– Что ты имеешь в виду?
– Твою прошлую жизнь. Ведь наверняка не одна женщина лёгкого поведения делила с тобой постель.
– Я мужчина, и мне свойственно выбирать, особенно…
– Особенно, когда у тебя есть деньги… – она закончила фразу за него. – А ты хотя бы раз спросил хоть у одной из них, что их заставило ублажать тебя в постели за эти твои деньги. Ведь наверняка у каждой из них есть какая-нибудь безысходность в жизни, которая толкнула её на этот шаг. Ты ведь никогда не задумывался, насколько женщина уязвима в этой жизни. У неё нет таких возможностей, как у мужчин, чтобы с лёгкостью устроиться в этой жизни.
– Учиться надо было, а не…
– К твоему сведению, девочки, которые танцуют вместе со мной в клубе, имеют все высшее образование, и каждая не востребована в своей профессии. Потому что нет влиятельного человека или связей, которые бы могли помочь устроиться им в большом городе.
– Это претензия ко мне?
– Не конкретно к тебе, а к той системе, в которой мы живём и где значимы только деньги, а люди их, не имеющие, всего-навсего никому не нужный мусор, – Стеша медленно направилась к двери.
– Куда ты? Мы, кажется, не договорили.
– Я тебе всё сказала, что хотела. Мне очень жаль Еву, но я понимаю, что мне тебя не уговорить.
– А ты попробуй… – он снова направился в её сторону. – Именно уговорить или попросить меня, – он прижал её своим телом к двери и, подняв руку, нежно провёл пальцами по её губам. – Тебе не кажется, что я заслужил моральную компенсацию за свои расколотые мечты и надежды в отношении тебя?
– Эльдар, не надо! Остановись… Я всё равно не стану твоей насильно и даже не пытайся снова повторить вчерашнее. Тебе меня не сломать!
– Уверена? – он приближался к её лицу.
– Уверена! – она смотрела ему прямо в глаза.
– Дерзкая… с нашей первой встречи. Всегда была дерзкой, – он снова коснулся пальцами её губ, и внезапно обхватив её за шею рукой, рванул её к себе и стремительно накрыл её рот своими губами.
Стеша попыталась его оттолкнуть и, подняв руки, вцепилась в его волосы, но Томашевский, похоже, не ощущал уже ничего кроме вкуса её губ. Терзал их сегодня снова безжалостно, словно выплёскивал на неё всю свою злобу и ненависть, голод и желание, которые он уже так долго не мог насытить, до сих пор не завладев этой женщиной.
Крепко удерживая рукой её затылок, он не целовал, а казалось выпивал её до дна и, почувствовав, что она перестала сопротивляться, сжал её в своих руках ещё сильнее, словно зверь свою излюбленную добычу, ликуя в душе и празднуя свою победу.
Оставив в покое её истерзанные губы, он принялся покрывать поцелуями её волосы и плечи, пытаясь поспешно избавить её тело от одежды, но заметив её широко распахнутые глаза, смотревшие на него с немым укором, он разжал пальцы и, небрежно оттолкнув её, резко отошёл в сторону.
– Ведьма… – он тяжело дышал. – Что ты делаешь со мной? – Томашевский обернулся и снова посмотрел на неё.
Стефания усмехнулась и поправила одежду.
– Именно так и положено вести себя той, которая вчера танцевала перед тобой на сцене. Ведь именно она тебе понравилась?
– Ты так говоришь, словно вас двое?
– Нас всегда было двое. Ты мне сам как-то сказал, что во мне живёт две женщины. И каждый раз, когда я выхожу на сцену, у меня ощущение, что она берет верх надо мной. Я перестаю её контролировать во время танца.
– Балетные байки. Якобы вживаетесь в свой образ настолько, что перестаёте его контролировать, и он живёт своей собственной жизнью, пока вы танцуете. Я уже слышал подобный бред.
– Бред? Но я тебе говорю правду. Когда я одеваю каждый вечер этот костюм, и выхожу на сцену под свет софитов, это уже не я… Она поглощает меня, и я не могу с ней бороться… – Стеша закрыла лицо руками.
– Прости, я в это не верю. Видимо, я далёк от искусства и вашего в него погружения, – Томашевский снова вернулся к столу и присел в кресло.
