Моё дыхание становится коротким, быстрым, и я падаю. Я прислоняюсь лбом к согнутым коленям.
«Хватит», — говорю Серости. — «Пусть всё прекратится».
Хотела бы я вырвать собственные мысли, как я это делаю с чужими. Хотела бы я никогда сюда не возвращаться. Каждая ниточка, которую я тяну, открывает что-то новое.
Я слышу голос Деза: «Доверься мне».
— Я верю тебе, — шепчу в пустую комнату, человеку, который уже мёртв.
Внезапно я так сильно хочу его увидеть. Хочу, чтобы он появился среди всего ужаса в моих мыслях. Я нахожу его среди мелких воспоминаний, задвинутого за остальными. Нужное мне воспоминание касается той ночи, когда он меня спас. Оно не закончено, застряло где-то в Серости. Часто вдыхая, я пробираюсь в темноте своего разума, как по старым дорожкам подземелий, залов дворца.
Но я знаю, что ещё найду там. Мёртвые глаза глядят на меня. Маленькая девочка ест сладости. Мои собственные ладони, детские, покрываются первыми шрамами и завитками. Я когда-то обещала Иллану, что постараюсь выпустить Серость, но это было тогда. Я не была одна. Я не была во дворце с Рукой Правосудия. Дез был жив. Он бы помог мне справиться с этим всем, сказал бы, что мне хватит сил встретиться с украденными жизнями. Прямо сейчас я не могу найти даже одно воспоминание. Разве желания увидеть его недостаточно, чтобы приложить все усилия?
— Я скучаю по тебе, Дез, — говорю вслух. — Но я не могу это сделать одна.
Я не могу, потому что завтра Фестиваль Солнца, и моё время на исходе.
Глава 21
Внутренний двор королевы был затейливо украшен к приёму в саду, как второе из шести небес, предназначенное для тех, чья истинная добродетель — любовь. Будучи принцессой чужеземного королевства и королевой Пуэрто-Леонеса, она не жалеет денег на первое празднество дня. Лео говорил, что это давняя традиция, чтобы королевы устраивали приём для особых гостей, хотя все, похоже, заметили, что ни принц, ни императрица Лузо не почтили её своим визитом.
Юная королева расположилась под навесом со своими тщательно отобранными фаворитками под навесом, все в сияющих дофиникийских — фиолетовых — тонах под полуденным солнцем, в то время как король восседает на недавно возведённом троне, покрытом ярко-зелёным плющом и цветами. Он осматривает толпу, пребывая в столь дурном настроении, что даже верховный судья Мендес, только что возвратившийся из Соледада этим утром, не рискует к нему приближаться.
Рука Мориа стоит позади короля на двух из четырёх мраморных пьедесталах. Я удивлена увидеть новую вентари без Мендеса поблизости. Она измождена и кажется знакомой, наверное, из-за того, что я вижу в ней и в персуари рядом с ней саму себя. Они такие пустые, застывшие, их глаза неподвижные, словно они даже не моргают. Как будто их превратили в почти пустышек, но оставили немного воспоминаний — достаточно, чтобы они могли выполнять свои обязанности. Я перевожу взгляд на пустые пьедесталы. Там, предполагается, буду стоять я, после того как проявлю себя. Когда я стану одной из них, и судья Мендес снимет повязку с моей руки и наденет перчатки с оковами, ключ от которых будет только у короля Фернандо. Они говорят, что моя сила — это проклятье, но продолжают презентовать меня как подарок.
Страх наводняет меня, пока я задерживаюсь за изгородью. Не могу оставаться в этом ухоженном саду, окружённая шуршанием шёлковых платьев и мерцанием драгоценностей, ртами, набитыми деликатесами, и дворянами, напившимися игристого вина кавы и теперь покачивающихся под музыку.
Я сворачиваю на дорожку между стенами изгороди. Чем дальше я иду, тем меньше гуляк меня окружает, поэтому я не останавливаюсь, наслаждаясь мгновениями одиночества. Я касаюсь руками листьев по обе стороны от меня, под каблуками хрустит галька.
