аэропорт под дождем не был простым. Дороги затопило, видимость была плохой. От нескольких запланированных маршрутов пришлось отказаться, но меня все же привезли в аэропорт к 19:40 – на полчаса позже предполагаемого взлета. Понимая, что я опоздал на рейс, я начал рассматривать безрадостные варианты. Как мне следовало поступить: провести ночь в аэропорту или попробовать вернуться в отель в городе?
Во-первых, нужно было купить билеты на следующий вечер. К своему удивлению, я заметил, что регистрация на мой рейс все еще продолжалась, что было странно, учитывая, что самолет уже улетел. Оказалось, что это не так. Экипаж самолета опаздывал из-за ливня и еще не прибыл в аэропорт. Согласно последним данным, они должны были приехать через полчаса, и еще столько же требовалось на подготовку к посадке и взлету. «Вам повезло, сэр, – сказала сотрудница аэропорта. – Большинство пассажиров не успевают приехать. Весь самолет будет вашим. Пожалуйста, располагайтесь в зале ожидания у выхода на посадку, мы пригласим вас заранее».
Зал ожидания был практически пуст. Я сидел с бутылкой вина и большой тарелкой орехов, смотрел в залитое дождем окно, из которого ничего не было видно. Убийство беременных женщин не было редким явлением в Южной Америке, но в Оксфорде такое случается нечасто. В Великобритании операции на сердцах беременных женщин были тщательно спланированы и организованы. В тот день, однако, хирургическое вмешательство было экстренным и импульсивным. Я провел его инстинктивно, поддавшись отчаянию. Я спокойно прокручивал все произошедшее в голове. Конвенция диктует: «Спасайте мать, а не нерожденного ребенка». Но мы не можем реанимировать женщину с помощью непрямого массажа сердца, когда матка сжимает вены живота. Добавьте к этому раненого ребенка и кровоточащую плаценту. К черту конвенцию, нужно спасать обоих.
Когда я налил еще один большой стакан «успокоительного» в баре, у меня зазвонил телефон. Я дал Леонор свой номер и надеялся, что это была она. Следует отметить, что мой интерес был исключительно профессиональным: какой бы привлекательной она ни была, мои распутные дни давно остались позади. Так я себе говорил.
– Здравствуйте, профессор! Наверное, вы добрались до аэропорта, но опоздали на рейс. Не хотите вернуться в город и пойти с нами на ужин? Мы бы хотели вас угостить.
– Леонор, я действительно опоздал, но самолет еще здесь. Я бы с удовольствием поужинал с вами, но вылет уже совсем скоро, – сказал я, втайне мечтая, чтобы ужин был только для нас двоих. – Могу я спросить, как себя чувствуют пациенты?
– О, с ними все в порядке. К тому моменту, как мы оказались в операционной, кровотечение из легких прекратилось. Кровь из печени продолжала сочиться, поэтому мы оставили тампоны в животе. Акушеры зашили матку, и они, похоже, довольны состоянием ребенка. Сосудистый хирург сейчас изучает ногу девочки. Мы безгранично вам благодарны, профессор. Без вас мы потеряли бы обоих. Сейчас мы уверены, что и мать, и ребенок выживут.
Я замолчал, расчувствовавшись. Живя на окраине Сканторпа, я решил стать хирургом, чтобы что-то изменить. И в тот день я действительно сделал это – в промокших фавелах Сан-Паулу, далеко-далеко от дома. Я попросил очаровательную Леонор держать меня в курсе, а затем добавил очевидное:
– Я бы не справился без твоей помощи, поэтому идите и отпразднуйте наш успех. Подумай о том, чтобы приехать ко мне на обучение.
Ночной полет на верхней палубе Boeing 747 был настоящим счастьем. Других пассажиров так и не появилось. Казалось, что я нахожусь в каком-то частном клубе: 2 бортпроводницы, 1 пассажир и заполненная тележка с напитками. Это было до теракта 11 сентября, поэтому двери кабины пилота были открыты. Я наблюдал за тем, как пилоты проходятся по контрольному списку, и задумался о том, почему хирурги не следуют тем же правилам. Через несколько лет Всемирная организация здравоохранения действительно ввела хирургические контрольные списки для операционных.
Как обычно, я забыл отключить мобильный телефон, когда мы оторвались от взлетно-посадочной полосы. Он запищал, и на этот раз мне пришло сообщение: «Мать пришла в себя. Ее мозг, похоже, в порядке. Ребенок в стабильном состоянии, но еще в операционной. Я никогда не забуду сегодняшний день. И вас, профессор!» Последние 3 слова вызвали у меня улыбку.
Взлет во время проливного дождя не был проблемой, и, когда мы оказались над облаками, самолет просто дрейфовал. Первый вопрос бортпроводницы всегда одинаков: «Как прошла ваша поездка, сэр?»
Хотел ли я играть роль кардиохирурга тем вечером? Вовсе нет, поэтому я просто ответил: «Боюсь, что очень мокро. Я рад, что возвращаюсь домой».
А затем я выпил еще вина – на этот раз лучшего качества.
Вне всяких сомнений, мое участие в этом деле было импульсивным и безрассудным.
Да, все могло закончиться 2 трагическими смертями. Но без вмешательства и мать, и ребенок точно лежали бы в морге.
Пока легендарный монстр-самолет мчался по небу, я задумался о том, что вся моя карьера была «вне колеи» и по этой причине я часто злил окружающих. Многие из моих инициатив, определивших оксфордскую кардиохирургию и изменивших специальность к лучшему, изначально подвергались критике. Сначала была стратегия «кардиохирургия без интенсивной терапии» – программа быстрого восстановления, необходимая из-за недостатка коек в отделении интенсивной терапии. Затем мы переложили на операционных медсестер обязанности по забору вен ног для коронарного шунтирования, поскольку хирурги-практиканты не всегда справлялись с этой задачей, хоть это и вызвало волну негодования в Королевском колледже медицинских сестер и Королевском колледже хирургов. Позднее мы запустили программу детской кардиохирургии, которая тоже не оставила медицинское сообщество равнодушным. Затем мы стали использовать новые механические устройства поддержки кровообращения. В итоге это привело к тому, что Оксфорд стал первым в мире кардиологическим центром, где пациенту был установлен высокоскоростной кровяной насос в качестве альтернативы пересадке сердца. Оказалось, что насосы хорошо работали и обеспечивали выживание пациентов без побочных эффектов иммуносупрессивных препаратов, и это было особенно необходимо во времена, когда ношение ремней безопасности резко сократило число доноров органов. Как я всегда говорил, ни один способ лечения, для осуществления которого кто-то должен умереть, не отвечает требованиям современной медицины. В отличие от кровяных насосов.
Хотя эти нововведения приносили огромную пользу пациентам во всем мире, они постоянно ставили под угрозу мою репутацию в Великобритании. Тем не менее благодаря конфликтам я процветал, утешаясь мыслью, что наши инновации в кардиоторакальной хирургии внесли важный вклад в развитие одного из первых крупных травматологических центров Великобритании.
Травма другого рода
Похоже, Национальная служба здравоохранения постепенно угаснет, и мы в значительной
