А что сталось с его собственным костюмом? В котором он выступал в номере с лошадьми вместе с Карло. Костюм был сшит из блестящей материи, желтой и красной, чтобы он, как пламя, проносился, стоя на спине коня. Есть ли он еще у них!
Может, они выбросили этот костюм, раз он убежал от них? Или продали его кому-нибудь?
При мысли об этом у него аж в животе заныло, лишиться этого костюма все равно что лишиться какой-то частицы самого себя.
Ах, если бы он только мог показать Карло этого коня!
Жаркая волна радости обдала его лицо, ведь Карло наверняка никогда не видал такой лошади, да и Филлип тоже.
Внизу на улице люди толпились у чужих повозок, ведь теперь нечего было больше бояться, и они старались разглядеть все хорошенько! Рядом с Филлипом стоял Эммануель, он размахивал руками и показывал на лужайку за последним домом в деревне. Нескольких коз, которые паслись у канавы, быстро прогнали прочь. Это было почти то самое место, откуда утром провожали скот на выпас.
Силас поерзал на своей ветке и перелез на другую, откуда было удобнее смотреть. Повертев головой в разные стороны, он увидел охотника на выдр, который, верно, уже поставил на реке свои ловушки и успел вернуться. Теперь он стоял посреди улицы напротив своего ветхого домишка, беспечно опираясь на длинную палку. Сдвинув меховую шапку низко на лоб от солнца, он презрительно смотрел на это сборище. Сразу видно, подумал Силас, что он не крестьянин, те ходят ссутулясь, вразвалку, а этот двигается ловко и плавно, как настоящий охотник.
Когда повозки, осторожно подталкивая руками, откатили на лужайку, только охотник на выдр, поставив свою палку на место, шагнул, пригнувшись, в низенькую дверь своего домишка, а остальные зрители устремились через канаву на лужайку. Даже старый Петрус со скрипучим недовольным голосом и тощей птичьей шеей, торчавшей высоко из ворота рубашки, похромал туда, опираясь на палку. Силас отлично знал, что сейчас будет; шпагоглотатель обыкновенно действует быстро, как только люди соберутся, а там уже собралась поглазеть большая толпа, и он обязательно этим воспользуется.
Карло распряг лошадей, украсил их лентами и плюмажами, номер с лошадьми был первый, он исполнял его раньше вместе с Силасом; вдвоем с Филлипом они вынесли из старого фургона ящики с реквизитом, раньше их выносить помогал Силас.
Чуть погодя лошади помчались по кругу между повозками и зрителями. И Силаса вдруг охватило такое неодолимое желание сыграть на флейте мелодию, под которую лошади танцевали, что он с трудом подавил его.
Но когда подошла очередь Филлипа выйти на открытое место и показывать фокусы со шпагой, Силас удержаться не мог. Филлип по обыкновению стал расписывать, как опасно то, что он сейчас им покажет, как трудно при этом остаться невредимым. Потом он уперся одной рукой в бок, откинул голову назад и медленно, щекоча публике нервы, поднял другой рукой шпагу вертикально, острием вниз. Затем он постоял немного, как бы ища отверстие в горле, куда опустить саблю. Зрители замерли. Силас знал, что Филлип тянет время, чтобы показать, как трудно выполнить этот номер.
Наконец стальное лезвие стало понемногу исчезать у Филлипа в глотке. Силасу показалось, что он услышал, как стоящие внизу зрители разом тяжело вздохнули от ужаса и задержали дыхание в ожидании, сможет ли он вытащить назад эту штуку. Вот в этот-то момент Силас выхватил из-за пояса флейту и послал в воздух тоненький, противный свист.
Впечатление было ошеломляющее.
Свист расслышали все, но никто не понял, откуда он исходил, никто, кроме Хромого Годика. Он задрал голову к небу и стал смотреть на птиц; его находчивость приятно удивила Силаса. Шпагоглотатель стоял в окружении зрителей, лицо у него постепенно наливалось кровью, как он ни старался, ему не удавалось ни на дюйм вытащить шпагу. Публика не сразу поняла, что у артиста не все ладится, все глядели на небо, где кружились птицы, и показывали на них пальцами.
— Это вон та! — кричали одни.
— Нет, вот эта.
— Нет, вот она.
Один только Бартолин стоял совершенно парализованный и смотрел, как корчится шпагоглотатель, словно от сильной боли. Тут и другие заметили это и столпились возле него. Сидя на дереве, Силас внимательно следил за тем, что происходит внизу, не думая о себе самом. Но вдруг он заметил, что к дереву подходит охотник на нутрий.
В руке у него был, как всегда, длинный шест, и под мышкой он держал что-то непонятное, чего Силас не разглядел. Мальчик замер, ожидая, что охотник пройдет мимо. Охотник делал вид, что внимание его привлекает лишь шум и суета на лужайке за последним домом, но от дерева не отходил.
