сердцем. Просто выключит ее, как будто кнопкой щелкнет. Это легко. Без сомнений, без суеты, без угрызений совести. Каллум, поди, еще посмеется, а то и спасибо скажет.
– Я думаю, – продолжал Нико, – что мы слишком усердно думаем над этим.
– Не может быть, – возразил Гидеон, приближаясь к сидевшему в кресле Тристану.
– Верно, – согласился тот, сообразив, что уже какое-то время молчит.
– Ладно. Значит, это Роудс думает лишком много. – Нико погладил Либби по голове, и она неуклюже отмахнулась. – Давайте, что ли, ну, прекратим.
– Выбей это на камне у моей могилы, – пробормотала Либби. – «Давайте, что ли, ну, прекратим».
– А у меня на надгробии пусть высекут «Скоро буду», – сказал Нико и щелкнул пальцами. – Гидеон, поручаю это тебе.
– Я в курсе, – ироничным тоном произнес Гидеон, подойдя слишком близко. Похоже, Либби была права и он что-то такое знал. Гидеон знал очень многое, оставаясь нейтральным, однако это было самое страшное. Мысль о том, что он все видит и даже не пытается вмешаться, выбивала почву из-под ног, лишала равновесия.
– Надо все провернуть поскорее, – сказал Нико. – Прямо завтра.
– Даже если бы я с тобой согласилась, нам нужен отдых, – ответила Либби. – Еда.
– И Далтон, – напомнил Тристан.
– Смысл в намерении, – возразил Нико. – Если, скажем, получится убедить Далтона через Парису или, там, я не знаю, Тристан как-то его завлечет…
– Верно, – ответил Тристан, заметив, как неуютно поерзала в кресле Либби. – Это прям вариант.
– …то завтра мы кутим, отсыпаемся двое суток, а потом создаем, к херам, новый мир. – Нико пронзил кулаком воздух, что в это время суток – ночью – показалось Тристану жутко неуместным. – Принцип стрелы. Нам надо решиться. – Он обвел остальных умоляющим взглядом. – Взяться и сделать.
Либби отодвинула книгу и посмотрела Тристану в глаза:
– Будь добр, повтори ему, а то у меня уже сил нет.
Гидеон так и стоял у Тристана над душой. Что он видел? Или что ему виделось?
«Ты мне доверяешь?» – спрашивала Либби. Как далеко придется зайти ради нее?
– Мистер Кейн, это снова Форд, прошу простить за беспокойство, но доктор Блэйкли с вами еще не связывался? Мы так и не получили отчета о новом архивариусе. Совет попечителей пока отложил решение о вотуме недоверия, но это лишь вопрос…
Телефон оттягивал карман. Тристан подумал, не написать ли Каллуму, так, внести толику нелепости, ослабить гнетущее чувство в груди, которому там совершенно не место, ведь тревожиться нет смысла. Это пережиток прошлого, когда еще страхи изводили его.
Тристан напишет: «Вдруг ничего не выйдет?» – на что Каллум наверняка ответит: «О, милый, а вдруг ты полетишь?»
– Гипотетически, – сказал Тристан, – я бы согласился с Вароной.
Либо этот мир не совсем прост, либо в нем ничего нет, и тогда Либби перестанет так смотреть на Тристана, а боль наконец-то, наконец-то пройдет.
Нико с грохотом хватил рукой по столу.
– Бум, – аки блажной или пророк сказал он. – Есть, решено.
Рэйна
Рэйна на ходу листала новостную ленту на телефоне. От нагретой мостовой зловеще поднималось марево, люди в толпе сновали туда и сюда. Конец октября в Париже выдался душный и людный из-за того, что лето вздумало задержаться в гостях, видимо, до тех пор, пока его все же не потеснят листопад и все оттенки красного с желтым. Поток туристов, казалось, никогда не иссякнет: эти не спеша прогуливались по городу, наряду с местными, одетыми обескураживающе в духе Парисы. К слову, Каллум воплощал собой чистое зло: он не сгорел только потому, что рубашка на нем сияла отраженным светом. Он и сам лучился бы непростительным благодушием, однако расслабиться ему не давала переписка с бывшим. Видимо, решались какие-то крупные (тупые) вопросы.
У Рэйны на экране тоже высветилось сообщение: «Почти закончили предварительные исследования. В общем, просто держу тебя в курсе!» Дальше смайлик в праздничном колпачке, красная мигалка и: «ОЧЕНЬ жаль, что ты так и не приняла хулиард моих извинений. Но все равно лю тя чмок зайку».
– Боже, – произнес Каллум, приспутив очки и заглядывая Рэйне через плечо. – Ты еще не внесла его номер в черный список? Ну так выбрось телефон на фиг…
– Кто бы говорил. – Для полного счастья она подняла на него злобный взгляд. – Я так понимаю, Тристан уже рассказал тебе о прогрессе в зловещем заговоре?
– Ты даже говоришь как Варона. Очень мило. – В слепящих бликами стеклах очков Рэйна увидела свое сердитое отражение. Но тут Каллум кивнул на экран ее телефона: уведомление о сообщении пропало, осталось окошко браузера с новостями. – Что ищешь?
– Новых кандидатов. – Рэйна показала на статью в техасской газете о молодой женщине-политике, набирающей популярность будущей конгрессвумен. – Можно проверить ее. Или переключиться на ее оппонентов, если так проще. – К тому времени, ориентируясь на объемы силы, которые через нее поглощал Каллум, Рэйна поняла, что намного легче заставить толпу ненавидеть кого-то, чем перенаправить ее внимание или остудить пыл.
Каллум в ответ скорчил рожу и изящно обошел группу туристов, которые остановились сделать селфи.
– Нет. Не люблю Техас.
– Почему? Там же не все фанатики. – На прошлой неделе они заскочили в техасский сенат и сорвали там акт, который, как выяснила Рэйна, был частью призыва к действию в соцсетях. Сенатор от штата, продвигавший законопроект, передумал (разумеется, благодаря Рэйне и Каллуму), но процессу это не сильно помешало. Еще один конгрессмен просто-напросто подключил лидера другой партии, и, по итогу, даже перемена мнения общественности не принесла результата. Рэйна не учла специфики политической жизни Америки (в которой не разбиралась), хотя ее мотивировало доминирование американских политиков. Каллум все объяснял трудностями перевода. Правительства, говорил он, как люди, тут необходимо четко владеть языком системной коррупции. В Соединенных Штатах, например, влияние складывалось из денег (ожидаемо) и географии (неожиданно, нелогично, бредово).
Суть в том, что, если даже законопроект не снискал любви у общественности, это никак не угрожает заинтересованным политикам. В конце концов пришлось Рэйне с Каллумом задержаться, предпринять еще пять дополнительных вбросов, окончательно смешать все карты и похоронить нежелательный акт. Каллум всячески показывал, как его это угнетает. Благодаря рудиментарному сочувствию Рэйна понимала: то, что Каллум берет у нее (или то, что берет природа с ее позволения), восстанавливается куда быстрее и проще, чем то, что излучает сам Каллум.
– Не обязательно будет как в прошлый раз, – бодро сказала она. После прошлого раза Каллум страдал и мучился, пытаясь, впрочем, это скрыть с помощью серии закидонов. Главным образом он докучал Кейнам, отцу и сыну. Рэйна почти поверила, ведь неповторимая несносность Каллума была сродни неукротимому и, честно говоря, волшебному дару. Вот только у
