Мокки повернулся. Серех с головы до ног была одета в темный балахон, лицо скрывала темная сетка.
— Серех, ты… как ты тут оказалась? — запнулся Мокки.
Перебив его и часто дыша, она указала на холм и ответила:
— Там… вместе с другими женщинами… нам тоже можно смотреть… но вдалеке от мужчин и только под чадором… я раздобыла себе один.
Она раздраженно дернула за ткань:
— Я задыхаюсь в этом мешке. Дочери кочевников не носят такого.
— Я всегда узнаю тебя по твоим глазам, — сказал Мокки.
— Но что могут сделать мои глаза, если наша лошадь будет навсегда для нас потерянна?
— Значит… ты уже знаешь… — упавшим голосом прошептал Мокки.
— Дети бегают туда-сюда и рассказывают нам все подробности, — объяснила Серех, — Я не поверила своим ушам. Но когда увидела тебя здесь… Значит, это правда?
— Это правда… — подтвердил Мокки тихо.
Серех схватила его за рукав и, дернув, развернула к себе. Ее взгляд пробуравил его до самой глубины души.
— И ты позволишь это, и ничего не сделаешь?! Ведь у нас хотят украсть нашу лошадь, наш единственный шанс, наше единственное богатство?
— Я убью Уроса, — медленно проговорил Мокки.
— А если у коня скоро будет другой хозяин?! — воскликнула Серех, — Мы не можем медлить ни секунды. Надо бежать, как можно скорее! Поторопись!
Ее голос и взгляд опьянили Мокки, и никаких мыслей у него больше не осталось… Он поставил ногу в стремя. Но тут Серех потянула его за чапан назад.
— Поздно, — с горечью сказала она, — Ты раздумывал слишком долго.
В их сторону шел вооруженный полицейский.
Серех скрылась за тополями. И Мокки повел Джехола на арену.
Восхищенный шепот шел от ряда к ряду… И когда глава округа обратился к зрителям с вопросом:
— Теперь вы достаточно посмотрели на коня?
Ответ был единогласным и единственным:
— Это самый красивый из всех, что только видел человек!
Потом он повернулся к Уросу:
— Во сколько ты его оцениваешь, всадник?
— Пусть его оценит благородный Амчад Хан, — ответил Урос, — Никто здесь, не превосходит его в понимании, мудрости и справедливости.
Ни секунды не раздумывая, Амчад Хан сказал:
— Такой конь бесценен. Но тот, кто купит его за сто тысяч афгани, будет рад удачной сделке, потому что это очень дешево.
— Согласен, — сказал Урос.
Сто тысяч… Невероятно! Разве такое, вообще, возможно? И человек в зеленом тюрбане с раздражением воскликнул:
— Ах, если бы у меня была вся эта сумма! Этот помешанный из степи — настоящий подарок Аллаха!
И он крикнул, перегнувшись через Уроса:
— Ты тут единственный, Амчад Хан, кто может купить этого коня, и единственный, кто сможет с этого что-то выиграть. Но ты так же единственный, кто должен поручиться за все ставки, которые признает этот всадник.
— Согласен, — сказал Амчад Хан.
— Я признаю все ставки разом, — ответил Урос.
Глава округа приказал писарю, который сопровождал его, записать все ставки и имена. Салман Хаджи быстро опустошил свой кошелек и торопливо закричал, самым первым:
— Пятьдесят две тысячи триста афгани.
Писарь заполнил графу и вопросительно посмотрел на Амчад Хана.
— Запишешь на мое имя остаток, но после того, как все ставки будут сделаны.
Никто не остался в стороне. Каждый был уверен в выигрыше. И каждый освобождал свой кошелек от денег, независимо от того, много их у него было или же очень мало.
Даже глава округа и сам писарь.
Амчад Хан взял в руки бумагу, взглянул на нее мельком и обратился к Уросу:
— Сто тысяч афгани закрыто, всадник.
— Благодарю тебя, — ответил Урос равнодушно.
При чем тут была сумма! Сто тысяч, пятьсот тысяч или пять афгани — какая разница! Его ставка была неизмеримо большей, чем любая сумма: его возвращение в Майману, победа над Мокки, весь этот мир, он сам, его честь, и его душа — все. Один против всех. Даже если он проиграет, в действительности, он один был победителем!
Хаджатал приблизился к Уросу, и его баран бежал за ним, словно собака:
— Ты веришь в победу моего барана, всадник? — спросил он очень серьезно, — Или ты обладаешь невероятным мужеством, или же ты сумасшедший. Но как бы там ни было — я восхищаюсь тобой. И благодарю тебя.
— Хорошо охраняйте жеребца! — отдал приказ глава округа, — До конца боя он принадлежит нам всем.
Он подал знак и бой начался.
Неспокойные от ожидания, нетерпеливо и яростно два барана побежали навстречу друг другу. Вот, сейчас… Но начало боя всех разочаровало.
Маленький баран уклонился от столкновения, с такой молниеносной скоростью повернувшись в сторону, что Пятнистый шайтан, несмотря на свою осторожность, угодил в ловушку. Тут же он изменил свое направление. На этот раз он не позволил сыграть с ним ту же шутку… Но все же, когда оба лба наконец-то столкнулись, зрители не услышали ни единого звука. И баран Хаджатала был первым, который мгновенно, не покалеченный и быстроногий, — опять увернулся.
Шепот пошел от ряда к ряду:
— Он его опять обманул, этот чертенок!
— Да… но как?
— Пятнистый шайтан попал ему как раз с той стороны, где у него нет рога. А когда башка гладкая как яйцо, конечно рога соскальзывают!
— Но сейчас, сейчас он ему покажет! Сейчас он раздробит как орех этого маленького гада!
Пятнистый шайтан стал осторожнее и бдительней. Чтобы не оставить врагу возможности уклониться от столкновения он взял совсем короткий разбег — да для такого легкого противника он был и не нужен. «Давай же, нападай, на этот раз я покажу тебе!» — казалось, говорили его горящие яростью глаза.
Но никакого нападения не последовало. За два шага до своего врага, маленький баран неожиданно остановился и начал, словно дурной щенок, приплясывать вокруг Пятнистого шайтана. Вправо, влево, вперед, назад. И каждый раз он с силой бил ему головой в бок. Конечно, он не мог ничем повредить такому сильному животному. Но Пятнистый шайтан стал коротко дышать, нервничать и почему-то забеспокоился.
В душу толпы закралась неуверенность.
— Этот маленький гад играет не по правилам!
— Он просто выматывает его!
— Какой же это бой?!
— Прекратите немедленно!
Так начали кричать люди.
Тогда Хаджатал кивнул головой, показывая, что он все понял, и, приложив два пальца к губам, громко свистнул.
Это случилось так быстро, так неожиданно, что сам Урос, сидящий в первом ряду, почти ничего не понял.
На мгновение баран Хаджатала остановился и прекратил раздражать Пятнистого шайтана. Он взял разбег, и до того как его противник успел что-то сообразить и собраться силами, он уже оказался рядом с ним. Но вместо того, чтобы нанести ему удар в лоб, он подскочил сбоку и безрогой стороной своего лба, провел, — казалось, совсем мимолетно, — по шее своего врага. Толпа хотела было вновь возмущенно протестовать, то тут все умолкли пораженные.