Силас подумал было, что он собирается войти в дом к Юанне, но нет, он туда не пошел. Человек наклонил шест и что-то нацепил на него. Силас умирал от любопытства, но не решался пошевелиться, чтобы разглядеть его получше. Ему было ясно лишь, что человек хочет сделать что-то незаметно. Но никто из стоявших возле фургонов даже не обернулся. Силас не мог разглядеть, что за штука была насажена на конец шеста, покуда она не поднялась до нижних веток.
Но тут-то самое интересное и началось.
Шест медленно пролезал сквозь ветки, до ужаса медленно. Силас со страхом смотрел на него. Что сейчас будет, может, его сшибут вниз?
Охотник на выдр продолжал с большим интересом глядеть на столпившихся у фургонов. На конце шеста торчал небольшой круглый хлебец.
Силас не шевелился.
— Ешь на здоровье, — сказал охотник.
Силас глянул вниз. Какого черта ему надо? Хлеб был совсем рядом, свежий, пахучий. Рот у Силаса наполнился слюной. А что, если взять его? Ему было совсем просто снять хлеб с шеста. А вдруг это только приманка, вдруг охотник сшибет его вниз, как только заметит, что кто-то дотронулся до хлеба?
— А ну давай поторапливайся, бери хлеб, не могу же я торчать тут целый день, — сказал с упреком стоявший внизу человек.
Силас послушался и снял с шеста хлеб дрожащими руками, готовый к тому, что каждую секунду может случиться что-то страшное.
Но ничего не случилось.
Охотник, довольный, замурлыкал песенку, опустил шест, снова на него что-то нацепил и снова поднял его. На этот раз это была небольшая кожаная фляга, в какой берут в дорогу вино.
В этот самый миг дверь дома Эммануеля отворилась, и на крыльцо быстро с деловым видом вышел разнаряженный торговец. Увидев стоящего под деревом охотника, он остановился, удивленный, и уставился на него, щурясь от яркого света.
— Ты что там делаешь? — спросил он подозрительно.
Силас быстро схватил фляжку, охотник спустил шест на землю.
— Да я думал, там нутрия сидит, — ответил он не моргнув глазом.
Торговец уставился на человека с шестом и на дерево, но из-за яркого солнечного света ничего не мог разглядеть.
— Нутрия? — спросил он, ничего не понимая.
Ловец нутрий Арон кивнул.
— На дереве? — продолжал удивляться торговец.
— Да, я просто уверен в этом, — ответил Арон.
— Чушь! Нечего меня разыгрывать, — сердито заорал торговец. — Нутрия живет в воде, ну там в ручье или еще где.
— Правильно! — одобрительно воскликнул охотник.
— Тогда что ты стоишь и тычешь палкой в дерево?
— Обещай, что никому не скажешь, — сказал охотник, понизив голос до таинственного шепота.
— Конечно, не скажу, — торговец огляделся по сторонам. — На меня всегда можно положиться. Так что же там такое?
— Нутрия, — прошептал человек с шестом.
На лице торговца отразились гнев и презрение.
— Я всегда думал, что ты немного того, придурковат, — с досадой сказал он и повернулся, чтобы идти.
— А ты знаешь ли, кто я такой? — с деланным удивлением спросил охотник.
— Ловец нутрий Арон.
— Я Арон с посохом, — торжественно заявил охотник, — ты знаешь, кто это такой. «И посох Арона зацветет и принесет плоды». Забыл, что ли, что учил в детстве? У меня, как на хлебном дереве; на нем растет хлеб, — добавил он, — и, может быть, даже вино.
— Чушь собачья, — сказал торговец и повернулся к нему спиной.
— А ты не хочешь поглядеть на нутрию? — крикнул ему вслед охотник.
— Сам ты нутрия, — огрызнулся торговец и поспешил прочь.
— Ха! — ухмыльнулся охотник.
Он положил шест на плечо и не спеша пошел поглядеть, чем же там были так заняты селяне.
Силас сидел на дереве и с удивлением смотрел ему вслед. Уж не сон ли это? Но вот он хлеб… и такой мягкий… Мальчик с аппетитом вонзил в него зубы.
Не успел он закончить трапезу, как возле дома Юанны что-то сильно зашуршало. Он перестал жевать и посмотрел вниз. Сквозь густые кусты, росшие у стены дома, пригибаясь, пробирался Хромой Годик. Непостижимо каким способом он вскарабкался на старую черепичную крышу, прополз к нависшим над крышей веткам и через минуту оказался на дереве рядом с другом. Вольготно устроившись на развилке веток и прислонившись к стволу, Силас ел хлеб, запивая его молоком из фляжки.
