Национальный учетно-исследовательский центр интенсивной терапии заметил, что после попадания в отделение интенсивной терапии 76 % пациентов вскоре были интубированы и подключены к аппарату ИВЛ. После пика заболеваемости этот показатель снизился до 44 %, а смертность – с 43 до 34 % соответственно. За это время не появилось ни новых препаратов, ни более эффективных клинических рекомендаций. Министерство здравоохранения предположило, что улучшения были связаны с «неформальным обучением».
Специалисты из Китая и Италии были правы: высокое давление вдыхаемого воздуха разрушало захваченные коронавирусом легкие.
В кардиохирургии мы узнали об этом еще 40 лет назад, но, несмотря на это, более изысканные и менее инвазивные аппараты в государственных больницах были недоступны. Мы даже пытались убедить больницу Святого Томаса использовать гидроксигаз для премьер-министра, но безрезультатно. Я подозреваю, что свободных денег просто не осталось. Все они были потрачены на бесполезные аппараты ИВЛ, которые стали невостребованным хламом на складах и в Найтингейлских больницах. Причина была очевидна: в больницах не хватало соответствующего персонала.
Когда в хирургии дела идут плохо, мы используем выдуманный инструмент, чтобы понять, что можно было улучшить. Мы называем его «ретроспектоскоп», а психологи – «рефлексия». В 2016 году учения «Лебедь», в ходе которых была смоделирована пандемия, показали, что при реальной пандемии такого масштаба Национальная служба здравоохранения не справится с нагрузкой. Медицинский директор службы прокомментировал серьезный дефицит коек в отделениях интенсивной терапии, но правительство сочло этот вопрос слишком болезненным, чтобы выносить его на обсуждение. Естественно, замалчивание было верным путем к успеху. Не нужно раскачивать лодку, если ты хочешь представлять Британскую империю. Уроки, усвоенные в ходе учений, были проигнорированы, и общество заплатило за это высокую цену. Второсортное здравоохранение.
Прогнозы подтвердились катастрофическими ошибками, допущенными в ходе борьбы с COVID-19. В отделениях интенсивной терапии Англии было всего 4123 койки, то есть 6,6 койки на 100 тысяч населения – половина среднего показателя по Европе. В Италии их было 12,5, а в Германии – 29,2, то есть в 5 раз больше. Беспокойство, кроме прочего, вызывала нехватка специально обученных врачей и медсестер, а также необходимого оборудования. У нас не было ни того, ни другого. По всей стране максимальный потенциал ЭКМО на случай пиковой нагрузки составлял 30 коек, расположенных в 5 отдельных кардиологических центрах, – незначительное число с эпидемиологической точки зрения. Эту тему обсуждали в том числе на телевидении, но число умерших лишь продолжало расти. Я вышел на пенсию, поэтому в Оксфорде, где ЭКМО была впервые применена, ее уже не было. Когда медицинская пресса спросила моего мнения, я задал государству вопрос: «Почему каждое кардиологическое отделение нельзя было укомплектовать всем необходимым, чтобы спасать жизни во время рутинной работы?» Когда состояние премьер-министра ухудшилось и ему потребовалась госпитализация, за ним ухаживала ЭКМО-бригада в больнице Святого Томаса. К счастью, ему не потребовался аппарат, но у подавляющего большинства людей, которые действительно в нем нуждались, не было ни единого шанса его получить.
В течение нескольких недель уровень смертности от COVID-19 в Великобритании достиг 182 пациентов на миллион, в то время как в Германии он составлял 42 пациента. Другими словами, в Германии было в 5 раз больше ресурсов, включая аппараты ЭКМО, и потому смертность была в 5 раз ниже. Опять же, почему нашу систему здравоохранения называют поводом для зависти всего мира, если Тайвань, Гонконг и Сингапур показали себя гораздо лучше, находясь в непосредственной близости от Китая? Разумеется, это не обсуждалось. Мы слышали лишь пропаганду. Мы аплодировали врачам с порога своего дома. Когда вирус попал в Великобританию через аэропорты, в стране было 43 тысячи вакансий на должность медсестры и 100 тысяч других вакансий в различных государственных больницах.
Только в 2020 году COVID-19 убил 100 тысяч человек путем дыхательной и полиорганной недостаточности. Разумеется, врачи, медсестры и санитары приложили героические усилия в невероятно сложных обстоятельствах. Когда членов Ассоциации врачей спросили, была ли Великобритания готова к коронавирусу, 99,5 % ответили, что нет. Это не вселяло уверенности, как и недоступность средств индивидуальной защиты. Армия врачей-пенсионеров, включавшая членов моей семьи, вернулась в больницы, но нам трудно было что-то изменить, не имея метода лечения дыхательной недостаточности с подтвержденной эффективностью. Разумеется, некоторые из этих врачей скончались.
В октябре вышла статья «Пациентов спасают путем подавления иммунной системы». В ней рассказывалось о том, что некоторые препараты не давали системе комплемента активировать лейкоциты и, следовательно, предотвращали связанные с этим проблемы. Это был момент из серии «я же говорил». Прошло 40 лет с тех пор, как в Алабаме вышла моя статья «Система комплемента и повреждающее действие аппарата искусственного кровообращения». Прошло полгода, и 50 тысяч человек умерли с того момента, как я предложил использовать стероиды, чтобы попытаться кого-то спасти.
Те, кто заново изобретал колесо, сказали: «Отключение С5 может быть очень эффективным. Мы и другие исследователи использовали С5-блокаторы на пациентах с крайне тяжелым COVID-19 и получили многообещающие результаты». Именно этого мы достигли в кардиохирургии путем выявления в аппарате искусственного кровообращения опасных материалов, провоцировавших активацию системы комплемента, и их замены. Именно уровень С5 я впервые измерил у пациентов на аппарате искусственного кровообращения. Все эти годы мы использовали стероиды, и теперь дексаметазон стал популярным средством для лечения COVID-19.
Я снова изложил свои аргументы в хирургическом журнале. Статья называлась «Взгляд кардиохирурга на лечение коронавируса» и имела подзаголовок «Могут ли вмешательства, которые хирурги применяют для профилактики, защитить от цитокинового шторма?». Разумеется, она ни на что не повлияла. Пандемией управлял комитет «мудрецов», который закрывал глаза на все, кроме собственных идей. Некоторые выдающиеся вирусологи и статистики давали правительству свои лучшие советы, но, к сожалению, ими не интересовались, и за этим последовало огромное число смертей.
Через 2 года после моего возвращения из Уханя в Великобритании было зарегистрировано 10,5 миллиона случаев COVID-19 и 150 тысяч смертей, что сопоставимо с населением Оксфорда. Смертность в Великобритании превысила 2000 случаев на миллион населения. Она была самой высокой в Европе и сопоставимой со смертностью в Мексике, Чили, Латвии и Украине. Она в 2 раза превосходила смертность от коронавируса в Германии, Нидерландах и Канаде. Быстро приняв серьезные меры, Китай зарегистрировал всего 111 413 случаев. Смертность составила 3 случая на миллион населения, хотя некоторые и считали эти цифры заниженными. В Австралии, Новой Зеландии, Японии и Сингапуре смертность на миллион населения составляла 79, 9, 145 и 127 случаев соответственно. Возможно, нам следует позавидовать их службам здравоохранения и внимательнее присмотреться к своей. Я серьезно.
Так что же пошло не так? Во-первых, Национальная служба здравоохранения Великобритании была перегружена
