать, как невинную братскую пикировку прервало появление главы Конвента. Его Светлость Парьен изволили посетить императора в приватной обстановке и испробовать хмирские кальяны, а заодно обсудить несколько мелких, совершенно несущественных вопросов.
— Продолжим в другой раз, — расслабленно махнул император.
Отвесив положенные поклоны, придворные удалились. Лерма на прощанье подмигнул Дайму, а Дайм пожалел, что не выжал из бокала с ядом все возможное. При некотором везении вполне можно было вынудить самого Лерму выпить… Но тогда бы визит в Валанту отложился на неопределенное время: похороны, разбирательство и прочая тягомотина. Ширхаб с ним, пусть еще немного поживет. Вот только даже лучший враг, бывает, говорит правду. Слишком долго Шуалейда хранила верность любовнику, который не может быть любовником, будь проклят Парьен со своей Печатью. Закономерный финал великой любви, и остается лишь молить Светлую, чтобы Шу взяла в постель Кукса, а не Бастерхази.
К счастью, Лерма уже не видел, что его последняя отравленная стрела попала в цель, а императора и Парьена настроение Дайма не волновало — была бы цела Печать. А то, упаси Светлая, бастард еще возомнит себя человеком.
Унизительную процедуру проверки Дайм вытерпел, сжав зубы и повторяя про себя умну отрешения. Когда стало совсем невмоготу, умна сменилась на «Ци Вей» и воспоминания о Змеином Озере. Дракон и правда был великолепен, но как собеседник, друг и брат, а не любовник. И, как настоящий брат, прекрасно понимал, что в постели никто кроме Шуалейды Дайму не нужен.
— Полный порядок, — наконец вынес вердикт Парьен. — Элиас, пора отпустить мальчика и выкурить кальян.
Глава 15
Тигренок в тумане
Хилл бие Кройце, Стриж
436 г. 18 день Журавля. Роель Суардис.
Он шел сквозь густой туман, пронизанный рассветным солнцем — вперед, на вздохи флейты и журчание воды. Туман холодил кожу и щекотал ароматом кувшинок. Трава путалась в ногах, тянула вниз. Но флейта трепетала, звала — и он шел, не зная, сумеет ли в этот раз увидеть туманную деву, танцующую над ручьем в брызгах радуги.
— Ты здесь? — звенел ручей, или её смех, или падающие на камни капли.
Туман легко касался губ и манил: поймай меня, найди! Флейта вздыхала — то справа, то слева. Ручей смеялся её голосом, пел и дразнил.
— Покажись, — попросил он, пытаясь поймать тонкие руки, как просил каждый раз.
Губы, пахнущие рассветом и рекой, на миг коснулись его губ. И туман схлынул вдруг, как бывает только во сне, оставив его на берегу ручья.
Она кружилась, одетая лишь в длинные, до колен, туманные пряди. Она была дождь, и радуга, и рассвет, и страсть — дева с сиреневыми глазами и лицом изменчивым, как отражение в воде. Казалось, еще миг, и он узнает её…
— Шу-у… — плеснула вода у ног.
— Шу? — повторил он за ручьем.
В ответ облачная дева покачала головой, шагнула навстречу…
Трава взметнулась сотней змей, опутала его, прижала к земле. Дева растаяла в тяжелой мгле, запахло смертью. Стриж дернулся, попытался вскочить, и…
Проснулся.
Распятым на постели. Едва прикрытым простыней.
Прямо на него смотрели хищные сиреневые глаза — страсть, голод и страх завивались в воронку смерча, готового засосать его и разнести все вокруг в клочья. Стриж замер, не решаясь вздохнуть, отказываясь поверить, что Шуалейда и есть та облачная дева из снов, мечта, жизнь и смерть…
Сегодня — смерть. Наяву.
— Тигренок? — шепнула Шуалейда.
Стриж попробовал пошевелить руками, но не смог: сумрак держал крепче любых веревок. Страх сковывал мысли, мешал дышать — даже под взглядом Пророка он не был так беспомощен.
— Не бойся, Тигренок.
Она отступила на шаг, улыбнулась и на миг прикрыла глаза. Тяжкий морок ослаб: ровно чтобы Стриж смог вздохнуть, вспомнить — кто он и зачем здесь… и тут же забыть, чтобы увидеть в голодном урагане прекрасную девушку. Она не походила на принцессу: растрепанная, в сползающей с бледных плеч сорочке, с лихорадочными пятнами румянца на резких скулах. Восхитительная. Желанная до дрожи.
«Поцелуй меня», — попросил он взглядом.
— Тигренок?.. — удивленно переспросила Шуалейда.
Стриж потянулся всем телом, так чтобы простыня соскользнула, и улыбнулся: бери, ты же хочешь…
Она нерешительно коснулась его щеки, пахнуло грозой — и смерч сорвался с привязи. Её руки зашарили по его телу, следом — губы. Стриж перестал понимать, кто он и где он, для него остался только терпкий запах женщины, ее тепло, прикосновения и мелькающие перед глазами плечи, груди, черные пряди, запястья…
«Моя!» — пульсировало жаром в паху. Кажется, он рвался из пут, стонал и рычал, а она смеялась и чертила руны острыми ногтями по его коже. Кажется, он разорвал зубами её сорочку, а она хлестнула его по щеке. Кажется, он поймал ртом ее пальцы, а она выгнулась и вскрикнула: «мой Тигренок!»
Он опомнился, лишь когда волна наслаждения схлынула, оставив его хватать воздух запекшимися губами и осознавать, что им, беспомощным, играли — и что ему хватило одних ласк и поцелуев, словно мальчишке. И что прильнувшая к нему девушка прекрасно позавтракала его страхом и страстью, а он готов быть игрушкой и десертом сколько угодно…
Додумать он не успел. Её губы вдруг снова оказались у его губ, ладонь убрала волосы с лица. В сиреневых глазах мелькнуло шальное веселье. Шуалейда поцеловала его — коротко, так что он едва успел податься навстречу, и шепнула:
— Одевайся и приходи завтракать, Тигренок.
Отстранившись, она оглядела его с головы до ног, заодно давая возможность полюбоваться обнаженной грудью в разорванном вырезе сорочки и припухшим от поцелуев ртом. Покачала головой, провела рукой по его животу, заставив задохнуться от удовольствия и желания, и убежала наверх.