– Ты прав, мы с тобой разные люди. Всегда такими были. Правда на какое-то время я поверила, что между нами всё-таки есть что-то общее, раз мы начали строить свои отношения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Хочешь сказать, что в том, что мы не вместе, виноват я?
– Нет. Я… – она распахнула дверь и вышла из комнаты.
Томашевский долго смотрел, не моргая в одну точку и лишь спустя несколько минут схватил папку со стола и запустил ею в стену.
Белые листы бумаги вырвались на свободу и, закружившись в воздухе, медленно осели на пол.
Эльдар тяжело откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
День был безнадёжно потерян для работы. Мысли были заняты исключительно Оболенской.
Сорвав важные переговоры, и едва дождавшись вечера, он переоделся и, спустившись по ступеням дома на первый этаж, вызвал водителя и охрану и, покинув дом, направился в клуб «Колизей».
Глава 16
Аракчеев уже несколько минут смотрел на Оболенскую молча, с момента, как она переступила порог его кабинета и положила перед ним заявление на увольнение.
Пётр поднялся с кресла и, положив перед сыном альбомный лист и цветные карандаши, обошёл стол и присел с ней рядом.
– Как ты узнал, что вчера случилось? – она повернула голову и посмотрела на него.
– Марианна, позвонила. Она мне всё рассказала. И о срыве номера и о том, как ты плакала в коридоре, когда он уехал. А когда я сегодня узнал, что ты подала заявление на увольнение, я решил приехать и разобраться во всём сам. Ты сделала это из-за него?
– И из-за него тоже. Петя, пока тебя не было, я горела каждый день, словно в аду, танцуя без выходных на сцене, и каждый вечер, подвергаясь прессингу то со стороны Барышева, то со стороны Багрицкого. Я думала, сойду с ума, а вчерашний инцидент с Томашевским выбил меня из колеи окончательно. Ты прости, что я сорвала вчера номер и кассовые сборы клуба.
– Ну, за кассовые сборы я бы не торопился извиняться. Они вчера были, как никогда высоки. Твой Томашевский невольно сыграл нам на руку, и его сцена ревности по отношению к тебе, вызвала такой фурор, что гости требуют повторения этого уже сегодня.
– Извращенцы… – Стеша тихо рассмеялась. – Всё им мало в жизни острых ощущений.
– Послушай, раз уж вы с ним всё равно расстались, может, не руби сгоряча, и оставайся работать в клубе. Тебе нужны деньги, а мне твоё искусство на сцене. То, что говорил тебе Томашевский о твоём моральном облике в клубе, ведь не имеет под собой никакого основания, и мы с тобой, как никто это знаем. Ты действительно творишь высокое искусство на сцене и ему с его похотливой философией этого просто не понять. Рождённый ползать, летать не сможет никогда. Оставайся, а я сделаю всё, чтобы обезопасить тебя и от Барышева и от Багрицкого, с которым мы, кстати, работаем последнюю неделю.
– Ты решил его уволить?
– Да, и уже нашёл ему хорошую замену. Пока был на больничном с Антошкой, встретил в поликлинике Калинина Николая. Помнишь, учился с нами вместе в академии? Тоже был со своим ребёнком на приёме у врача.
– Кольку рыжего?
– Кольку рыжего. Тоже ушёл со сцены. У него была серьёзная травма ноги. Сейчас без стабильного заработка, жена снова в положении. Я хочу взять его на место Багрицкого. Он хороший человек и отличный танцовщик. У него большой опыт сценической работы, и я полагаю, он станет отличным хореографом и постановщиком танцев.
– Прекрасная новость! Наконец-то! – Стефания ослепительно улыбнулась.
– Ну что, теперь ты останешься в клубе?
– А Барышев? Багрицкий мне сказал, что он может сделать так, что твой клуб закроют в два счёта, если я не соглашусь на его предложение.
– Мой клуб закроют по протекции Барышева? – Пётр громко рассмеялся. – Да, Стеша, обвели они тебя вокруг пальца своими угрозами. Ты хоть знаешь, кто такой Барышев на самом деле?
Она отрицательно покачала головой.
– Менеджер средней руки и управляющий сетью филиалов торговых сетей одного из крупнейших ритейлеров страны. Так что никакой он не хозяин жизни. Так мелкая сошка. Поверь, сейчас вокруг меня столько влиятельных людей, которые посещают наш клуб, что Барышева по одному моему слову в два счёта прихлопнут, как назойливую муху.
