Полковник ждал, он рассчитывал, что англичане не станут прятать беглого подданного Российской империи. Чуть позже за столик подсел вызванный по телефону консул, ему в обязанность вменялись и полицейские функции, наблюдение за благочинием россиян в том числе, так что присутствие свое Маленков посчитал уместным.
23.12.1932 г. Голландия. Роттердам. Консульство Великобритании
Сдержанный вид давался непросто, а сбиться, показать надменному островитянину хоть малую толику слабости не хотелось.
– Одну минуту, – внезапно услышал за спиной Григулявичус.
«Что еще»? – раздраженно подумал он, оборачиваясь.
– Видите ли, старина, – безмятежно, делая вид, что совершенно не догадывается о бушующих внутри человека напротив эмоциях, протянул резидент. – Я, похоже, не напомнил вам одну вещь. Мы не можем предоставить защиту чужеземному подданному, это верно. Но я уверен, мы всегда готовы позаботиться о человеке, имеющем вид на жительство в Соединенном королевстве.
– Сожалею, но у меня нет… – грустно улыбнувшись, начал Юзик.
– Конечно, – перебил его майор. – Но вы можете его получить. Прямо сейчас, у меня есть такие полномочия.
Как он смог сдержаться, не измениться в лице и ответить так же выдержанно, как и раньше, Юозас не знал. Скорее всего, сыграла роль именно неожиданность предложения, простившийся со всеми надеждами, он в первые минуты просто не вполне осознал сказанное, а потом… ну, потом он уже снова взял себя в руки.
Уже после заполнения бумаг и получения свежего, пахнущего еще типографской краской удостоверения он все же позволил себе вопрос:
– Это был знаменитый английский юмор, мистер Далтон?
– Разумеется, друг мой, – улыбнулся британец. – Добро пожаловать в клуб.
– А если бы я все же повел себя… несколько иначе, услышав шутку? У меня имелись некоторые основания, не так ли?
– Боюсь, старина, это означало бы, что вы не вполне годитесь для нашего клуба, – ответил резидент. Проверку на крепость нервов парень выдержал, уж какие выводы сделает из этого Мензис – дело его, но кадр явно ценный, и нашел его именно Далтон, напомнить об этом при случае не помешает.
Следующего вопроса он ждал напрасно. Подпольщик смог удивить его еще раз, ответив:
– В таком случае, думаю, мне понравится членство в клубе.
«Нет, мальчишка точно далеко пойдет, – в очередной раз подумал Далтон. – Стюарт, не знаю, зачем он тебе понадобился, но в этой скачке ты поставил на фаворита».
23.12.1932 г. Голландия. Роттердам
Григулявичуса Николай Степанович не дождался. Через четыре часа консул, которому надоело сидеть в кафе, засобирался уходить, но перед тем спросил:
– Ваше превосходительство, а ну как не выйдет вовсе?
– Будем ждать, – уныло ответил полковник. – А что, есть другие предложения?
– Ну, он же убийца? Я бы мог, к примеру, зайти в консульство, сказать, как бы неофициально, что, мол, предупреждаю о…
– Да они знают наверняка, – не дал договорить Гумилев.
– А вдруг нет? Да и ничем не рискуем, у меня с консулом хорошие отношения, я вроде как его по-дружески предупрежу. Ведь если мы запрос о выдаче голландцам пошлем, неудобно для англичан выйти может.
«Авантюра, – подумал жандарм. – Но…»
– Попробуйте, Георгий Максимилианович, – решился он. – Только…
– Да не тревожьтесь, – покровительственно улыбнулся дипломат. – Если бомбист ваш пропадет потом, так я и вправду в Гааге запрос сделаю, получим отписку, что полиция сведениями о местонахождении не располагает, не будут голландцы для нас напрягаться. На том и кончится, а мы все отрицать станем.
Он поднялся и спокойно пошел к выходу.
Когда вернувшийся от англичан консул вошел в кафе, раздраженно стряхивая капли дождя, уже по его лицу контрразведчик понял – сорвалось.
– Почему? – без предисловий спросил он дипломата, как только тот уселся напротив.
– Даже разговаривать не стали. «В консульстве нет и не было российских подданных», – процитировал Маленков, снова присаживаясь к столу и подзывая жестом официанта. – Теперь только если через местный суд. Нам есть, что предъявить ему официально?
– Кто с вами разговаривал? – быстро спросил Гумилев.
– Начальник паспортной службы посольства, из Амстердама.
