― По-вашему, я и Маргарита ― блаженные и чокнутые?
― Скорее почти святые. ― Альфред не улыбался, перебирая пальцами кружку с чаем. ― Я полагаю, что нет смысла объяснять значение этого выражения двум докторам наук. Вспомните, Евгений, просто вспомните и скажите, было ли такое, что вы близко соприкасались со смертью? Вы ведь служили?
― Замолчите лучше! ― Красивое лицо Лащенко на миг перекосило, а глаза полыхнули так, что Анна почти ощутила горячее синее пламя прикосновений перьев смерть-птицы Гамаюна. ― Вы оторвали меня и мою жену от выходного, наговорили кучу всякого бреда, откуда-то узнали про то, как Риту и меня называли в девяностых, и то, что было на Вост… ― Лащенко запнулся и сжал кулаки. Слова Альфреда, судя по всему, разбудили давно похороненные воспоминания. ― Выкладывайте, откуда вы узнали, что студенты прозвали меня Гамаюном, а Риту ― Сирин? Это розыгрыш, да, вас Мишка Генрих подослал?
― Никто нас, Евгений, не подсылал, а о господине Генрихе вы вспомнили очень кстати. ― Альфред держался на удивление уверенно. Анна давно потерялась бы в аргументах и не сумела донести до супругов правду о том, что они ― райские птицы.
― Ещё скажите, что он тоже какой-то волшебный птиц! ― раздражённо усмехнулся Лащенко.
― Волшебный, но не птица, ― откликнулся Альфред. ― У меня есть предположение, что раз вы с Маргаритой Гамаюн и Сирин, то ваша дочь ― воплощение Алконоста.
― Только дочь мою сюда не впутывайте, ― мрачно произнёс Евгений. ― Ну показали вы мне искры на пальцах, серебряный ключ Лии, раскурили дымок. Где гарантии, что это не розыгрыш или что вы не психи. Да, я читал про вас в интернете, но ваша жена отличный психолог, поэтому… Я не могу вам просто поверить.
― А ты поверь. ― Анна и забыла, какой у Маргариты приятный и красивый голос. Громова затянулась, отчего на её щеках образовались ямочки, и выдохнула ароматный дым. ― Как поверил в то, что нашёл меня спустя двадцать лет. И вспомни, как говорил мне летом на практике, что я нереальна. Как называл Сирин. Не задумывался, что не просто так постоянно всплывают эти прозвища? Лия, дорогая, ― Маргарита чуть улыбнулась смущённой, не знающей, куда себя деть, Лие, ― что ты видела тогда, у костра?
― Чёрные крылья за вашей спиной, Маргарита Алексеевна. ― Лия подняла на Громову взгляд расширенных карих глаз. ― Можете назвать меня сумасшедшей, меня давно считают дурной из-за того, что я люблю Вадима Борисовича…
― Ты не сумасшедшая, ― покачала головой Маргарита. Её рыжие волосы плавились в солнечном свете. ― Я тоже однажды видела эти крылья. В тот день, когда умер твой отец.
― Мой папа не умер тогда. ― Голос Лии стал высоким. ― Вы его спасли.
― Дима Лазарев был мёртв до приезда «скорой». ― Маргарита произнесла это так уверенно, что у Анны всё похолодело внутри. ― Я рассказала врачам и полиции далеко не всю правду…
***
Середина 90-х
Поселять в квартире трёх арендаторов, определенно, было не лучшей идеей. Рита Громова поняла это, как только поднялась на лестничный пролет второго этажа и увидела открытую дверь своей квартиры. Шло третье января, в подъезде пахло перегаром и петардами. Наверняка большой вклад в это амбре внесли её квартиранты.
― Что это у нас двери открыты? ― медленно и громко произнесла Рита, заходя внутрь. На полу раскиданы пустые бутылки из-под шампанского, пива и водки. На тумбочке в беспорядке валялась обувь. ― Здра-асте! ― Из гостиной вышел, пошатываясь, помятый и растрёпанный Виталик. Его тёмные волосы были взлохмачены, и он явно недавно блевал. Рита скривилась от отвращения. В туалете, судя по звукам, тошнило кого-то ещё, а в ванной лилась вода.
― Ой, Ритка, привет! ― Виталик смущённо почесал за ухом. ― А что ты здесь делаешь, ты же должна быть на горнолыжном курорте?
― Правда? ― ошалело и зло усмехнулась Рита. Она поставила сумку на тумбочку и скрестила на груди руки. ― Ничего я не должна. У меня путёвка вчера закончилась.
― Там была марихуана? ― попытался улыбнуться и задобрить Риту Виталик.
― Нет, ― отрезала Рита. ― Что вы здесь устроили?
