встретила дородная женщина средних лет в сопровождении дворецкого. Дама представилась как мадам де Борд.
– Я камеристка Мадам, – объявила она. – Сейчас я отведу вас к ней. Но Мадам устала, и, возможно, она будет не в состоянии вас принять. Вижу, вы взяли с собой макет. Это хорошо. Мадам не терпится на него взглянуть. – Камеристка кивнула в сторону лакея. – Вашу работу отнесет он.
– Пожалуйста, велите слуге обращаться с макетом бережно, – попросила Кэт. – А папку я понесу сама.
Мадам де Борд проводила госпожу Хэксби в другую часть дворца. Там они прошли через анфиладу из трех величественных комнат и приблизились к двери, за которой взгляду гостьи предстала многолюдная приемная. Наконец, к большому облегчению Кэтрин, слуга отдал макет ей обратно. К открытому окну было повернуто кресло с высокой спинкой. Вокруг него, подобно экзотическим птицам с ярким оперением, порхало с полдюжины дам. Аббат читал книгу, его губы беззвучно шевелились, а унизанные перстнями пальцы перебирали четки.
Мадам де Борд приблизилась к креслу, встала перед ним, присела в низком реверансе и вполголоса произнесла несколько слов. Сделав еще один реверанс, камеристка попятилась в сторону и приказала двум слугам поставить возле кресла столик. Затем она поманила Кэт:
– Мадам угодно, чтобы вы установили макет на столике. Принцесса осмотрит вашу работу, когда у нее будет время.
Кэтрин повиновалась. Поставив ящик на столик, она открыла его. Увидев миниатюрный птичник во всей красе, стоявшая рядом дама не удержалась и восхищенно ахнула. На секунду губы этой женщины приоткрылись, а холодно-почтительное выражение лица сменилось детским восторгом при виде приятного сюрприза.
Над подлокотником кресла показалась рука – худая, белая, с длинными пальцами – и слабо затрепетала в воздухе, точно бабочка, теряющая последние силы. Сделав очередной реверанс, мадам де Борд вернулась к Кэт, по-прежнему стоявшей у стола.
– А сейчас вы должны уйти, – прошептала камеристка.
– Разве меня не представят Мадам?
– Нет. Это не совсем удобно.
Глава 37
Наступил понедельник – третье утро после гибели Стивена. Несчастье, гнев и угрызения совести туманят человеческий рассудок, но тем утром у меня возникло чувство, что терять мне больше нечего. Я позвал Сэма в гостиную. Слуга с угрюмым видом стоял в дверях, не желая подходить ко мне ближе, чем необходимо, будто перед ним был заразный больной.
– Будешь меня сопровождать, – объявил я. – Вряд ли мы попадем в передрягу, но все же возьми пистолет. Спрячешь его под плащом. И принеси из чулана мою тяжелую трость и длинный кинжал.
Сэм вскинул голову и в первый раз за три дня посмотрел мне в глаза:
– Что стряслось, хозяин? Будет заваруха?
– Не думаю, – ответил я. – Это всего лишь меры предосторожности.
Полчаса спустя, когда мы покинули Савой, я не стал поворачивать в сторону Уайтхолла, хотя самовольная неявка на службу станет еще одним пятном на моей репутации. Но разве это имеет значение? Доверие лорда Арлингтона ко мне и без того висит на волоске. Его светлость не прощает ошибок, и я был практически уверен, что получу отставку, а это значит, что я лишусь и своего прежнего места в канцелярии господина Уильямсона, а также синекуры в Совете красного сукна. Уайтхолл – рынок, на котором торгуют властью, и цены там постоянно меняются, а я теперь испорченный товар.
День выдался солнечный, но прохладный. Ветер дул с реки, в воздухе пахло весной. Хорошую погоду я воспринял как личное оскорбление. На Стрэнде мы взяли наемный экипаж. Когда я велел кучеру отвезти нас в Остин-Фрайерс, Сэм что-то пробормотал себе под нос. В карете мы сидели друг напротив друга. Я наклонился к слуге, чтобы он хорошо меня слышал и мне не пришлось бы повышать голос, перекрикивая уличный шум.
– Я думаю, что Стивена убили, – начал я. – Но доказательств у меня нет.
В сумерках черты Сэма удивительным образом преобразились, и передо мной предстало совсем другое лицо, исполненное злобы.
– Кто? Скажите только, как зовут этого дьявола.
– Веди себя прилично, иначе ничего не расскажу.
– Прошу прощения, хозяин. – Голос Сэма звучал напряженно: чувствовалось, что мой слуга держал себя в руках из последних сил. – Так кто это сделал?
– Голландец по фамилии ван Рибик, – ответил я. – Хотя свидетельств его виновности я не нашел. Пока.
– Так давайте отыщем его и убедимся наверняка!
– Хорошо бы. Но ван Рибик в бегах. Он ускользнул от меня в пятницу. В тот день, когда…
Сэм издал нечленораздельный звук – что-то среднее между рычанием и всхлипом.
– В Остин-Фрайерс живет много голландцев, – продолжил я. – Один из них укрывал ван Рибика. Стивен увидел преступника. Я оставил мальчика следить за ван Рибиком, а сам отправился за помощью. Но я задержался дольше, чем рассчитывал. А когда вернулся…
Некоторое время мы оба молчали. Подскакивая на неровных булыжниках, карета с громким стуком катила вперед.
– Сколько зла от этих проклятых иноземцев, – глухо произнес Сэм и чиркнул пальцем по горлу. – Вот как их всех надо встречать.
Звонарем в церкви Остин-Фрайерс был старый англичанин, женатый на голландке. Ордер лорда Арлингтона у меня забрали, но он и не требовал его предъявить. Я попросил старика на время дать мне ключ от пустого дома, стоявшего рядом с развалинами на церковном дворе. Звонарь сразу пошел за ключом.
– Очень жаль вашего мальчика, сэр, – произнес он, когда вернулся.
Я кивнул, вложил монету в его протянутую руку и спросил:
– Вы, случайно, ничего не слышали из-за стены?
– В тот день – нет.
Его ответ меня насторожил.
– А в другие дни?
– Туда постоянно то приходили, то уходили. И до того, и после.
– Кто?
– Не знаю, ваша милость. Раза два-три я слышал за стеной голоса. В последний раз – вчера днем.
– На каком языке шел разговор? На английском или на голландском?
Старик пожал плечами:
– Отсюда не разобрать. Но туда иногда наведываются люди господина Алинка. У него и ключ есть.
Я уже собрался уходить, но тут звонарь окинул взглядом деревянную ногу Сэма. И осведомился:
– На суше или на море?
– На море. – Мой слуга похлопал себя по укороченной правой ноге. – При Лоустофте, в шестьдесят пятом.
Звонарь с улыбкой показал Сэму правую руку, на которой не хватало двух пальцев.
– При Кадисе, – пояснил он. – В пятьдесят шестом.
Убрав ключ, я сделал вид, будто изучаю заметки в своей записной книжке.
Звонарь понизил голос:
– Вы уж там поаккуратнее. Я против голландцев ничего не имею, но Алинк такой человек, что ему дорогу переходить опасно. Двое из его слуг сражались во Фландрии, и, коли дойдет до драки, противники они серьезные.
– Грязные
