Подскочили рыцари королевской свиты. Свалка была короткая. Сарацины ретировались.
Лагерь встретил короля и Великого магистра изъявлениями восторга. В успехе у ручья всем хотелось видеть предзнаменование будущих побед. Взять верх в такого рода стычке перед боем считалось хорошей приметой.
— Граф, — сказал Гюи, — прошу вас отобедать со мною.
— Я благодарен вам за приглашение, Ваше величество, но время ли для обедов?
— Это будет обед в вашу честь, великий провизор и маркиз Монферратский на него приглашены. Все должны узнать о вашем подвиге.
— Мне кажется, вы преувеличиваете мою заслугу, — искренне сказал де Ридфор.
— Когда бы не ваша расторопность, одним королем стало бы меньше, клянусь копьем святого Георгия.
В своем шатре Великий магистр нашел де Труа.
— Что-то случилось? — спросил де Ридфор. — Новости из пыточного поезда?
— Да. Нашелся лазутчик из лагеря Саладина. Де Ридфор оторвался от кувшина с вином, к которому жадно припал, сняв доспехи.
— Скажите, сударь, сколько же человек вы мне изувечили в поезде?
— Двенадцать.
— Выходит, каждый двенадцатый у нас в войске — сарацинский шпион?.. Что рассказал этот, когда вы ему поджарили пятки?
— Оказывается, султан ждет армию из Египта. Ее ведет Ширкух. Через десять дней они будут под Хиттином.
Де Ридфор помрачнел:
— Мы выставили против него заслон.
— Ширкух обманул комтура и обошел Аскалон без боя.
— Это, может быть, козни монаха?
— Почему бы и нет. Он мог отправиться с нами, чтобы отвлечь внимание от других. Перепелка притворяется раненой, уводя хищника от гнезда. Брат Гийом притворился присмиревшим…
— Перепелка в сутане, — рявкнул де Ридфор. — Там куча монахов. Может, он и не перепелка, в том смысле, что не главный.
Де Труа поправил свою перевязь с мечом.
— Не думаю, что мы сейчас должны думать об этом.
— Изъяснитесь!
— Мы слишком долго сидели на месте. Не пора ли выйти на поле боя? Если сегодня, а в крайнем случае, завтра не атакуем, то мы лишаемся шансов выиграть всё.
Де Ридфор обхватил голову ладонями.
— Вы предупреждали меня о катастрофических опасностях этой войны, теперь же советуете вести ее активно.
— Противоречия нет.
— Как же нет, когда есть!
Граф пробормотал португальское ругательство и перекрестился.
— Мы не зря искалечили дюжину этих несчастных, мессир, — сказал де Труа. — Иначе мы бы не выловили шпиона, и в скором времени Саладин и Ширкух раздавили бы нас, как нильские крокодилы давят своими челюстями молодых черепах.
Де Ридфор и сам подумал об этом.
— А что наш… поднадзорный?
— Его телега — в миртовой роще. Возле дежурят четверо крепких парней из вашей охраны. Они подчиняются только мне и, разумеется, вам. Даже приказание короля они не выполнят.
— Гюи звал меня к обеду, но боюсь, у него сегодня даже завтрак не получится, — задумчиво сказал граф и позвал мажордома.
— Слушаю, мессир, — вырос Карно.
— Немедленно пошлите приглашения Гюи Лузиньянскому, Конраду Монферратскому, графу де Бурже, барону де Бриссону, магистрам Калатравы и Компостеллы. Дело чрезвычайной важности, не терпящее отлагательств. Срочно — ко мне!
— Я могу остаться, мессир? — спросил де Труа.
— Извольте. Но это одеяние… — де Ридфор покрутил головой, — оно вызовет вопросы.
Де Труа снял шлем.
— Он мне уже не нужен. Я переоденусь.
Граф пожал плечами и громко велел принести вина. Второй кувшин он осушил уже медленнее. Спросил у гостя:
— Хотите?
— Нет, — улыбнулся тот и показал болтающуюся на поясе фляжку. — У меня питье, приготовленное по рецепту брата Гийома.
Граф де Ридфор захохотал. Поднеся чашу ко рту, спросил:
— Угадайте, кто прибудет сюда первым?
— Король Иерусалимский.
Великий магистр, не отрываясь, выпил до дна всю чашу и произнес:
— Нет. Первым заявится Гюи Лузиньянский.
Через десять минут начался экстренный военный совет.
Глава xxii. брат и сестра
Отправляясь на войну, маркиз Конрад Монферратский позаботился, чтобы его будущую жену охраняли как следует. Забот у охранников было немного. Принцесса почти не выходила из замка. Из ее спальни через балкон по изящно изогнутой лестнице можно было сойти в тенистый сад. Днем брат и сестрица прогуливались по расчищенным дорожкам. Свое свободное время, а другого и не было, принцесса делила между воспитанием Бодуэна и сочинением писем Конраду.
