— Скажете вы тоже, на живых людей гадать нельзя, можно только на мертвых.
— Но вы же в бане, когда на женихов гадали, то наверняка на живых, а не на мертвых. И как, угадала ты своего жениха или промахнулась?
Глаша густо покраснела и, слегка заикаясь, ответила:
— Мне сроду не везло в гаданиях, вот подружки точно угадывали, а мне все какие-то лошадиные морды виделись. Жениха я уже здесь, в городе, нашла…
— С женихом — ладно, ты лучше расскажи, как у тех господ гадали, — направил ее на нужный путь Менделеев, — может, и мы попробуем? — И он глянул с прищуром на супругу, которая с большим интересом слушала их разговор.
— Неужели ты согласишься? — спросила она. — Я бы с радостью, только я и впрямь не знаю, как это делается. Да и страшно мне как-то. Бр-р-р-р!! Покойников вызывать, потом еще сниться станут. Но если ты, Дима, скажешь, я согласна…
— Не покойников, а их души, то есть дух, а он на вопросы отвечает, — поправила ее Глаша, — надо в середку стола лист из чистой бумаги класть, на нем буквицы написаны должны быть и блюдечко беленькое со стрелой на боку. На него все пальцы свои кладут, а оно опосля бегать начинает… — терпеливо, словно маленькой, поясняла ей девушка.
— А я уже лист бумаги приготовил и блюдечко нужное со стрелкой, — заявил вдруг Менделеев, — сейчас принесу. — И направился в свой кабинет, откуда вынес все необходимые принадлежности для сеанса. — Садимся за стол, Глаша, ты руководи всем, как положено, — командовал он, расстилая лист и водрузив на него сверху блюдечко.
— Ой, так народу мало, у нас втроем вряд ли получится… — ответила та, — может, няню и кухарку позвать? Уже пятеро…
— Если Володя спит, то можно и няню, и Аннушку зови, все войдем, сейчас стулья еще принесу — весело распоряжался Менделеев, — всех духов вызовем…
Феозва сидела с широко раскрытыми глазами и не узнавала супруга, который никогда такими пустяками не занимался, а лишь насмехался над народными гаданиями на Рождество и с недоверием относился к ее словам, если она пыталась поведать ему о своих снах. А тут вдруг расходился, словно подменили муженька…
Явились смущенные кухарка и няня. Им объяснили, что требуется делать, и они с интересом заняли свои места. Погасили все свечи, оставили лишь одну, с края стола, и наглухо задернули шторы в столовой.
— Надо еще ответы записывать, бумажку взять и этот самый, карандаш, — глядя на хозяина, пояснила Глаша.
— Не будем ничего записывать, — ответил Менделеев.
— А как узнаем, что блюдечко покажет?
— Да ничего оно не покажет, заранее знаю, никуда оно не двинется. Не верю я в это, и все тут. Пустое, вот сами увидите…
— Митя, если ты не веришь, то зачем все затеял? — спросила его Феозва, с осуждением качая головой. — Вечно ты так, возьмешься за что-то, а потом бросаешь, разуверившись… Глаша, неси бумагу и карандаш, я буду записывать.
Когда девушка принесла, что от нее потребовали, то Менделеев, громко фыркнув, велел:
— Ну, вызывайте своих духов, жду.
— А кого вызывать? — спросили все хором.
— Кого хотите, вчера вот Наполеона вызывали господа, а потом я попросил княгиню Ольгу, так и ее вызвали.
— Нет, Наполеон нам ни к чему, — заявила Феозва, — давайте лучше дух Пушкина, я не так давно его «Онегина» читала, вот и вспомнила.
— Хорошо, хорошо, пусть будет Пушкин, коль ты так желаешь, — согласился с супругой Менделеев, — больше поэту нашему заняться нечем, как только у нас на кухне на вопросы дурацкие отвечать.
— Дух Пушкина, явись, — несколько раз тихо прошептала
Феозва и глянула вверх.
Все замерли в ожидании, а Глаша жестом показала Менделееву, чтоб он, как и остальные, положил пальцы на край блюдечка. Тот с явной неохотой повиновался и почувствовал, как блюдечко от его прикосновения вздрогнуло и чуть двинулось из центра стола.
