Бело-черная шерсть барана окрасилась в темно-красный цвет — кровь хлестала у него из шеи. Ничего не понимая, удивленно посмотрев на своего врага, Пятнистый шайтан упал на колени. И маленький баран опять подскочил к нему, и с молниеносной скоростью, точностью и силой, несколько раз ударил его лбом в одно и то же место — между глазами.
Затем он отскочил назад и с холодным равнодушием досмотрел агонию и смерть своего противника.
Первым опомнился от шока Аджуб:
— Мошенничество! Это обман и коварство, другого просто быть не может!
Он подбежал к барану, который как верная собака терся у ног своего хозяина, и провел рукой по его сломанному рогу. Когда он ее отдернул, на ладони оказался глубокий порез.
— Это… Это что же такое?! — закричал Аджуб — Обломок его рога заточен! Заточен, как кинжал убийцы!
— Что ты можешь на это ответить, Хаджатал? — спросил глава округа, как только вопли и рев в толпе чуть улеглись.
Хаджатал, не торопясь, подошел к мертвому барану.
— Нет, ответь лучше ты мне, Аджуб, владелец боевых баранов, — воскликнул он, — почему ты вместо того, чтобы плевать на мое животное, не осмотрел его рога перед боем? Ты не сделал этого, самодовольно посмеиваясь, а раз так, то не стоит тебе теперь вопить и размахивать руками, крича, что тебя обманули! Ведь никто тебя ни к чему не принуждал!
Долгое молчание последовало за его словами. Злое, горькое, гневное молчание.
Но в то же время, задумчивое. Каждый боролся сам с собой. Честность и алчность бились лбами, но честность победила на этот раз.
И все воскликнули:
— Ну, раз уж все мы внезапно ослепли, значит, на то была воля Аллаха!
Только один Салман Хаджи не мог успокоиться от гнева и разочарования.
— Почему ты меня не предостерег, чертов ты предсказатель? — кричал он, свирепо вращая глазами.
Хассад отвечал на это бормотанием, мыслями витая в неизвестных сферах:
— Ворон, что колдует… ворон, что колдует… — и ворон соглашался с ним печальным карканьем.
— Победило бесстрашие, о степной всадник! — сказал Амчад Хан, — И поверь мне, я рад этому не меньше, чем ты сам.
Он передал главе округа лист со ставками. Тот повернулся к Уросу и сказал:
— В течение часа я лично передам тебе всю сумму, которую ты выиграл.
— И еще от меня, — добавил Амчад Хан, — ты получишь тот остаток, которого не доставало до ста тысяч афгани.
Урос не почувствовал никакой радости. Лишь безграничная усталость навалилась на него.
— Мой конь… — тихо произнес он.
Мокки подвел ему Джехола и помог сесть в седло.
— Вот видишь… — сказал Урос саису.
Мокки ничего не ответил. Лишь взглянул на Уроса безжалостно. Он не простил ему, он никогда ему не простит. Это оказалось единственным из того, чего Урос хотел достичь своей победой.
Когда они въехали в кишлак, Мокки заметил Серех, которая шла почти рядом с ним, все еще в чадоре.
— Ты помнишь, — зашептал её голос под сеткой, — что ты мне сказал, когда отвязывал коня?
— Я помню, — ответил ей Мокки так же тихо.
— Все помнишь?
— Все.
— Хорошо, тогда позволь теперь действовать мне, — ответила Серех и скрылась в толпе идущих домой женщин.
Часть Четвертая: Последняя карта
Отравленная вода
На топчане, рядом с Уросом, аккуратными стопками лежали пачки денег.
Сто тысяч афгани, которые принесли ему Амчад Хан и глава округа.
Урос кликнул Мокки и бросив взгляд на купюры сказал:
— Возьми сколько сможешь схватить рукой. Считать не надо. Иди на базар и купи все необходимое. Мы уезжаем.
— Серех пойдет со мной, — ответил саис, — она лучше разбирается в таких вещах.
Урос заметил, что Мокки по-прежнему угрюм, и держится скрытно и враждебно.
Он с удовлетворением отметил, что тон его голоса больше не был неуверенным и лебезящим. Он хотел было обрадоваться этому, но не смог. Он слишком устал и ничего не хотел сейчас, — только покоя, крепкого сна, и одиночества. Мокки посмотрел на него и испугался. «Он совсем плох и без сомнения, умрет в ближайшие дни» — подумал он.
Но его страх имел теперь совсем другие причины, чем раньше. Он не боялся, что Урос умрет, его пугала возможность, что он умрет своей смертью, без его помощи.
Серех опять ушла на кухню и теперь задумчиво стояла в углу помещения.
Услышав, что саис зовет ее, она не торопясь, подошла к нему, но головы не поднимала.
— Мы идем на базар, — сказал ей Мокки, — Ты должна купить все, что нам нужно для дороги.
— А платить чем?
Мокки разжал кулак, в котором сжимал деньги. Серех на секунду застыла, словно не веря глазам, а потом торопливо зашептала:
— Как много денег, о Аллах, как много денег! За всю свою жизнь я не видела столько! Даже все наше несчастное племя никогда не имело и половины… Пойдем же, пойдем скорее!
Но когда они уже подходили к лавкам, она замедлила шаг и сказала саису:
— Торговцы не должны понять, что мы торопимся. А то эти воры заломят цены втрое!
Саис шел за ней, как послушный ребенок, полный умиления. Он увидел в ней новую, неизвестную ему женщину: как она рассудительна, как решительна! И какое у нее деловое чутье, как она разбирается в людях! Как хорошо она знает, как нужно обходиться с деньгами! Она точно знала, что именно им нужно купить и напрасно хитрые продавцы пытались привлечь ее внимание вышивками, тканями или украшениями. Она избежала всех ловушек. Когда речь заходила о цене, она была непреклонна. Прежде чем купить самую незначительную вещь, она обходила все магазинчики, лавки, сравнивала качество товара, отмечала его форму и цвет, заставляла показать ей все, что было и, решившись на покупку, торговалась с такой страстью и твердостью, что самые жадные торговцы, уступали ей в цене. Никто из них не прошел школу нищеты, которую прошла она, и не знали, как там ценится даже самая мелкая монета.
Серех купила все, что им было нужно, чтобы спать и есть: палатку, теплую одежду, посуду, и многое другое.
Когда они осмотрели все покупки, составившие не один мешок, Мокки воскликнул:
— Как мы это понесем? Джехол не сможет идти, если нагрузить его всем этим!
— Мы купим хорошего мула, — ответила Серех, и, вздохнув, добавила — Его я не могу купить сама, это должен сделать ты.
Животными торговали на краю города, у дороги Большого Будды. Мокки похлопал по шеям, спинам и ногам мулов, посмотрел их зубы, копыта и заглянул в глаза. Наконец он решил взять одного большого, серого.
— Мне нравится вот этот, дедушка, — сказал он продавцу, старому, хитрому хазару, который молча наблюдал за ним, — Он сильный, молодой. Действительно хороший мул. Сколько он стоит?