Писала она потому, что дала слово. Настоящей же ее страстью стал брат. Он безропотно сносил ее неутомимое внимание. Изабелла сама его будила и сама укладывала спать. Она бы и кормила его, как птица кормит птенцов, — из клюва в клюв. Между тем Бодуэну пошел пятнадцатый год, и он рано созрел, как созревают люди на юге. На подбородке пробился пушок, ночами его мучили эротические видения. Утром его простыни часто бывали мокры не от слез. Он жадно следил за служанками, когда они взбирались на лестницы. Они замечали это и хихикали по этому поводу. Однажды он столкнулся с одной из них, выносившей из комнаты нефритовую вазу, и ущипнул ее за сосок своими быстрыми подловатыми пальцами. Она вскрикнула, выронила дорогую вещь. На шум вышла принцесса. Бодуэн молча указал на служанку. Та пыталась оправдаться и показывала, куда ее ущипнул принц. Но ее высекли и прогнали, дабы не распускала груди.
Рядом с сестрой Бодуэн был скромен. Разодетый, он напоминал большую печальную куклу, со всем соглашался и постоянно кивал.
Госпоже Жильсон письмо с королевской печатью не помогло. Она поселилась в городишке неподалеку от замка в роли жены аскалонского моряка, находящегося в дальнем плавании. Снять жилье в этом самом Аскалоне ей было не по карману — такой она держалась версии. Бралась за любую работу, стирала, шила, даже гадала. И наблюдала жизнь замка. Дважды в неделю оттуда выезжала телега на рынок за зеленью и свежей рыбой. Правила лошадью пожилая женщина.
Госпожа Жильсон, как-то дождавшись появления повозки на рынке, прошла через виноградники к ответвлению от аскалонской дороги тропинки, ведущей в замок Конрада Монферратского. Выбрала себе место в тени шелковиц и стала ждать.
Когда появилась повозка, она попросилась подвезти ее к замку. Добрая женщина согласилась. Усевшись рядом, госпожа Жильсон огляделась. Дорога была глухая, все тихо. Госпожа Жильсон ударила кухарку в висок камнем, завернутым в тряпочку, и та рухнула замертво. После того госпожа Жильсон сунула под хвост кобыле стручок кушитского перца. Та рванула к воротам замка. Когда ее обратали, морда кобылы была в пене, глаза безумные…
На следующий день госпожа Жильсон уже трудилась в замке на кухне. Первоначально она думала как-нибудь отравить невесту маркиза, но, разузнав, каким путем попадает еда на господский стол, забраковала эту идею. Во-первых, каждое блюдо должны были пробовать повара в присутствии мажордома. Потом отведывали специальные люди. Под конец жрали собаки, им маркиз вполне доверял. В случае неудачной попытки отравления, как и удачной, кухня превратилась бы в пыточную камеру. Когда Изабелла чуть простудилась и занемогла, мажордом на всякий случай устроил разнос всему персоналу.
Госпожа Жильсон не спешила. Недомогание Изабеллы было ей на руку. Однажды, взбивая яичные желтки, она увидела возле кухни юного Бодуэна. Он походил на неопытного хорька, прокравшегося в курятник. Горящие глаза, обсохшие губы… Молодые крестьянки, кормившие птицу и теребившие шерсть, похихикивали. Они не считали принца опасным. Через год-два он превратится в хищника, а пока лишь слюни блестели на его мелких желтоватых зубах.
Госпожа Жильсон улыбнулась Бодуэну и осторожно его поманила. Он медленно подошел, перешагнув колоду для кормления поросят. Остановился в трех шагах от этой странной, но соблазнительной женщины с высокой грудью и выпяченным задом.
— Что ты делаешь? — спросил он, хотя отлично видел — она прислуга, и к ней надо относиться по-господски.
— Сбиваю желтки с сахаром и медом. Хочешь попробовать?
Госпожа Жильсон обмакнула в сладкую массу палец и протянула его Бодуэну. Тот побледнел, но подошел и взял се палец в рот.
— Сладко? — спросила госпожа Жильсон, и все в принце запело от ее нежного придыхания.
— Сладко, — прошептал он.
— Вон там за бочками есть пролом. Иди туда и подожди возле старой груши. Понял?
— Понял, — еле выдохнул мальчик.
— Иди же, пока никто нас не видит.
Через десять-пятнадцать минут принц Бодуэн стал мужчиной. Госпожа Жильсон с усмешкой констатировала, что вот и еще один, кого она делит с принцессою Изабеллой.
Бодуэн был счастлив два дня. На третий женщина начала выяснять отношения.
