Я вздрогнула, так как не заметила, когда Фадеев отделился от остальных охранников Николая и подошел ко мне.
– Ты никогда не думаешь о том, что за тебя переживают другие! Как ты могла уйти, Злата?
Меня мгновенно заключили в стальные медвежьи тиски. Макс горячо дышал в ухо и злился. Его слова задели, но возразить было нечего. Ковыряя снег ботинком, я потупилась. Признавать свою вину неприятно, но от этого никуда не денешься.
– Прости, Макс, но мне нужен был этот зачет, хотя теперь рассуждать об этом бессмысленно. Сдать его не было возможности. А из-за меня пострадали Хранители. Но нападения Охотников не ожидал даже Фомин! Если бы я знала, никогда бы сюда не пришла! – Избегая синих порицающих глаз, я уткнулась носом в его грудь.
– А вот я не уверен, – прорычал Макс, впрочем, не переставая гладить меня по спине. – Ты всегда так говоришь, но каждый раз идешь на поводу у собственных принципов! Фомин – директор, но у тебя есть своя голова на плечах. Хотя, знаешь, в последнем я сомневаюсь!
– Макс, пожалуйста, не кричи, – обессиленно вздохнула я. – Еще одной промывки мозгов я не выдержу. Мне и Николая хватило!
– В кои-то веки Вязин решился тебя отчитать, – смягчился он и слегка прикусил мне мочку уха, затем зарылся лицом в волосы. – Обычно на твои выходки он смотрит сквозь пальцы. А хорошую трепку ты действительно заслужила, забияка. Лично я, увидев тебя, подумал о ремне как минимум два раза, – буркнул он.
Упоминание столь грозной воспитательной меры вызвало улыбку:
– Ты бы не смог.
– Не смог бы, – согласился Фадеев и, приподняв мне голову, тихо рассмеялся. – Но остаться безнаказанной особо не надейся. Недавний опыт, после которого ты стала смущенной и шелковой, вполне можно использовать как наказание!
Несложно догадаться, о чем он говорит. Припомнив утро в прихожей, я ощутила, что лицо запылало, но внезапно насторожилась. Причиной были не слова Макса, а случайно донесшийся из-за двери микроавтобуса разговор. Говорили Фомин и Николай. Беседа вовсе не на повышенных тонах. Так разговаривают двое временно разочарованных друг в друге добрых товарищей. Вскинув голову, я приложила палец к губам, давая Максу понять, чтобы он помолчал. Сначала на его лице появилась усмешка, совсем как у Тагашева, когда он уличил меня в подслушивании, но, уловив слова Николая, парень тоже притих.
– …сегодня же напишу заявление об отзыве Златы из академии, – устало говорил глава клана. – Я никогда не думал, что ты способен подвергнуть мою дочь опасности!
Тело напряглось. Заслышав об отзыве, я едва не упала. Благо Макс поддерживает.
– А я и не способен, – невозмутимо заявил Фомин. – И ты об этом прекрасно осведомлен! Вампиров на территории не было, а я сделал все, чтобы избежать риска! Но самое противное – я не знаю, что теперь делать с экзаменом. Может, проведем еще раз? – как ни в чем не бывало спросил он. – Если здесь будет столько Хранителей, сколько сейчас, не думаю, что Охотники осмелятся напасть.
Фадеев поморщился. С доводами директора он был явно не согласен – вероятно, с удовольствием запер бы меня в мастерской в тесной компании кисточек, – но следить за разговором не перестал. Кажется, я на него плохо влияю.
– Ты меня не слышал? – сухо спросил Вязин.
– Если о заявлении, то нет. – Теперь в тоне Фомина послышались резкие ноты. – Я все еще директор академии, и не подпишу его! А если будешь настаивать, то поищи на мою должность кого-то другого!
– Шантажируешь? – усмехнулся Вязин. – Бросить своих Хранителей на произвол судьбы тебя заставит только смерть!
– Раскусил. – Лица Фомина я не видела, но представила, как он лукаво улыбается. – Просто стараюсь убедить тебя, что Злата должна остаться в академии. К тому же она сама выбрала этот путь. А ты слишком любишь ее, чтобы лишить мечты. Так что забудь о заявлении. – Интонация директора была твердой и возражений не подразумевала, будто он знал, что на этот раз последнее слово точно останется за ним.
Я облегченно расслабилась. Кончики губ неуверенно поползли вверх, но я тут же сосредоточилась на беседе.
– Жаль, что среди оборотней нет лис, – с иронией заметил Вязин. – Тебе такая трансформация подошла бы идеально! Интуитивно ты всегда видел Злату глубже, чем кто-либо другой! Заявления не будет, – сдался он. – И об экзамене я подумаю. Но больше твою самодеятельность не потерплю! На этот раз ты зашел слишком далеко!
