отображал. Им она будто проводила разделяющую нас черту.
— Марта… — Качнув головой, я криво усмехнулся, но затем подошел к ней вплотную, снова вгляделся в глаза и напрямую спросил: — А ты? Ты поедешь со мной?
Казалось, в этот момент для меня все остановилось. Весь мир вокруг и я сам замер в ожидании ее ответа. Я не хотел отпускать ее от себя, не хотел ее терять. Ночью мне грезилось, будто в ней я нашел нечто важное, нечто необходимое в моей гребаной безрадостной жизни и вот теперь это нечто стояло на кону, полностью завися от ее решения.
Марта опять отвела взгляд в сторону, а я почувствовал, как во мне что-то с грохотом рухнуло. Не знаю, что это было. Возможно, моя вера в то, что я могу быть снова счастлив или может быть, окончательное принятие, что я себе все придумал. Нас связывала единственная ночь и это для меня она была чем-то значимым, для нее же, как видно, обозначала не больше, чем приятное, но мимолетное приключение.
— Я очень этого хочу, Джон. Правда хочу, — в конце концов произнесла она.
В ее глазах читалась затаенная тоска и, наверное, даже отчаяние, но глядя на меня в упор, она молчала и как будто чего-то ждала. Впоследствии я часто вспоминал этот ее взгляд и неисчислимое количество раз корил себя за все, что наговорил ей потом. Истинный смысл всего, что в тот вечер мы могли бы сказать друг другу, но так и не набрались отваги произнести вслух, дошел до меня, лишь когда менять что-либо стало слишком поздно.
— Но? Ты же скажешь сейчас, что есть какое-то «но», верно? — догадался я.
— Да. — В ее голосе появилось сожаление и что-то еще, чему я не сумел найти определения. — Я должна опубликовать все, что нам удалось выяснить. Ты же сам видишь, что происходит. Никто не знает, с чем имеет дело, а в сети между тем распространяются самые нелепые слухи. Если бы ты мог немного задержаться…
— Зачем? — прервал я ее. — Ты ведь не успокоишься. После того, как опубликуешь этот материал, найдется другой, который потребует твоего внимания.
Я вновь усмехнулся и уставился в землю.
— Я журналист, Джон, и это моя работа, — жестко отчеканила она.
Подняв голову, я увидел, что и выражение ее лица стало жестким.
— Значит, ты остаешься здесь?
— Я должна съездить в студию. Мой материал ждут. Мы планируем выпустить его в эфир сегодня вечером, в крайнем случае завтра утром. Если эфир закроют из-за цензуры, я солью все, что мне известно в сеть. И я без понятия, что дальше.
Она устало вздохнула, а я смотрел на ее красивое лицо, от которого в данную минуту веяло арктическим холодом и понимал, что она злится. Я тоже злился на нее.
— Я не могу остаться, Марта. Я должен увезти Терри.
— Да, я понимаю. Видишь, у нас обоих есть обязательства, — теперь она тоже усмехнулась.
— Черт тебя подери! — взорвался я от этого никому не нужного упрямства. — Ты же собственными глазами видела ту тварь! Неужели тебе этого недостаточно? Ответь! И разве никто, кроме тебя, не опубликует этот чертов материал? Скинь его своим коллегам и давай уедем!
Увидев, что мои слова не производят желаемого эффекта, я сделал над собой усилие и предпринял последнюю попытку. С осторожностью, так, словно она была хрупкой и очень дорогой вазой, я взял в свои ладони ее лицо, заглянул ей в глаза и тихо попросил:
— Пожалуйста, Марта, поехали со мной. Я понимаю, каким глупым и странным тебе это кажется. Понимаю… Все слишком быстро… Черт, мы знакомы меньше недели и провели вместе всего одну ночь, но я действительно хочу быть с тобой… Я не могу остаться и ты не можешь…
— Джон… — простонала она.
Марта произнесла мое имя так, словно хотела донести до меня что-то, чего я никак не желаю понять. И я уже знал, что это было. Пожалуй, я знал это с самого начала.
Кто-то из нас двоих должен был уступить, но в эту минуту я ясно понял — она ни за что не откажется от своих намерений. Все бесполезно. Что бы я не делал, и что бы не говорил — она не поедет со мной. И дело даже не в том, что она не может оставить свою работу. Дело в другом — я для нее не настолько важен, чтобы все бросить ради меня.
— Дай мне время до завтра, хорошо? — вдруг мягко попросила она. Холод в ее глазах сменился той необъяснимой безнадежной тоской, взгляд потеплел. — Я должна съездить в студию. Утром я вернусь и мы еще раз все обсудим.
Убрав ладони от ее лица, я опустил взгляд себе под ноги и покачал головой. Какая-то темная волна бессильной злобы заполнила меня до краев, мозгом овладело слепое упрямство. Не желая больше ничего слушать, я взглянул на нее и с циничной усмешкой произнес:
— Тут нечего обсуждать. Если ты не можешь принять решение сейчас, не стоит и в дальнейшем говорить об этом. Забудь все, что я наплел. Сам не понимаю, что на меня нашло.
Резко отвернувшись, я отошел от нее и застыл в напускном безразличии. Чувствуя на себе ее молчаливый взгляд, где-то в глубине души я еще надеялся, что она сдастся. Подойдет ко мне, согласится, переступит через свое упрямство, но издав тяжелый вздох, Марта лишь спросила:
— Я возьму пикап, ты не против?
— Не против, — равнодушным тоном бросил я.
— Джон? — позвала она спустя минуту, которая по моим ощущениям растянулась в долгую бесконечность, но я не повернулся. Выждав еще немного, Марта тихо проговорила: — Попрощайся за меня с остальными.
Даже после этих слов я не взглянул на нее. Только когда она пошла к выходу из сада, я повернул голову. Наблюдая за тем, как она садится в угнанный утром старый пикап, на секунду у меня мелькнула мысль пойти следом за ней, остановить, попытаться еще раз договориться и что-то решить, но я быстро ее отогнал.
Если бы в тот вечер я мог предвидеть, как все сложится в будущем, то ни за что не позволил бы ей так уйти.
Глава 25
Чертов идиот! На что я рассчитывал? Что она бросит все и поедет со мной после одной проведенной вместе ночи? Что я позову ее в неизвестном направлении и, как овца на веревочке, она поплетется следом? Я и сам не знал, куда и зачем еду, чего уж говорить о том, чтобы звать с собой ее.
