следует столбы, а мир переделывать — не наше дело, не станут спрашивать у тебя, как переделать. В России вот уже переделали…
— Мне что, пусть переделывают, лишь бы жить народу было хорошо… — примирительно сказал Юло, достругивая рейку.
Когда столбы были готовы, Корнелий распорядился вкопать их в землю, да так, чтобы три пары быков не смогли их пошевельнуть, а затем прибить к столбам две параллельные перекладины.
Юло смастерил параллельные брусья. Переодевшись в чешский гимнастический костюм, Корнелий стал между двумя перекладинами, поднял сильные, мускулистые руки, вскочил на брусья и стал проделывать одно за другим сложнейшие упражнения. Агойя от восторга подпрыгивал, хлопая себя по коленям, то и дело восхищался:
— Ой, мама!..
Тереза старалась не смотреть на сына.
— Осторожней! Шею свернешь! — кричала она с балкона.
— Ну и бес же! — посмеиваясь в усы и удивленно поглядывая на молодого хозяина, приговаривал Юло.
Ловкие, ритмичные движения Корнелия привели в восторг и Нино. Спрыгнув на землю, он предложил ей «поработать» на брусьях. Девушка пробежала к себе в комнату, быстро переоделась в белую блузку, широкие гимнастические шаровары и, вернувшись, стала между двумя перекладинами. Корнелий показал ей, как нужно вытянуть руки, как положить их на брусья, и, легонько подтолкнув ее рукой в спину, помог сделать взмах.
Нино попыталась сделать «угол». Но для «угла» у нее не хватило сил. Ее тонкие, гибкие ноги дрожали. Тогда Корнелий подставил ей под икры правую руку, а левой стал выпрямлять поднятые вверх ступни.
— Так нельзя, ступни ног должны быть прямые, — сказал он и коснулся пальцами ее пяток.
От щекотки она рассмеялась и, сразу обессилев, упала на брусья. Боль исказила ее лицо. Корнелий, вытянув обе руки, поспешил ей на помощь и снял ее с брусьев. Она показалась ему легкой, как ребенок.
— Какой вы сильный! — смущенно произнесла Нино.
В это время с балкона раздался смех и голос все того же несносного в своих шутках Ионы:
— Нечего сказать, хороший способ обучения гимнастике!
Корнелий вздрогнул от неожиданности. Смутившись, он опустил Нино на землю и бросил недружелюбный взгляд в сторону Ионы.
2
Тереза в это время показывала Юло крышу дома, на которой во многих местах черепица была побита, а затем повела его к кухне, где с крыши ветром посрывало во многих местах дрань.
— Черепица и дрань сложены в подвале, можешь взять оттуда, — распоряжалась Тереза.
— Видел, там ее, этой драни, всего штук двадцать, а крыша-то, поди, почти вся прогнила. Заново ее нужно покрывать, — наставительно отвечал хозяйке плотник.
— Ты делай то, что тебе говорят, и, пожалуйста, не учи меня, — рассердилась Тереза.
Юло бросил на хозяйку лукавый взгляд. Он знал ее вспыльчивый, строптивый характер. За долгие годы работы на барском дворе ему не раз приходилось вступать с нею в споры и пререкания. Вот и сейчас: она ему слово, а он ей — два. Показал на крышу рукой и закричал по-русски:
— Нови надо, Тереза, нови!
— Чтоб новую делать, деньги нужны. А где я их возьму, глупый ты человек?
Юло прищурил свои хитрые глаза и рассмеялся, тряся козлиной бородкой:
— Подожди, лиса хитрая, если у тебя нет денег, то у кого же они есть в Карисмерети?
Все это он сказал с таким простодушием, с такой притворной шутливостью, что Тереза не выдержала и тоже рассмеялась. Это придало Юло еще больше храбрости, и, хихикая, он схватил Терезу за руку.
— Ох, лиса, лиса! И хитрющая лиса! Насквозь тебя вижу!
Тереза расхохоталась так громко, что из кухни выбежала вся прислуга — посмотреть, с чего это барыня так развеселилась.
Но это продолжалось недолго. Тереза быстро взяла себя в руки.
— Откуда у меня деньги? — начала жаловаться она во всеуслышание. — Какие такие доходы могут быть у меня, несчастной вдовы? Ведь это не прежние времена, когда жив был муж-доктор и больные, кто пешком, кто на арбах, являлись к нам во двор, точно на базарную площадь.
— Подожди, Тереза, — ответил Юло, — жаловаться тебе не на что. Георгий оставил тебе хороших детей. Евгений и Степан тоже, должно быть, не маленькие деньги в городе загребают.
Тереза нахмурилась.
— Теперь сколько ни зарабатывай, все равно денег никакой семье не хватит. А ведь мне Корнелия нужно поддерживать, образование ему дать. Вот, погляди, он все еще как ребенок — с утра балуется с Агойя во дворе.
В конце концов Юло договорился с барыней.
На следующий день с утра он остругал новые стропила и подпорки, вынес из подвала дранки и поднял все это на крышу кухни. Почти до самого вечера он ползал там на корточках, стучал молотком, вбивал гвозди, которые для удобства держал в зубах.
Корнелий поднялся по лестнице на крышу и сел рядом с плотником. Отсюда вся деревня — как на ладони. Виден был базар, на котором толпились люди, карисмеретские поля, дальше — зеленые горы, а за ними, совсем далеко, длинная белая гряда Кавказского хребта.
Юло сразу же нашел Корнелию дело:
— Подавай-ка дранки!
Работа стала спориться. Старый плотник накладывал новую дранку на старую, скреплял концы их рейками и ловко загонял в них длинные гвозди. При этом он что-то напевал себе под нос и в своем залатанном, когда-то голубом архалуке покачивался на крыше, точно трясогузка.
— Ты кто — национал-демократ, федералист или меньшевик? — неожиданно спросил он Корнелия.
— Ни тот, ни другой, ни третий, — ответил, смеясь, Корнелий.
Юло вколотил еще пару гвоздей.
— Что национал-демократы, что меньшевики, — заметил он с безнадежностью, — ни те, ни другие не нужны народу. Народ с голоду помирает, а они знай себе жиреют, точно борова. Видал наших комиссаров — Иокиме Абуладзе и Поликарпа Попхадзе? Им ли о мужиках заботиться?..
Юло женился поздно, но детей у него было много. Чтобы прокормить их, ему приходилось и в поле работать, и в деревне плотничать. Он никогда не знал отдыха и потому рано состарился.
Время от времени, устав сидеть на корточках, плотник высвобождал ступни своих ног из чуст с примятыми задниками, упирался в стропила и шевелил кривыми, онемевшими пальцами, походившими на больших огородных гусениц. Ступни его покрывала, казалось, не кожа, а древесная кора. А ладони были такими мозолистыми, что он свободно клал на них, словно на жестяной лист, раскаленные угли.
Помолчав, Юло снова возобновил разговор с Корнелием.
— Мой Буча, знаешь, — начал он, — плохо учится. Может быть, поможешь ему?
Проходившая в это время по двору Тереза взглянула на крышу и, заметив, что Корнелий беседует с плотником, крикнула сердито:
— Не отвлекай, бога ради, его от работы! Ведь он хоть до самого вечера готов болтовней заниматься!
Юло ухмыльнулся,