– Знаю, раскаиваюсь, но и вопросы у меня появились, – отозвался Фомин. – Охотники оказались тут далеко не случайно. И судя по всему, знали не только о том, что Злата появится здесь, но и о времени проведения экзамена. А это уже настораживает.
– Думаешь, ее кто-то выдал? – напряженно спросил Николай.
– Вряд ли, – прищелкнул языком директор. – О проведении экзамена знали двадцать пять Хранителей и Марк, и почти все едва не погибли, защищая ее. Даже не знаю, что предположить.
Послышался шорох, словно кто-то из них изменил положение. Николай тяжело вздохнул.
– С каждым днем Коншин получает все больше сведений о нас, а мы, как щенки, слепо возимся в темноте, пытаясь предугадать его намерения. Шансов найти девушку-вампира тоже ничтожно мало.
– Согласен. Сначала созданные вампиры, теперь Охотники. Я уже отдал приказ проверить территорию на предмет Охотников, но сомневаюсь, что мы кого-то найдем, – задумчиво проговорил Фомин. – Они применяют левитацию, и оборотни не могут взять их след. А мы так уязвимы… Да, кстати, – спохватился Юрий Петрович. – Что там с новыми костюмами для трансформации? Они совсем бы не помешали, а биохимики медлят.
– Первый пробный костюм с принием они обещают предоставить уже через пару месяцев. А сейчас нам пора возвращаться.
Осознав, что Николай и Юрий Петрович вот-вот выйдут наружу, Макс потянул меня от микроавтобуса…
Чувство несмываемой грязи было и утром, когда я смотрела на расстроенную Ирину, и вечером, когда сидела в своей комнате с Максом, и на следующий день, когда входила в здание академии, и еще через неделю. Нет, во взглядах студентов не видно упрека – наоборот, сочувствие. Но осознание того, что благодаря мне едва не погибли Хранители, не давало покоя. Единственное, что утешало: экзамен по экстремальному вождению Вязин все же разрешил провести – в конце учебного года, вместе со всеми.
Жизнь вернулась в привычное русло. Холодные дни, академия, уроки, тренировки, подготовка к сессии. По вечерам – дом, ужин и приятное общество Макса. Он себе не изменил: свидания, цветы, бесконечные запасы моего любимого шоколада, нежные поцелуи и ласки – море терпения, но четкое соблюдение дистанции. К более близким отношениям он не принуждал, и я была благодарна ему за это. Ведь где-то внутри, глубоко под внешней оболочкой, саднила огромная, незаживающая, изъеденная язвами рана.
К концу марта зима нехотя начала отступать. Дороги покрылись мутной тающей жижей, деревья стряхнули с себя зимний наряд, ветки набухали почками, но желанным теплом и не пахло. Вечно свинцовое небо гнало тяжелые тучи и разверзалось холодным пронизывающим дождем. Елизара я не видела давно. Не позволяли моя загруженность в академии и его занятость. Хотя, возможно, это всего лишь отговорки. Конечно, мы созванивались, но за торопливыми скомканными разговорами теперь скрывалось смущение обоих, будто внезапно мы осознали, что дружба межу нами – всего лишь призрачная иллюзия, завуалированное тепло, за которым скрывается настоящий вулкан сжигающих чувств. Ни думать о которых, ни вспоминать нельзя…
– Как же я устала, Тагашев! – Вздохнув, я повернула серебряную рамку с фотографией Елизара к стене. Минуту помедлила и, вновь подхватив фото, решительно положила в нижний ящик стола.
С улицы донесся звук подъехавшей машины. Фадеев приехал, чтобы отвезти меня в академию. Засунув в рюкзак учебник по основам безопасности людей, над которым сидела весь вечер, готовясь к контрольной работе, я еще раз прошлась щеткой по блестящим локонам, проверила тщательно наложенный макияж и торопливо спустилась вниз. Пасмурное утро встретило отсутствием дождя, обилием громадных луж и странным поведением Макса.
– Привет! – Низкий голос, будто надломившись, завибрировал.
Фадеев привычно распахнул дверцу машины, но сегодня не поцеловал меня. Его ладони едва заметно подрагивали.
Поздоровавшись, я уселась на сиденье и настороженно проводила парня взглядом, пока он садился за руль. Выглядит напряженным. Лицо бледное, губы плотно сжаты, а под нижними веками – темные полумесяцы, будто не спал и сильно расстроен.
– Макс, что-то случилось? – тихо спросила я.
Он вздрогнул, завел машину и ответил, только проехав квартал:
– Все в порядке, забияка. – Желваки на скулах ходили ходуном. Рука зачем-то потянулась к внутреннему карману куртки, но он тут же отдернул ее.
Искоса наблюдая за ним, я терялась в догадках, но о причинах такого настроения не спрашивала. Если не расскажет сам, то вытягивать что-то бесполезно. Потыкав пальцами в кнопки аудиосистемы, я настроила любимую радиостанцию.
