И такая эйфория по жилам побежала… Ка – а–а – а–а – айф!
* * *
Первым делом обиходили раненых и отправили всех их на станцию, в лазарет там или санитарный поезд – что первым подвернется. Приспособили под транспорт второй маневровый паровозик и пару пустых вагонов – вдруг дождь польет? Но перед этим каждому надо было подписать сопроводительную бумагу, а, то без нее бойца за дезертира примут. Хорошо унтера горские грамотные быстро разобрали ранбольных между собой и все составили. Мне только подмахнуть оставалось. Вот чистая тетрадка в клеточку из трофеев и пригодилась.
Потом отмылись от копоти и плотно пообедали тем, что «отдыхающая» смена сварганила на кострах, не переставая исподтишка наблюдать за царцами на их берегу. Но там все было тихо. Только пожар над разъездом разгорелся не на шутку. Видно там людей теперь совсем нет – на втором разъезде завал разбирают.
Вахмистр, облизывая ложку, выдал вслух сентенцию.
– Братья, я наконец-то понял, что есть главное в нашей броневой коробке.
Дождавшись вопросов «и что?», довольный реакцией бойцов, закончил.
– Главное в нашем мотоброневагоне – не бздеть.
Сильный хохот был ему ответом. Молодец вахмистр, знает, что после такого… из чего мы вышли, людям нужна разрядка. Заставить засмеяться. Да хоть пальчик показать…
– Командир, а почему мы мост не взрываем? Так корячились, его минируя… что даже обидно, – подал голос командир отделения саперов.
– Контролера ждем или оказии, – ответил я. – Оказии, судя по пожару на том берегу уже не предвидится, хоть и хотелось мне поднять мост на воздух не просто так, а вместе с царским эшелоном. Но, увы… эшелон мы раздолбили раньше. А контролер что-то задерживается. Хотя это, наверное, он…
Показал я на юг, где в небе среди прозрачных облаков показалась черная точка, которая по мере приближения к нам вдоль русла реки все больше напоминала дирижабль.
– Сколько будут гореть твои огнепроводные шнуры? – оторвал я трофейный бинокль от глаз.
– Две минут, командир. Плюс… минус…
– Поджигай, – приказал я.
Мост имел пять пролетов на четырех каменных быках. Крайние пролеты по 30 метров средние по 60. Высота моста над рекой 20 метров. Судоходна река была только под двумя пролетами, которые мы и предназначили обрушить, взорвав их общий опорный бык. А то мы речного флота не имеем, а царцы вполне могут подогнать из порта в устье Цыси что-нибудь такое с большими калибрами к паромам в верховьях. И нашим войскам придется туго. А так дальше развалин моста никто никуда не поедет. Ни по железной дороге, ни по реке.
Перебрасывая же резервы старым дедовским методом пешего хода, с обозами, царское командование имеет в месте боя свежее пополнение уставшим, и по частям. Накопить оперативный кулак, таким образом, будет проблематично.
Мост взорвался не то чтобы некрасиво… но не кинемотографично как-то. Не по – голливудски. Никаких тебе клубов огня и черного дыма. Мост как бы вспух и только потом с грохотом полетали вниз пиленые камни быка и сложились в воду фермы моста, одним концом уткнувшись в воду. Поплыли по реке желтые разводы. Паровоз перед нашим носом взрывался с большим эффектом.
Дирижабль сделал круг над развалинами моста и ушел в сторону царских войск по «компасу Кагановича».
А к нам, отделившись от кучки железнодорожников, подошел их самый старший, щетина на щеках уже седая, и немного помявшись, сказал.
– Тут… Эта… господа – начальники… Выпить требуется за упокой старого моста.
Я не понял, то ли он нам предлагает выпить, то ли напрашивается на то, чтобы это мы его остограмили в честь такого случая? На всякий случай нацепил на лицо маску «доброго чекиста» и спросил.
– Это ты нам, государевым людям, предлагаешь на службе пьянствовать?
– И в мыслях не было, господин хороший… Традиция такая… – пожал он плечами и, видимо уже жалея, что вообще со мной связался.
Посмотрел я на него еще раз строго и сказал голосом, которым обычно делают внушения.
– Так что тогда стоишь? Наливай!
Смеялись не только стрелки и бронеходы, но и его же коллеги по путейскому цеху.
Спиртного у железнодорожников было много – им тут спиртным взятки суют коммивояжеры, чтобы быстрее через мост перебраться. Но на нас на всех оказалось мало. Только снять стресс и хватило. Можно считать «наркомовскими».
Вернувшийся дирижабль завис над нами и сбросил длинный желтый вымпел.
