— Тот, который из Курской области.
— А что?
— Она, когда приезжала, о нем рассказывала. И писала: «Мы его зовем Ваня Курский, потому что он на Ваню Курского похож из кинофильма «Большая жизнь».
— Что еще она говорила о нем?
— Ну, много, разное… Что хороший товарищ. Хвалила его. Жив он?
— Живой… Такая у него судьба.
— А где? Адрес не знаете?
— Он перед вами, — тихо сказал майор, опустив седую голову.
— Так это вы — Юра?
— Ну, Юра… Я же Георгий. Меня Юрой и звали, я из Курской области. Я и провожал, когда она к вам вечером приходила, осенью сорок второго года. В парадной стоял, ждал… Ко мне она относилась чуть-чуть насмешливо. Но был человек… Вернее, он появился позже. Его она полюбила…
— Я чувствовала это, — сказала мать.
Глава V
СНОВА ВОСПОМИНАНИЯ
…И снова воспоминания о Кларе. Какой она была в детстве. Как впервые надела красный галстук. Как готовилась к первому комсомольскому собранию. Как в июне 1942 года сказала: «Мама, я иду в армию».
— У меня есть еще несколько писем ее командира.
— Гнедаша? — встрепенулся майор.
— Нет, Смирнова.
— А… Да, был такой, Петр Федорович…
Мы стали читать письма Смирнова. Привожу здесь первое и последнее.
«13 января 1944 г.
Уважаемая мать боевой и храброй дочери — Клары!
Считаю своей святой обязанностью сообщить вам, уважаемая мать хорошей дочери, о том, что ваша дочь Клара находится на верном героическом пути. Боевая и храбрая девочка, но с особым — упорным характером, в настоящее время выполняет боевое задание командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками. Жива и здорова, чувствует себя прекрасно. Ее краткие сообщения получаем ежедневно. Она пользуется заслуженным авторитетом и уважением. Пишите ей, можно посылочку. И по мере моих возможностей я постараюсь переслать их Кларе.
Прошу не беспокоиться, она находится вместе с моими доверенными товарищами. И я не сомневаюсь в том, что она будет получать вторую правительственную награду.
С приветом П. Смирнов».
Получила, но уже посмертно.
И последнее письмо его, уже после гибели Клары:
«Уважаемые Трофим Степанович и Екатерина Уваровна!
Пишу о дочери вашей, о дочери моей Родины, о храбром воине нашей Красной Армии, герое Отечественной войны, павшей в борьбе за нашу любимую Родину…
19 июня 1944 года в районе Слонима, с группой товарищей и друзей по оружию, в неравном бою смертью храбрых погибла она.
Вечная память вашей любимой дочери. Вместе с вами разделяю ваши страдания и вместе с вами остаюсь с ясным сознанием того, что Кларочка, воспитанная нами в духе любви к Родине, честно выполнила свой долг.
За боевые отличия в боях с немецкими захватчиками Кларочка дважды награждена правительственными наградами, орденами Красной Звезды и Отечественной войны I степени. Будьте мужественны.
С глубочайшим уважением П. Ф. Смирнов».
— Ведь мы ничего не знали, — рассказывает Екатерина Уваровна. — Писем от нее нет, да ведь они и приходили-то не так часто. И она предупреждала: нет писем — не беспокойтесь… Извещение о смерти Клары мы получили шестого ноября сорок четвертого, то есть спустя пять месяцев после ее гибели. Извещение взяли соседи, скрыли от нас, не знали, как сообщить нам… Потом сказали отцу…
Девятнадцатого ноября было воскресенье. В этот день муж получил письмо от Смирнова… Тут и соседи отдали мужу извещение… Я-то не знала, мне опять ничего не говорили. Вижу, муж очень подавлен чем-то… Я стала спрашивать: что случилось? Он молчит… И я все поняла…
Как только освободили город Слоним, муж поехал туда. Там проходило перезахоронение павших воинов… Он должен был опознать ее, нашу Клару. И узнал ее — по щербинке на зубе… Приехал седой…
— А вы, наверное, удивились, Екатерина Уваровна, когда Кларин портрет в газете увидели? — спросил майор.
— Мне знакомые позвонили: «Читала сегодня «Известия»?» — «Нет, а что?» — «Смотри скорей…» А я не выписываю… Пошли в киоск — уже нет… А тут щит висит… Вижу, Клара моя… Прислонилась к щиту, читать не могу, строчки прыгают… Потом все же взяла себя в руки, прочла… Снова пошла в киоск. «Милая, говорю, достаньте мне сегодняшнюю газету «Известия»…» Она видит — плачу, и отдала мне свой экземпляр… Потом уж мне знакомая привезла…
…Когда я прощался с Екатериной Уваровной, она спросила меня, собираюсь ли я побывать в Междуречье.
— Непременно. Мне еще много чего надо выяснить, — отвечал я.
— А стоит ли выяснять? — спросил майор. — Вы написали отличный очерк… Все герои, смелые, благородные… А станете выяснять, да вдруг что-нибудь не то выясните?..
— Что-то вы странное говорите, — отвечал я и покосился на мать.
— Я имею в виду не мертвых, а живых. С ними трудней…
…Уже на улице я вдруг вспомнил начало нашего разговора с майором и повторил вопрос: какой же все-таки единственный просчет допустил Ким?
— Так, пустяки, — отвечал Уколов. — Ошибся он в одном человеке…
— Я знаю… В Павлове, — сказал я, вспомнив, что в одном из документов против этой фамилии прочел пометку: «расстрелян за саботаж».
— Совсем нет. Впрочем, сами узнаете.
Больше он ничего не сказал, да и