Это всё кажется таким знакомым. Словно я уже гуляла здесь раньше, хотя знаю, что это не так. Это ощущение вырывается из моих воспоминаний. Я поднимаю тяжёлые многочисленные юбки светло-розового платья, выбранного Лео, чтобы я соответствовала свите королевы, и следую за этим ощущением. Несколько раз я чуть было не споткнулась, сердце уходит в пятки, но я всё ещё иду по извилистым тропинкам, пока не захожу в тупик. Ветер раздвигает шторку из свисающего плюща. За изгородью скрывается огороженный сад, заросший ромашкой и сорняками. Он выглядит забытым, по сравнению с остальными скрупулёзно стриженными, ухоженными садами. И тогда я замечаю нечто, что не вписывается в это место. Белую статую.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Скидывая туфли, я зарываюсь ногами в траву и встаю на колени. Отодвигаю мягкую зелёную траву и вижу, что это статуя ангела. Не из тех, что обычно в коленопреклонённом положении стоят перед Отцом миров. Это стоящая стражница с мечом в руке, готовая защищать мориа. Что она здесь делает? Попала по ошибке? Могут ли о ней просто не знать? Или кто-то тщательно спланировал этот невидимый бунт посреди королевских садов?
Я упираюсь руками в траву под ногами ангела. Искры магии скользят по пальцам моей правой руки, которая без перчатки. Шрамы и завитки начинают светиться. Я перевожу взгляд со своей ладони на руки ангела. В камне появилась трещина, которой не было раньше, и из неё идёт мягкое белое свечение.
Альман.
Я бросаю взгляд через плечо. Музыка с приёма играет на полную громкость, звонкий смех и болтовня наполняют воздух. Кто знает, когда я смогу вновь прийти в этот сад, особенно после всего, что может случиться на фестивале. Я раскрываю кулак статуи, чтобы дотянуться до альмана.
Борода Иллана пока ещё чёрная местами. Его светло-голубые глаза выделяются на блестящей бронзовой коже. Кроваво-красное солнце уходит за линию горизонта.
— Тебе нужно успокоиться, Пенелопа, — говорит старый вентари. Его тонкие руки лежат на плечах молодой королевы.
Здесь, в огороженном саду, она падает на колени. Тяжёлый шёлк её юбок, расшитых узорами, окружает её, как лепестки роз. Её золотые волосы распустились у висков, выскочив из узкой косы, заплетённой вокруг её головы. В левой руке она сжимает тонкую золотую диадему.
— Как я могу успокоиться, учитывая, что ты просишь меня сделать с моими детьми?
Иллан встаёт рядом с ней на колени, его лицо как каменная маска чести и долга.
— Это намного лучше того, что с ними сделает король. Ты же знаешь, это единственный шанс спасти жизни их обоих.
Она мотает головой. Маленькая, тоненькая, как увядающий цветок, но есть ещё крупицы силы в её железной хватке. Она сжимает в кулаке рубашку Иллана.
— Найди иной путь. Так не должно быть.
Иллан мягко кладёт руку поверх её кулака.
— Какой же? Скажите мне, ваше величество, потому что мы испробовали множество способов остановить короля. Попробуешь забрать мальчиков, и он будет преследовать тебя всю жизнь. Если Кастиан останется, если мы дадим королю причину доверять ему, если он увидит самого себя в своём сыне, Кастиан будет защищён как наследник престола, — он берёт её за подбородок, но молодая королева не поднимает глаз. — Всё зависит от тебя, Пенелопа.
Она шлёпает его по руке, его кожа горит от размашистого удара.
— Ты не оставляешь мне выбора.
— Я дал тебе выбор — возможность спасти обоих своих сыновей.
Королева отводит взгляд, её лицо бледнеет, как портрет, оставленный на солнце. Слёзы текут рекой по её щекам.
— Пожалуйста, прости мне то, что я должна сделать, — шепчет она никому и всем одновременно. — Прости меня.
Она поворачивается к уходящему солнцу, неотрывно наблюдая за ним, пока последний луч не скрывается за горизонтом. Её мир погружается во тьму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я отдёргиваю руку, словно обжёгшись. В моей голове отпечаталось лицо молодого Иллана.
Кожа покрывается мурашками, а глаза ангела словно ждут чего-то от меня. Молчания. Я знаю, что это самое, самое опасное воспоминание, которое у меня когда-либо было или будет. Встреча королевы Пенелопы и Иллана.