Полковник нахмурился. Паспортная служба служила прикрытием сотрудникам Intelligence Service с момента ее передачи из министерства обороны в Foreign Office. Он на секунду задумался, потом резко встал и, снимая с вешалки плащ, огорчил собеседника, уже заказавшего портер:
– Мне нужна связь с Петербургом, срочно. Вы ведь имеете право на дипломатическую почту? Телеграмму я зашифрую сам, передохнуть не получится, Георгий Максимилианович. Поехали.
* * *
Утром следующего дня Гумилев не спеша пил кофе в таком же, может, чуть менее чистом кафе. В порту Роттердама, где из окна прекрасно просматривались пирс и борт парохода, отправляющегося на Альбион. Неподалеку от трапа, чуть отстраненно от реденькой цепочки пассажиров, вырисовывалась высокая сухая фигура английского консула, рядом с которым прохаживался человек «среднего роста, плотного телосложения, представительный» – тут же всплыла в памяти фраза из формуляра. Человек, за которым полковник охотился последний месяц. Убийца и террорист. Угроза для спецслужб Российской империи. Со вчерашнего дня имеющий вид на жительство в империи его величества Георга V.
Григулявичус под присмотром двух флегматичных голландских пограничников, куривших в нескольких шагах от британцев, ждал очереди на пароход. Брать его тут, на глазах всего порта, было, разумеется, невозможно, а на пароходе боевик переходил под охрану флота Великобритании.
Вчера, вернувшись в российское представительство, Николай Степанович нашел шифровку от фон Коттена, запрещавшую любые действия, кроме наблюдения. С Фогелем вопрос решился просто, голландец, как всегда невозмутимо, пожал плечами, взял деньги, снял своих агентов, кроме двоих, в пару к каждому филеру из России и исчез. В ответ на новости о контактах боевика с британцами Петербург новой телеграммой подтвердил запрет на деятельные меры, приказав, однако, продолжать слежку и в случае намерения покинуть страну удостовериться в том лично полковнику.
«Помаячить», – перевел для себя Гумилев, с самого начала подозревавший в операции второе дно. Этот приказ он сейчас и выполнял. Отчетливо понимая – в этом спектакле его роль отыграна. И какой была роль, первого плана или «кушать подано», хорошо он сыграл или был освистан невидимым зрителем, он не узнает, наверное, никогда. Такое уж ремесло, пьеса на подмостках с задернутыми кулисами, по непрочитанному сценарию.
Он глотнул кофе и вновь взглянул на фигуры у трапа.
«А у Юзика ведь тоже есть роль, – подумал жандарм. – Своя, неведомая. Может, и самому ему неизвестная. Бросающая по всей Европе, обрекая бежать, бежать от преследующих ищеек, и ищеек натасканных, опытных».
На секунду полковник пожалел поднимающегося на корабль паренька с окраины Российской империи, старающегося, это было заметно даже издали, держаться надменно и уверенно, в английском стиле. Сладка ему сейчас свобода, а еще вчера наверняка дрожал загнанный, – подумал Гумилев. – Тоже бы сбежать куда, из Европы этой… да ведь кому ж на мое место-то? Нет таких у генерала, приметных…»
Мысли внезапно потекли в другую сторону. Полковник усмехнулся и потянул из кармана записную книжку.
* * *
– Джек, он строчит в блокноте уже двадцать минут, – настороженно сказал в соседнем кафе человек, выглядящий, как матрос в поисках найма, соседу по столику. – Что ему сейчас писать?
– Может, отчет, – спокойно ответил собеседник, отвыкший суетиться много лет назад, еще в индийской полиции. – Может, портрет отъезжающего рисует. В рапорт включим.
– А если мимо пройти, взглянуть?
Сосед матроса отпил из высокой кружки недорогое пиво, бросил рассеянный взгляд в соседнее кафе, подумал и отрицательно покачал головой:
– Не стоит. Тертый клиент.
Старший филер откинулся на спинку стула, доставая из кармана пачку сигарет, вновь неприметно, но внимательно обозрел окрестности и вынес окончательное решение:
– Приказано вмешиваться, только если нашего парня попробуют взять. Русский сидит спокойно. Пишет он или срисовывает, нас не касается, нам интересно, куда он после пойдет. А он, возможно, тут не один. – Британский агент по опыту знал, когда следишь за серьезной персоной, могут найтись желающие последить и за тобой. Рисковать он не собирался: – Может, он вообще не по делу строчит.
Англичанин, прикрывающий отъезд Григулявичуса, угадал.
* * *
Первые строфы легли на бумагу легко, стихотворение писалось быстро, «шло само». Возможно, подсознание утешало за проигранную, он был уверен в этом, операцию. Проигранную жандармом, но… может статься, разбудившую поэта. Он быстро, не останавливаясь, покрывал лист блокнота строками:
