Они все хватали и примеряли, не думая о том, что за это надо платить, что они бедные женщины из бедной деревни. Дело дошло чуть ли не до драки, в ход были пущены не только языки, но и локти.
Мужчины стояли поодаль и озабоченно переминались с ноги на ногу, глядя на ошалевших женщин. В полном ужасе они представляли себе, как посевное зерно, домашняя птица и прочее, необходимое в хозяйстве, окажутся в просторной повозке торговца, ну разве что за лошадь выручат столько, что хватит и на эти безделушки.
Лишь одна женщина не делала попытки протолкнуться к сундукам — вдова Юанна. Даже самая красивая материя не могла соблазнить ее на покупку. Без всякой надежды стояла она в стороне, беспрестанно перебирая руками шаль, накинутую на плечи. Силас сравнил ее со своей матерью, и ему стало стыдно, хотя сейчас она была одета пристойно, как другие женщины. Она могла себе позволить купить то, что хотела, и покупала. Силас виновато покосился на Хромого Годика.
К толпе медленным шагом приближался охотник на нутрий.
Все были заняты происходившим возле сундуков, и никто кроме Силаса не заметил рослого человека в меховой шапке. Он подошел к стоявшей поодаль от толпы Юанне и встал рядом с ней. Юанна не повернула головы и не подала виду, что заметила его. Они стояли почти что под ногами Силаса.
— Что же ты ничего не покупаешь? — спросил насмешливо Арон, отлично зная ее положение.
Юанна вскинула голову и не ответила.
— Неужто тебе тут ничего не понравилось, ничего из этого не надо?
— Сам хорошо знаешь, что надо, — отрезала Юанна.
— Почему же ты тогда ничего не покупаешь?
— Платить нечем.
— А у других есть чем?
— Это их дело. Я ничего не куплю.
Арон улыбаясь украдкой смотрел на нее. А Силас пожалел, что выпил те четыре яйца, ведь они были у нее не лишние.
— Даже ни кусочка тесьмы?
Силас затаил дыхание и покосился на Годика. Тот сильно покраснел: на что он склоняет ее?
— Нет, — решительно ответила она.
— Ты можешь заплатить больше других.
— Чем?
— Мехом нутрии, — многозначительно сказал охотник.
Она сверкнула на него глазами.
— И что ты хочешь взамен?
— Тебя, — ответил он напрямик.
— Я не продаюсь за тесьму, — сердито ответила она, — стыдно тебе пользоваться моей бедностью.
Она гордо отвернулась и не заметила, что охотник остался доволен ее отказом.
— А ведь это хороший мех, за него можно дорого взять, — нутрии отловлены в самое подходящее время года.
— Не надо.
— Ах да, у тебя сейчас есть постояльцы, ясное дело, тебе ни к чему мои шкурки.
Юанна в бешенстве повернулась к нему.
— На что это ты намекаешь?
Она сказала это так громко, что не успел Арон ответить, как Бартолин бросил на них подозрительный взгляд и подошел к ним.
— Ну? — рявкнул он, переводя взгляд с Юанны на охотника. — Он тебя обижает?
— Да нет, — холодно ответила Юанна постояльцу.
— Я только попытался уговорить ее купить что-нибудь за шкурки нутрии. Может, лошадиная шкура сгодится?
— Для чего мне стараться, когда некоторые ведут себя так глупо. Да и тебе, слышишь, — сказал довольный Бартолин, — нечего тут размахивать своими вонючими обрывками меха у нее под носом.
— Да я и сам так подумал, — согласился охотник и покосился на Юанну, которая отвернулась от них, делая вид, будто интересуется тем, что происходит возле открытого сундука с материей.
— Между прочим, она поедет со мной, как только я верну своего коня, — пригрозил Бартолин.
Юанна рывком повернула голову, как бы протестуя, но продолжала молчать.
— Вот ка-ак, — протянул охотник, — а кто же станет кормить ее ребятишек?
Бартолин ответил, помедлив, с явным нежеланием:
— Я заберу их с собой. Старший будет работать в конюшне.
— Понятно. А я как раз собирался взять его в помощники.
— Мне нужен конюх, — оборвал его Бартолин.
— А маленькие девчушки, — продолжал Арон, словно не замечая резкого тона, — мне они нравятся. Может, позволишь мне воспитать их? В конюшне от них невелика помощь.
Бартолин, казалось, взвешивал это предложение, и Силас уголком глаза видел, как Хромой Годик таращил на них глаза и слушал в полном отчаянии.
— Я подумаю, — ответил Бартолин, похоже было, что он вовсе не прочь отделаться от дочек Юанны, отдав их охотнику.
— Только с условием, что я заберу и парнишку, — быстро добавил Арон.
