– Что искать? Что мы ищем?!
– Свидетеля! Петрова не могла всю жизнь молчать. Кому-то она однажды села и рассказала – всю свою жизнь. Старухи любят вспоминать одно и то же! С кем-то сидела на кухне раз в месяц, пила чай и долдонила: я любила Костю, он меня любил, но не развелся из-за дочери, Нину убили… А убили ее так… Петрова – единственный заинтересованный свидетель. Она могла видеть место преступления…
– А-а, да ладно, – отмахнулся Миргородский, – мы будем год трахаться с этой Тасей только потому, что ты считаешь – все из-за нее. Ухожу на задание. Кто едет в Лондон?
– Я хочу еще тебе сказать, что по-еврейски означает ее фамилия – Флам, – Гольцман словно боялся оглашать некоторые сведения при Боре. – Флам означает «огонь».
Месяц слежки, позвонил Боря:
– Пиши. У Петра Цурко имелся двоюродный брат Олевинский. Вот к его жене Петр и ушел от Таси. Специализировался, урод, по женам братьев. Зина ее звали. Певица хора Большого театра. В музее Дома правительства сказали: Зина и Петрова о-очень дружили. Певица родила Петру девочку Машу. Мария Петровна только что приехала из Штатов. Но скоро опять уедет. Ждет тебя завтра. Давай. Между прочим, доктор химических наук. Идеальный слушатель рассказов на кухне. – Я дописал адрес – опять Серафимовича, не пытаясь понять: во что же я верю.
Но я точно надеялся, переступая порог еще одной бездетной квартиры семейства Цурко и здороваясь с приятной женщиной – из нее заметно торчала стальная арматура, и в глазах отсвечивали глыбы льда. Но тут высунулось очередное домашнее животное – толстый кот помоечной породы по имени Пурш. И я испугался, что допрос продлится недолго.
– Ну, отец мой был веселый, жизнерадостный. Любил поесть, выпить и приударить за женщинами. За какую работу ни брался, всюду быстро рос. Из-за туберкулеза не пошел по военной линии.
Дмитрий женился перед войной на неприятной женщине, мне не хочется о ней говорить. И от него остался сын Александр, копия, кстати, первого мужа моей мамы, все в семье грешили на него и не верили, что он от Дмитрия. Но у него тоже нет детей.
– Только у Ираиды была дочь, Ольга, – проявил я внимание к семейным обстоятельствам.
Доктор химических наук неприятно взглянула на меня и после томительной паузы осведомилась:
– Что вас, собственно, интересует? Петрова? Очень умная. Очень необыкновенная. Незаурядная женщина. Общаться с ней невероятно приятно. Любили вместе с матерью вспоминать отца – делить уже нечего, это признак незаурядных женщин. – И окончательно замолчала. Это все, что она знала.
– Что она любила вспоминать из своего прошлого?
– О прошлом не рассказывала ничего. Раз вспомнила, как Дзержинский в молодости за коленки хватал. Больше я ничего не слышала.
Я задал еще двадцать вопросов (Уманский, дочь Уманского, Большой Каменный мост), получив нераздумывающие «нет», «никогда не говорила», «я и не знала».
– Да, вот еще: когда она летела с Литвиновым в США, то видела взрывы Пёрл-Харбора. Фото? – Она отлучилась и принесла древнюю сумку из белой кожи с поцарапанными металлическими уголками. – Вот нашла после вашего звонка все, что осталось. Давайте посмотрим…
У нее не хватило любопытства разобрать реликвии до моего прихода, и теперь дочь Петра и хористки Зины, как продавец-ручник, выкладывала узором на стол, в таком отдалении, чтобы я даже не думал протягивать руки, диплом Петровой (почему не у Ираиды?), свидетельство о защите диссертации, две трудовые книжки, похоронку на Петра Цурко (ты не знала, что в этой сумке похоронка отца?), чей-то крестик в коробочке с надписью «Ветеран труда», бархатный мешочек (бисером вышит вензель ВФ и дата 1884)…
– Не знаю, что это…
Это, милая, инициалы Тасиного отца – Владимир Флам. Что-то подарили ему на четырнадцать лет или около, может быть, на совершеннолетие, бармицву? Мальчик вырос и обязан исполнять заповеди Торы. А может, будущий юрисконсультант на «пятерки» закончил в гимназии год…
Часы с плетеной веревочкой вместо ремешка, заграничные, еще часы – без ремешка, «Победа»; ключи, номера телефонов, записанные на бумажных лоскутах… Я сидел напротив пожилой суровой женщины и думал, какими бессмысленными покажутся эти чугунные скрепы – сберкнижки, свидетельства о рождении, коробочки с орденами, – когда настанет пора собираться в последнюю поездку – ничего не понадобится, кроме крестика, и то не спасет, и волосы будет теребить холодный железнодорожный ветер.