Я отсалютовал высунувшемуся из гондолы корвет – капитану Плотто рукой. Он ответить мне тем же не смог – рука у него одна.
После этого «Черный дракон», убедившись, что послание получено, улетел вниз по реке. Но вскоре, развернувшись на запад, поплыл к нашим войскам.
Принесли капсулу с вымпелом. Медный цилиндр с завинчивающейся крышкой. В капсуле нашелся свернутый в трубочку засургученный конверт на мое имя. Последняя разведсводка с воздуха и записка от Плотто.
Начал со сводки написанной наспех рукой Плотто.
«Савва, за день фронт прорван в двух местах. Рассечен и локализован. Остальные удары хоть и не увенчались успехом, но свое дело сделали – врага сковали. Передовые части царцев по их же траншеям отжаты к болотам, отрезаны от снабжения и вышестоящего командования. Плотность колечка постоянно наращивается. Артиллерию им удалось сохранить, но с подвозом боеприпасов туго.
Трансконтинентальная железная дорога полностью наша до реки и коридор по ее сторонам все расширяется. Вся кавалерия введена в прорыв и гоняет по вражеским тылам большими массами. Сверху это забавно выглядит.
Ставка генерала Мудыни, цепляясь за разъезды, откатилась по рокаде в сторону железнодорожного парома, собирая вокруг себя разрозненные части и пытаясь организовать отпор нашему натиску с севера.
В южном полевом укрепрайоне вражеская группировка рассечена ночной атакой, прижата к болотам и полностью лишена артиллерии. Введению основных наших войск в прорыв и наступлению их в сторону паромов никто особо не препятствует. Тех, кто мог бы препятствовать гоняет и ловит кавалерия.
Бои идут очень ожесточенные. Особенно когда царцы прижатые к болотам поняли что бежать им некуда стали сильно огрызаться. Хотя и остались почти без офицеров – тех активно выбивают снайпера.
Штаб передовой линии теперь на станции Узловой уже.
Что на севере я пока не знаю – не летали туда еще.
Удачи тебе, Вит.
И это… смело пиши представления к крестам на своих людей, они заработали. Сверху твоя работа видна во всей красе. Щибз передает тебе привет и клянется, что на пленке все будет прекрасно видно».
Вкурил информацию. Как это здорово своевременно получать данные воздушной разведки.
В пакете был краткий приказ Ставки по завершению задания мне присоединиться к броневому дивизиону и быть при нем.
А в записке только одно предложение: «В Ставке император».
Сжег на костре записку и левую разведсводку. Все же Плотто очень хороший друг – сильно рисковал он такой самодеятельностью.
Оглядел столпившееся у костров воинство.
– Так… – показал пальцем на лейтенанта егерей. – Вам организовать здесь заслон и не давать царцам восстанавливать мост или вообще какую-либо переправу. Смену вам вышлем. Один паровозик оставляем вам для связи с Узловой. Вопросы?
– У нас тяжелые пулеметы побиты.
– Вахмистр, снять с броневагона тяжелые «Гочкизы – К». Одиннадцатимиллиметровые. Оба. Поставить на станки от разбитых пулеметов. И отдать все патроны этого калибра. А разбитые «гоч – лозе» заберем с собой.
Поискал глазами, нашел в толпе служивых своего денщика.
– Тебе, – ткнул пальцем в грудь Тавору. – сформировать здесь эшелоны со стреляными гильзами и отправить их на завод. В сопровождающие поставить легкораненых с последующим излечением в Будвице. Определись с количеством потребных паровозов – заберем на станции вместе с машинистами. Второй маневровый вернешь сюда.
Вздохнул. «Покой нам только сниться». Разве хочешь, надо!
– Всем остальным – броневагон и платформа. Двадцать минут на сборы, оправку и в путь. Нас ждут великие дела, которые без рецких горцев никогда не делались. И теперь не обойдутся!
– Качай вождя, – закричал кто-то из егерей.
Десяток рук схватили меня за кожанку, колени и сапоги, легко оторвали от земли и подбросили по направлению к седой дымки небес.
Меня сегодня, сам того может быть и не желая, император повысил в воинском чине. Повелеть соизволил…
Нет, я как был, так и остался лейтенантом имперского флота и штаб – фельдфебелем ольмюцкой гвардейской артиллерии, но… его императорское величество Отоний Второй лично наблюдая с фаса Южного форта бомбардировку с дирижаблей полевых позиций противника настолько впечатлился этим зрелищем, что в тот же вечер особым указом выделил воздушный флот империи из морского флота в отдельный род войск.