— Это уж я сам решу.
— Ну, конечно, — согласился с издевкой в голосе охотник.
— Между прочим, нечего тебе мешаться в мои дела! — вспылил Бартолин.
— Так ведь я только хотел помочь тебе, — ухмыльнулся человек в меховой шапке. И отошел от них, проталкиваясь к сундуку с медной утварью. Торговец предупредительно повернулся к нему.
— Кастрюлю! — потребовал охотник.
Все вокруг замерли, предчувствуя что-то необычайное. Торговец взял кастрюлю и протянул ее Арону.
— Слишком маленькая, — сказал охотник.
По толпе прошелестел говорок.
— Других нет, что ли, у тебя?
Торговец достал кастрюлю побольше. Блестящая медь засияла на солнце.
— Эта подойдет?
— Видать, нынче нутрий здесь богато, — пошутил кто-то из толпы мужиков.
— Нелегко только получить что-нибудь стоящее за хорошие шкурки, — ответил охотник, меряя взглядом кастрюлю.
— Мала.
Торговец постелил коврик и принялся расставлять на нем медную посуду. Но охотник ни на чем не остановил свой выбор.
Лишь когда торговец выудил из сундука свою самую большую и самую красивую кастрюлю, охотник остался доволен. Такая кастрюля годилась для многодетной семьи, для чего она холостяку, никто не понял.
Силас поглядел вниз на Юанну, но на ее лице нельзя было ничего прочесть, а Бартолин, продолжавший стоять на том же самом месте, презрительно и насмешливо улыбался. Силас догадался, что все это связано с недавним разговором здесь под деревом, и ясно было, что Бартолин считает охотника на нутрий дураком и шутом гороховым.
Тут же возле сундука Арон расплатился целой охапкой шкурок, которые небрежно вытащил из карманов. Торговец жадно оглядел каждую, посмотрел на солнечный свет, нет ли дырок, и губы его при этом плотоядно шевелились. Потом он кивнул и быстро свернул шкурки: Еще одна удачная сделка.
Арон поставил котел на плечо и стал выбираться из толпы. Глаза всех были прикованы к нему. Никто в деревне не видывал такой роскошной кастрюли, обходились дешевыми чугунными котлами или коричневыми глиняными горшками, медная посуда была крестьянам не по карману. Люди почтительно расступались, пропуская владельца медной кастрюли. Тут Силас заметил, что под шумок многие женщины, осторожно подкравшись к сундуку, положили назад то, что они сгоряча схватили.
Арон же не пошел домой, а встал рядом с Бартолином и Юанной. Он вдруг протянул кастрюлю Бартолину, и тот ошалело ухватил ее за ручки, чтобы дорогая вещь не упала на землю.
Толпа замерла. Те женщины, которые еще держали в руках шали и куски шелка, забыв, что они собирались с ними сделать, повернулись к Бартолину, который стоял, прижав кастрюлю к животу и ничего не понимая.
— Что мне с ней делать? — растерянно спросил он.
— Позволь мне преподнести тебе вещь, без которой в хозяйстве никак не обойтись, ведь теперь семейство твое сильно выросло, — сказал он громко, чтобы все слышали.
Все глаза уставились с любопытством на Юанну. Бартолин покраснел от злости.
— Я хочу сказать, что ведь теперь у тебя в доме будет жена и трое детей, — продолжал невозмутимо охотник.
Бартолин поглядел по сторонам, глупо улыбаясь, и покраснел еще сильнее.
— Ведь такой кастрюли у тебя вроде бы нет? — ласково спросил его охотник, и люди сразу же вспомнили, как Бартолин живет.
— И Юанна, и ребятишки спасибо скажут, если будет в чем. варить еду, — продолжал Арон.
Люди, посмеиваясь, окружили эту троицу. Тут, видно, предстояло услышать немало забавного.
— Кто сказал, что я собираюсь поселиться у Бартолина? — спросила Юанна, отодвигаясь от барышника.
— Так ведь это он сам сказал, — воскликнул охотник с деланным удивлением. — А может, ты и не знала об этом?
В толпе раздался смех, а Бартолин в отчаянии искал, куда бы поставить кастрюлю, опустить ее на землю он явно не решался.
— Мне и в своем доме хорошо, — сказала Юанна.
— В самом деле? — пробормотал охотник с сомнением в голосе. — Я охотно приму ребятишек, если ты из-за них… — он многозначительно оборвал фразу.
— Не твоя это печаль, уж я сама позабочусь о своих детях.
Бартолин, слушая этот разговор, чувствовал себя последним дураком, выставленным напоказ всей деревне.
— Забирай свое барахло, — взорвался он, — буду я еще держать твою дрянную посудину! — и чуть ли не швырнул кастрюлю охотнику.
