Мысль о том, чтобы как-то сгладить оскорбление, нанесенное отцом, показалась ей в конце концов привлекательной. От этого Маргарет станет гораздо легче.
– Отец взбесится, конечно, – сказала она.
– А он не узнает. Но мне все равно, пусть бесится. По-моему, он просто спятил. Я больше ничуть его не боюсь.
Маргарет задумалась, так ли это. Маленьким мальчиком Перси часто говорил, что не боится, а на самом деле дрожал от страха. Но он уже далеко не маленький.
Вообще-то ее немного беспокоила мысль о том, что Перси выйдет из-под контроля отца. Пока только отец умел держать его в узде. При зловредном характере братца он, сорвавшись с поводка, мог натворить бог знает что.
– Пошли, – настаивал Перси. – Давай сделаем это прямо сейчас. Они в третьем салоне, я проверил.
Маргарет все еще колебалась. Она боялась подойти к людям, которых оскорбил отец. Вдруг это причинит им новую боль? Может быть, они предпочитают забыть о случившимся как можно скорее?.. Но конечно, куда важнее, чтобы эти обиженные люди знали, что далеко не все разделяют национальные предрассудки ее отца.
Маргарет так часто была малодушна, а потом об этом жалела. И она решилась. Маргарет встала, придерживаясь за ручку кресла, потому что самолет то и дело проваливался в воздушные ямы.
– Хорошо. Давай извинимся.
Девушка чуточку дрожала, но это ее состояние не было заметно из-за качки. Она решительно пошла через гостиную в третий салон, Перси последовал за ней.
Габон и Хартманн сидели справа лицом друг к другу. Хартманн уткнулся в книгу, его длинная худая фигура скрючилась, коротко стриженная голова низко склонилась, так что горбатый нос ученого едва не касался страницы с математическими формулами. Габон не был ничем занят, по-видимому, он скучал и увидел их первым. Когда Маргарет остановилась возле него и для равновесия вцепилась в спинку его кресла, он замер и посмотрел на нее с неприязнью.
– Мы пришли извиниться, – быстро сказала Маргарет.
– Меня поражает ваша смелость, – ответил Габон. Он говорил по-английски безукоризненно, лишь с едва уловимым французским акцентом.
Это были не те слова, которые хотела услышать Маргарет, но она продолжала:
– Я ужасно огорчена тем, что произошло, и мой брат разделяет это чувство. Я преклоняюсь перед профессором Хартманном, о чем я ему уже говорила.
Хартманн оторвался от книги и приветливо кивнул. Но Габон все еще был сердит:
– Легко таким, как вы, просить прощения. – Маргарет опустила глаза в пол и уже пожалела, что пришла. – В Германии полно вежливых богатых людей, которым ужасно стыдно за то, что там происходит, – продолжал Габон. – Но что они предприняли? И что делаете вы?
Маргарет почувствовала, что лицо ее залилось краской. Она не знала, что говорить и что делать.
– Помолчи, Филипп, – тихо сказал Хартманн. – Как ты не понимаешь, что перед тобой молодые люди? – Он посмотрел на Маргарет. – Я принимаю ваше извинение и очень вам благодарен.
– Боже, я сделала только хуже? – вздохнула Маргарет.
– Вовсе нет. Вы поступили правильно, и я действительно очень вам признателен. И мой друг барон скоро со мной согласится.
– Нам лучше уйти, – огорченно произнесла Маргарет.
Хартманн кивнул.
Она повернулась.
– Я тоже прошу прощения, – сказал Перси. И двинулся вслед за сестрой.
Они вернулись в свой салон. Дэйви стелил постели. Гарри куда-то исчез, скорее всего в туалет. Маргарет решила готовиться к ночлегу. Она достала туалетную сумку и ушла переодеваться в дамскую комнату. Навстречу ей вышла мать, она выглядела потрясающе в халате орехового цвета.
– Спокойной ночи, дорогая, – сказала она. Маргарет молча прошла мимо.
В переполненной дамской комнате она быстро переоделась в хлопчатобумажную ночную рубашку и махровый халат. Ее ночной наряд выглядел заурядным среди ярких шелков и кашемира других женщин, но она не придавала этому значения. Извинение не принесло облегчения, потому что замечание барона Габона казалось ей справедливым. Проще простого приносить извинения и не делать ничего для того, чтобы решить проблему.
Когда она вернулась в салон, отец и мать уже легли и задернули свои занавески. Из-за занавески отца слышался негромкий храп. Ее постель не была еще готова, и она отправилась в гостиную.
Маргарет отлично понимала, что из ее положения есть только один выход. Она должна уйти от родителей и начать жить самостоятельно. Сейчас Маргарет, как никогда прежде, была исполнена решимости именно так и поступить, но она ничуть не приблизилась к решению проблемы денег, работы и жилья.