― У нас вчера маленький пикничок был, ― пробормотал Виталик. ― Выпивка, закуска, девчонки приходили…
― И принесли с собой дурь. ― Рита подняла с пола пустой пакетик и помахала им перед носом Виталика. ― Что это за дрянь? Марихуана? Конопля? Вы понимаете, что если вас примут за это дерьмо, то меня тоже загребут как хозяйку квартиры? В общем, так: ещё один косяк и можете выметаться к чёртовой матери!
― Кто-то сказал «косяк»? ― Из дальней комнаты показалась Ленка в ставшей уже привычной замызганной рокерской одежде и шипастых браслетах. ― Рита?.. ― В глазах Ленки, покрасневших от дыма и пьянки, промелькнуло смущение.
― Рита, ― кивнула Рита, расстегнув тёплую куртку, запарившись. ― Я уже наслышана о ваших художествах. Где Ваня?
― В туалете, ― промямлила Ленка, отводя взгляд и ковыряя прожжённую в ковре дыру. Рита выдохнула. Хотелось набить морду всем троим. Троим?.. Рита прислушалась: вода в ванной литься не перестала.
― Так, стоп. ― Она размотала шарф и вытащила из кармана куртки пачку сигарет. ― Вы двое здесь, Ваня зовёт Ихтиандра. Кто тогда в ванной?
― Диман, ― с готовностью ответил Виталик.
― Какой Диман? ― Рита едва сдерживалась. У её квартирантов была куча знакомых, и любой из них мог оказаться Диманом. Рита не запоминала имён тех, кого выгоняла из квартиры, когда возвращалась с работы после учёбы под ночь и обнаруживала очередную компанию.
― Лазарев.
Рита почувствовала, что сердце ухнуло куда-то вниз. Она думала, что разгромленная квартира и пакет конопли ― это самое страшное, что могло произойти, но ошиблась. Закрывшийся в ванной Дима Лазарев оказался куда ужаснее. Он похоронил в октябре жену, да так и не оправился. Отправил двухлетнюю дочку к матери, а сам шатался по друзьям и знакомым, пил и прожигал жизнь. Рита вспомнила изрезанные руки Димы, и тошнота тут же подкатила к горлу.
― Сколько он уже там? ― отрывисто спросила она.
― Минут десять.
― Вот же блядь! ― Рита, как была в обуви, кинулась к запертой ванной. ― Там же лезвия! Скорую вызывайте! ― Она прижалась ухом к щели, из которой отчётливо слышался плеск воды. ― Дима, открой! ― прокричала Рита и забарабанила по двери. ― Открой, я тебе сказала!
― Рита, нет. ― От звука Диминого голоса у Риты всё внутри похолодело. Казалось, он говорил уже из могилы. ― Ты даже сейчас меня не останавливай. ― Короткий истеричный смешок выбил из Риты дух.
― Нужно отжать чем-то дверь! ― крикнула Рита, безуспешно дёргая старую прочную дверь. ― Торчок ебаный! ― Рита со злостью и отвращением посмотрела на трясущегося Виталика. ― Тащи свой зад на балкон, там лом есть! ― Сердце скакало в груди, руки тряслись, но Рита понимала, что если впадёт в ступор, Дима умрёт в её ванной.
― Но ведь дверь сломается, ― начал Виталик. ― Ты же ругаться будешь…
― Это моя дверь, захочу ― сломаю! ― огрызнулась Рита. ― Ленка, блядь, ноги в руки и встречать во дворе скорую! ― крикнула она Ленке, которая уже объясняла что-то диспетчеру по телефону. ― Ваня, сюда иди, помогать будешь!
― Что случилось? ― Тощий долговязый Ваня вышел из туалета зелёный и испуганный.
― Дима Лазарев вскрыться хочет! ― С этими словами Рита отобрала у Виталика лом и, вставив один конец в щель, налегла, как на рычаг. Виталик и Ваня поспешили присоединиться.
Старая советская дверь была сделана на совесть. Дерево трещало, косяк ходил ходуном, но не поддавался. Рита зарычала от бессилия и навалилась всем весом. Рядом с ней пыхтели парни. Раздался оглушительный треск: щеколда вырвалась, и дверь распахнулась. Отбросив лом, Рита заскочила в ванную.
― Дима!
Лазарев был там. Он лежал в промокшей насквозь одежде, завалившись на борт ванны. Чёрные густые волосы завивались от влаги, щетина покрывала заострившееся лицо. Из его распоротых предплечий лилась кровь. Вода окрасилась в алый, комната заполнилась паром и удушливым дымом марихуаны. Капли крови стекали по белой эмали, на полу образовалась лужа, в которой лежало лезвие «Нива». С криком викинга Рита кинулась к Диме и, обхватив его поперёк туловища, рывком вытащила из ванны.
