и назад, как иглы встревоженного дикобраза. Руки в перчатках без пальцев, короткое и тонкое черное прямое пальто, неподвижные ноги в синих с потертостями джинсах и в армейских ботинках. Непроизвольно Троцкий подумал о том, как она ходит в туалет. Они знакомы с ней, если это можно назвать знакомством, несколько часов, за которые Костас сам дважды сбегал по нужде, на заправке и в «МакАвто» у КАДа, а девушка только сейчас первый раз за все время выбралась из «ягуара». Памперсы они, колясочники, что ли, носят? Или есть какие-то хитрые и высокотехнологичные, под стать ее коляске, катетеры? Думать о том, что где-то у этой девушки спрятан пластиковый мочеприемник, было так же неприятно, как размышлять о том, что рано или поздно умрешь. «Все там будем…» – сказал Худой. И, судя по общему настрою, скоро могла дойти очередь до человека, угнавшего у Инги кабриолет.
Ну, может, он и не умрет (это как крикнуть: «Мать твою, ты – труп!» человеку, въехавшему в зад твоей новой иномарки), но свое получит – это точно, сомневаться в этом не приходилось.
Троцкий вспомнил, как в Пушкине, на подъездной дорожке перед таунхаусом Зарайского, Павел, наклонившись к «ягуару», минут пять о чем-то разговаривал через опущенное водительское стекло. Потом обернулся к Костасу, кивнул ему, что бы это ни означало, и, обойдя дорогую машину, сел на переднее сиденье. Там он проговорил еще с четверть часа. Костас вернулся в «мерседес» и смотрел из теплого кожаного салона на стоящего в дверях своего дома Зарайского. Тот замерз, но уходить боялся. Наконец Павел вышел из «ягуара» и махнул рукой, подзывая бывшего директора медцентра. Тот поспешно бросился к нему. Они с коллектором перекинулись несколькими фразами, Зарайский часто-часто закивал, а Павел развернулся и направился к «мерседесу». Пропустил проплывший мимо «ягуар», сел в машину, затащив с улицы в салон шлейф холода.
– Что там? – спросил Троцкий, подождав, пока Павел заведет двигатель.
– Двигаем за ней… Она согласна, что обе наши проблемы имеют один способ решения – найти угонщика. Чем быстрее, тем лучше. Сказала, у нее есть вариант, который можно попробовать, но подготовка займет время. Так что нет смысла тут отсвечивать… Перед самым Пушкином есть «лукойловская» заправка. Там и подождем.
– Ясно, – пожал плечами Троцкий, понимая, что не очень-то ему и ясно.
На АЗС, спрятанной между засыпанных снегом елок, уже стоял белый «ягуар» с незаглушенным двигателем.
– Звонит кому-то, – вглядевшись, произнес Павел.
– Я в туалет тогда…
– Кофе возьми мне, – попросил коллектор. – Черный, три сахара.
Когда Костас вернулся, Павел кивнул, принимая из его рук картонный стаканчик с кофе.
– Горячо… – угнездил он его на специальной подставке и заметил: – Она все еще треплется.
– Ну, может, ей мама позвонила или подруга.
– Да не похоже, чтобы у таких, как она, были мамы… Ладно, пусть разговаривает, пока кофе попьем, музыку послушаем…
– Мне понравится твоя музыка?
– Я худею… – сказал Павел, выбирая папку на воткнутой в магнитолу флэшке. – Не понравится – пойдешь погуляешь. Места кругом много. Лес…
* * *
– Нам сюда, – притормозив напротив зеркальных витрин, сказала девушка.
– «Барсуки», – вслух прочитал Троцкий подсвеченную вывеску на недавно выкрашенном фасаде здания, бывшем доходном доме девятнадцатого или какого там века.
– Ударение на второй слог, – поправила его девушка. – И читается в два слова.
– Э… – протянул Костас. – «Бар суки», что ли?
Девушка кивнула.
– Владелица – некая Гулай Серкебаева. Говорят, она действительно еще та сука, но, судя по вывеске, отсутствием самоиронии не страдает. Ее отец, серьезный казахский бизнесмен, ведет дела в Питере и успешно, потому что выкупил весь этот дом…
– Я худею…
Четыре этажа, задрав голову, сосчитал Троцкий. И длинный-предлинный фасад, перед которым стоял «бентли». Это ж какие и с кем надо вести дела?
– Послушай, как тебя зовут? – спросил вдруг Павел у их спутницы.
– Пусть будет Ева, если это важно… Первые два этажа Гулай отжала у папы под свой клуб. Она в детстве занималась танцами, у нее получалось, папа решил, что пойдет и в смежной области, поэтому не отказал дочери… К тому же это хорошая прачечная, чтобы бабки отмывать. А еще – наркоту здешней публике вбанчивать.
– Мы зачем здесь? – перебил Еву Троцкий. – Наркотики я не употребляю, а дэнсить еще рановато…
Прищурив правый глаз, девушка разглядывала свое отражение в витрине. Костас почувствовал неловкость. Молодая симпатичная девчонка – и не может ходить. А он еще, придурок, пошутил про танцы…
Отражение молодой симпатичной девчонки встретилось взглядом с Троцким. Потом Ева резко развернулась в коляске на месте, подняла голову на спутников. Спокойно сказала:
– Знаешь, я все это место и еще десять таких по кирпичикам раскрошу, чтобы только опять начать ходить…
– Извини, – сглотнул Троцкий. – Дурака свалял.
– Ладно, проехали… У папы Гулай, мне шепнули, связи с криминалом. Один из его партнеров когда-то по уши был замазан с автомафией, той, что контролирует угоны. Старые связи у него должны остаться… Серкебаев-старший во второй половине дня обычно тут зависает, даже деловые переговоры иногда проводит. У него вроде офиса в «барсучьем» ви-ай-пи. Тут его и достанем, попросим о помощи.
– А если он не захочет помогать? – спросил Костас, думая о том, что Ева подразумевала под словом «достанем».
Девушка не обратила внимания на его вопрос, а просто сказала:
– Слушайте, как поступим…
* * *
С серьезным напряжением они втащили коляску по ступенькам. Троцкий придержал железную дверь, тяжелую как смертные грехи, и Ева первая вкатилась в «Барсуки».
– Добрый день, – сказала она уставившейся на нее в изумлении троице, дежурившей у входа.
Двое мужчин выглядели диким коллажем различных культур: славянские лица из сказок Роу, телосложение практикующих сумоистов и блестящая униформа, похожая на костюм Бэтмена без маски, но с привешенными эполетами адмирала Нельсона. Старшей в троице оказалась девушка – высокая, стройная белоснежка в накинутом на плечи пальто и с электронной сигаретой во рту. Прервав ленивый треп с коллегами, она легко соскочила с барного стула и выдвинулась вперед для того, чтобы произнести: «Извините, сегодня закрытая вечеринка, вход только по приглашениям». Не успела, потому что спутница Павла и Костаса ее опередила.
– Я договаривалась о встрече с Гулай, меня ждут. Что-то вроде кастинга, я так понимаю… А это, – она обернулась к вошедшим за ней, – со мной.
– Да? Э… – протянула белоснежка-хостес, переглянулась с охранниками, потом улыбнулась, показав чуть кривоватые зубы. – Одну минутку, пожалуйста.
Сделав знак бэтменам-сумоистам, она ушла за стеклянную дверь, ведущую внутрь клуба. Вырвавшиеся оттуда на секунду биты качнули воздух в тесном «предбаннике». Один из охранников, держа в руках металлоискатель, шагнул к посетителям.
– Извините, нам