— Он здесь, — так же шепотом сказала Глаша, — вопрос задавайте, он ждет…
— Пусть скажет, — начала Феозва и остановилась, не зная, что спросить, — пусть скажет… где сейчас находится мой брат, он недавно по служебным делам отъехал, а меня известить не успел. Вот и хочу узнать, куда его направили и скоро ли вернется…
— Меня бы спросила, я бы тебе ответил, — так же шепотом сказал ей прямо в ухо Менделеев, — наверняка опять в Пензу направился, он постоянно туда ездит, сама мне рассказывала.
— Митя, ты все портишь, не мешай…
Менделеев глянул на лица сидящих вокруг стола женщин и отметил, что глаза у всех расширены, словно они ждут чего-то важного, губы плотно сжаты, а руки подрагивают, отчего блюдечко дергалось то в одну, то в другую сторону. Некоторое время все сидели молча и ждали, когда блюдечко придет в движение, но ничего не происходило.
— Митя, ты слишком крепко на него жмешь, вон, аж пальцы побелели, конечно, оно никуда не двинется. Ты чуть-чуть придерживай, и все… — наставляла мужа Феозва.
— Тебе-то откуда это знать? — удивился он. — Я тогда вообще пальцы отниму, пусть оно танцует, как хочет. — С этими словами он убрал руки от блюдечка, и оно тут же двинулось к краю круга, подползло к одной букве, потом к другой, а Феозва жадно читала и образовывала из отдельных букв слово:
— Точно, Пенза, — победоносно заявила она, когда слово было прочитано, — видишь, Дмитрий Иванович, ты всему виной был, а так оно сразу ответ написало…
— Ежели бы я не подсказал, то оно бы точно ничего не написало…
— Фома ты неверующий, — укорила его супруга. Задай лучше свой вопрос, а вот блюдечко больше не тронь, оно с тобой не хочет ничего показывать.
— Согласен, пусть будет по-твоему. А вопрос мой простой, я его вчера задавал. Но не Пушкину, а той самой княгине Ольге. Пусть наш поэт назовет атомный вес кислорода. Прошу вас, Александр Сергеевич…
— Да откуда ж он знать такое может? — возмутилась Феозва. — Давай что-нибудь попроще, к примеру, стих какой написать или эпиграмму…
— Нет уж. Стихами не занимаюсь, пусть потрудится именно атомный вес кислорода назвать, на другое я не согласен. Вот княгиня Ольга его откуда-то знала, должен и он сказать, иначе не поверю ни в духов, ни в спиритизм этот…
— Ладно, может, и впрямь скажет, — вздохнула Феозва, — девочки, помогайте, давайте удивим Дмитрия Ивановича, утрем ему нос… — подбодрила всех хозяйка дома.
И блюдечко, в самом деле, вновь двинулось на край круга, сперва ткнулось в цифру «2», а потом, замерев ненадолго, подползло к цифре «5».
— Двадцать пять, — провозгласила результат Феозва и глянула на мужа. — Ну, как? Правильный ответ? Убедился?
— Эх, был бы жив Александр Сергеевич, послал бы его в университет на первый курс, где учат атомный вес всех химических элементов, может, и дух бы его тогда правильный результат назвал, — махнул рукой Менделеев и, улыбаясь, отправился к себе в кабинет, оставив женщин за столом в полном недоумении.
— Надо было у него заранее спросить, какой вес у этого самого кислорода, может быть, и духу Пушкина было легче узнать об этом. Только вот кто знал, какой он вопрос задаст. Наверняка, кроме него самого, никто про этот вес ничего не знает, — с сожалением развела руками Феозва, поняв, что убедить мужа в присутствии духов ей так и не удалось.
Глава седьмая
…А в Петербурге продолжала идти своя жизнь, и в определенные дни, случалось, проходили балы, на которых иногда присутствовала царская семья. В один из таких дней к императору Александру II обратился камер-юнкер двора его величества, передав просьбу дворянина Александра Аксакова прямо сейчас переговорить с ним. Император выразил согласие, и Аксаков, стоявший поблизости, приблизился к нему. Поклонившись, он негромко, чтоб присутствующие поблизости сановники не могли его слышать, заявил:
— Ваше императорское величество, счел возможным, зная вашу заинтересованность в этом вопросе, сообщить о появлении в столице медиума из Европы, причем специалиста высочайшего класса, который готов выполнить любое ваше поручение…