– Нет, видите, ни фотографий, ни писем, – химик все покидала назад и ушла прятать сумку, а я быстро схватил с края стола и разгладил на ладони забытый, вырезанный овалом кусок коричневой клеенки с двумя дырочками по краям для шнурка; номер написан химическим карандашом на изнанке – 26 – и буквы: «роддом Грауэрмана Анаст. Влади. Петрова, мальчик» – привязали на ножку новорожденному сыну; вот что Тася считала необходимым хранить всю жизнь – сын.
– Как же вы можете объяснить такую скрытность Петровой? Каждому человеку ведь свойственно излить…
Я добился, она взорвалась:
– Не забывайте – она жила с Васей, с сумасшедшим сыном! С окончания войны до смерти. Почти сорок лет она жила с сумасшедшим сыном. И замуж из-за него не вышла.
Когда уезжала в Штаты, мальчик казался здоровым. Вернулась – уже больной, за полтора года! После походов по врачам сказала: я не смогу сделать его здоровым, но я сделаю его счастливым. И всю свою жизнь положила.
Интеллект у Васи остался на уровне пятилетнего ребенка. Мог съесть пробку из фольги от кефирной бутылки. Но хорошая память, занимался музыкой, ноты читал, хотя слушать, как он играет, было невозможно. Внешне? Среднего роста, довольно красивое лицо, но сумасшедшие глаза человека не красят! Полноватый, много ел, ограничивать его не имело смысла. Если мылся в ванной, заканчивал, лишь смылив кусок мыла без остатка. Временами спокоен, временами неспокоен; тогда подлечивали, но было страшно.
Моя мама уговаривала Анастасию Владимировну сдать Васю в интернат. Но она с порога: нет, даже не заговаривайте со мной об этом. Даже отпускала его гулять одного. В день пожара в гостинице «Россия» – помните скандал на всю Москву? – Вася шел по Большому Каменному мосту и барабанил палкой по перилам. Его забрала милиция. Потребовалось множество усилий, чтобы его отыскать и вернуть.
Разрешала ему далеко заплывать, когда отдыхала в Прибалтике. Ей сказали однажды: уж очень далеко заплыл и что-то не возвращается. Анастасия Владимировна ответила: что будет – то будет.
Все несла на своих плечах. Когда ослабла, наняла женщину, Анну Ивановну, та хорошо ладила с Васей, пела с ним на кухне и обкрадывала семью. Мама моя возмущалась: Таська, она же ворует у тебя простыни! А Анастасия Владимировна терпела: где еще найдешь сиделку, чтобы хорошо ладила с Васей?
– Как она умерла?
– Ушла на пенсию. До последнего сидела за столом, работала над двухтомным словарем Гальперина и трехтомным Апресяна, никаких признаков склеротичности. Вернулась в церковь, ходила в храм на Якиманке.
Перед смертью соборовалась. Не боялась, сказала: я скоро увижу Митю и Петю. Моя мама требовала от Ираиды: никогда, никогда, никогда не обещай, что возьмешь Васю к себе, даже если мать будет требовать на смертном одре, не обещай того, что не сделаешь. – Ираида промолчала, и Анастасия Владимировна, конечно, поняла, что его ждет…
Что еще помню… Говорила: я не выношу партийных собраний. Сажусь в первый ряд и сплю с открытыми глазами. Если ночью не спалось – вставала и работала. Или раскладывала пасьянс. Вот, кстати, ее кресло – легкое, удобное.
Не любила домашние заботы, не любила говорить о Васе, не любила о болезнях и ничего никогда лично о себе. Книги, кино – это пожалуйста. До свиданья.
Я просмотрел последние донесения и отдал, но секретарша не уходила.
– Что?
– С утра два раза звонила Алена Сергеевна.
– Да.
– Еще хотела сказать… Я решила… Чтобы помочь, связалась с Вадинском.
– Что это?
– Город, бывший Керенск, Пензенской области, куда уезжала Петрова работать из Москвы. Я посидела в воскресенье в архиве, выписала всех, кто мог работать с Петровой в укоме партии. Председатель Воронин, потом Буздес, он же редактор газеты «Красная деревня». Еще Шуваев, Соколов, Туманов или Туманова, Суздальцев из Совнархоза, Серебряков – член уисполкома, председатель Совнархоза, Пронькин, Шаландин, Майоров – председатель городской организации ВКП(б), и еще Петр Купреянович Валов, бывший предусполкома, исключен за пьянство в селе Шеино. В укоме Петровых нет. Зато среди коммунистов губернии двенадцать Петровых, я еще, думаю, туда…
– Как вас зовут?
– Маша.
– А по отчеству?
– Мария Николаевна.
– Мария Николаевна, не надо дурью маяться. Надо делать только то, что я говорю. У вас есть загранпаспорт?
– Да.
– Езжайте в Англию к Татьяне Литвиновой. Найдите ее телефон, подружитесь, попроситесь в гости. Боря подскажет, под какой легендой…