Миссис Ленан, милая дама, которая села в Фойнесе, устроилась с ней рядом, на ней был ярко-синий халат, надетый поверх черной рубашки.
– Я хотела попросить коньяку, но стюарды заняты, – сказала она, но при этом не выглядела разочарованной. Обвела рукой пассажиров. – Похоже на вечеринку в пижамах или полночный праздник в общежитии – все кругом слоняются в нижнем белье. Вы со мной согласны?
Маргарет никогда не бывала на вечеринках в пижамах и не ночевала в общежитиях.
– Впечатление странное. Как одна большая семья.
Миссис Ленан пристегнулась ремнем, она явно была в настроении поболтать.
– В ночных рубашках не до формальностей, думаю я. Даже Фрэнки Гордино очень мил в своей красной пижаме.
Сначала Маргарет не поняла, что миссис Ленан имела в виду, затем вспомнила о подслушанной Перси скандальной перепалке между капитаном и агентом ФБР.
– Вы говорите об этом арестанте?
– Да.
– Вы его не боитесь?
– Наверное, нет. Чем он может быть мне опасен?
– Но люди говорят, что он убийца и даже того хуже.
– В трущобах всегда гнездится преступность. Удалите Гордино, и убивать будет кто-то другой. Я бы не обращала на него особого внимания. Азартные игры и проституция процветали, когда Бог ходил еще в детских штанишках, а раз есть преступность, она рано или поздно становится организованной.
Это высказывание показалась Маргарет шокирующим. Видимо, что-то такое в самой атмосфере самолета располагало людей к особой откровенности. Она подумала, что миссис Ленан вряд ли бы стала так говорить в смешанной компании: женщины всегда гораздо приземленнее, когда рядом нет мужчин. Но, так или иначе, Маргарет была заинтригована.
– А не лучше ли, чтобы преступность оставалась неорганизованной?
– Конечно, нет. Организованная преступность поставлена в те или иные рамки. Каждая банда имеет свою территорию и не выходит за ее пределы. Они не грабят людей на Пятой авеню и не требуют откупного с Гарвардского клуба, и пусть так и будет.
Маргарет не могла оставить это без ответа:
– А бедняки, проигрывающие последние деньги? Несчастные девушки, рискующие своим здоровьем?
– Не в том дело, что я к ним равнодушна, – сказала миссис Ленан. Маргарет пристально смотрела на нее в попытке уловить малейшее проявление неискренности. – Послушайте, я произвожу обувь. – Должно быть, на лице Маргарет мелькнуло изумление, потому что миссис Ленан добавила: – Так я добываю средства к существованию. Я владею обувной фабрикой. Мои мужские туфли недороги и носятся от пяти до десяти лет. Если хотите, можете найти туфли подешевле, но у них картонный каблук, который снашивается за десять дней. И поверите ли, некоторые покупают именно такие! Поэтому я считаю, что выполняю свой долг, производя хорошую обувь. Если есть идиоты, предпочитающие плохую обувь, я ничего с этим поделать не могу. И если люди такие дураки, что тратят последние деньги на азартные игры, не имея возможности купить на обед кусок мяса, то это меня тоже не касается.
– А вы сами были когда-нибудь бедны?
Миссис Ленан засмеялась:
– Хороший вопрос. Нет, не была, поэтому, наверное, должна помалкивать. Мой дед делал ботинки вручную, а мой отец открыл фабрику, которой я владею. Я ничего не знаю о жизни в трущобах. А вы?
– Совсем немного, но я думаю, что у людей есть причины играть в азартные игры, красть и торговать своим телом. Они не дураки. Они – жертвы жестокой системы.
– Ну, вы рассуждаете прямо как коммунистка, – сказала миссис Ленан с легкой улыбкой.
– Социалистка, – поправила ее Маргарет.
Поняв, что Маргарет говорит всерьез, миссис Ленан не скрыла удивления, осторожно заметив:
– Ну и что ж, ничего страшного. Вы можете когда-нибудь потом изменить свои взгляды – все с годами меняются. Но чего это я вздумала читать вам проповедь? Наверное, потому, что сегодня мне исполнилось сорок.
– Я рада вас поздравить. – Как правило, Маргарет не нравились люди, внушавшие ей, что она одумается, когда станет постарше. Обычно это говорилось снисходительным тоном и без всяких аргументов. Но к миссис Ленан она испытывала безотчетную симпатию. – Расскажите мне о своих идеалах, – попросила Маргарет.
– Я просто хочу производить хорошую обувь. – Миссис Ленан самоуничижительно улыбнулась. – Не очень-то похоже на идеал, но для меня это важно. У меня неплохая жизнь. У меня замечательный дом, у моих сыновей есть все, что нужно, я трачу кучу денег на тряпки. Откуда все это? Потому что я делаю хорошую обувь. Если бы я приклеивала картонные подметки, я бы чувствовала себя жуликом. Ничем не лучше Фрэнки.
