глубокий вдох и почувствовал подступивший запах пороха, разлившийся в толпе. Его пистолет взмыл в воздух и сделал два коротких предупредительных выстрела в небо. Паникующая толпа разом обернулась на помост.
– Они пришли в ваш город и обязали платить налог, – выкрикнул Рори, скользнув взглядом по напуганным лицам.
– Они, – указал он на солдата, который был у него на мушке, – обрекли вас на жизнь в нищете и безжалостно убивали близких.
Толкая солдата к краю, он продолжал:
– Сегодня день Возмездия. Так почему же не позволить справедливости восторжествовать?
На миг толпа замолчала, и кроме выстрелов вдалеке, не было слышно ничего. Озадаченность и нерешительность горела на испуганных лицах.
– Да, – выкрикнул кто-то из толпы. – Устроим справедливость!
– Справедливость! – подхватил кто-то второй.
Толпа обретала уверенность.
– Нам нужна справедливость! Нам нужна справедливость! – начали скандировать люди под звуки стрельбы.
– Заставьте их уплатить ту цену, которую уплачивали сами, – выкрикнул Рори и сбросил солдата вниз.
Тот полетел на землю, и, полчище рук жадно накрыло его, проглотив в реке страданий и боли. Такая же участь ждала и оставшихся двух солдат, которых держали Дмитрий и Итан Лирш. Дмитрий столкнул одного из них вниз, и, в тот же миг Рори одернул за рукав следующего. Это был тот солдат, который плюнул Рори под ноги в начале Возмездия. Рори не мог забыть его лица.
На миг ему показалось, что пелена тумана застелила его взор. Он видел перед собой лицо убийцы и ничего вокруг. Лицо человека, забравшего множество жизней. Он видел врага, который был его личным врагом, кроме того, что был врагом человечества. Рори забыл название города, в котором находился, он забыл о плане, забыл о миссии и о Большой Медведице, забыл о том волнении, которое рождалось в его сознании, когда он думал о реакции Харца на его идею сорвать Возмездие. Забыл о Еве Гордон и Касселе, блуждающих в соседних городах, забыл о своем умершем отце и о разрушенном Городе Гор. Забыл о том, что Ева его не любила, а мать – бросила. Все его сознание и сила сосредоточились сейчас в руках, и кончиками пальцев и костяшками он ощущал теплую плоть, и он смотрел на изорванную кожу на лице солдата и не чувствовал ничего, кроме всеохватывающей жестокости. Собственные руки казались ему в этот момент чужими руками.
Он бил солдата, пока Итан с Дмитрием не оттащили его в сторону. Дмитрий остался рядом, пока Итан сталкивал тело солдата с помоста. В этот момент Итан не был уверен, что солдат все еще жив, и с удивленным видом он обернулся на своего друга.
После того, как толпа расправилась с упавшими, она заревела и требовала еще, но на помосте солдат не оставалось. Бросившись в стороны, люди ринулись к тем, с кем не справились собаки. Жителей города уже было не остановить. Они не боялись автоматов в руках солдат и того, что могут оказаться на месте очередного застреленного пса. Народ жаждал мести и теперь смело утолял свой голод.
Им просто нужен был толчок, подумал Рори, стоящий рядом с Дмитрием, переполненный нервным волнением от того, что этот толчок предоставил. Он уже не имел права думать о том, правильно ли он с поступил. Он смотрел на то, что случилось, и видел в происходящем наивысшую истину. Ведь люди забыли, как они могут быть сильны.
В его руках не унималась дрожь.
Посмотрев с минуту на толпу, он сообщил Дмитрию, что в порядке. Дмитрий ему не поверил; но в любом случае, он видел, что Рори больше не собирается бросаться на людей, пусть и плохих людей. Что его временное затмение прошло. За блестящую поданную идею Дмитрий готов был принять сегодня в Рори что угодно. И в любом случае, Дмитрий вспоминал себя, только вступившим в ряды ордена, и вспоминал собственные порывы ненависти, которыми еще не умел управлять.
Они направились за помост, к Артуру Дювалю. На пути Рори попалась сестра, вцепившаяся в юбку матери. Они были из тех, кто не убежал вниз, кто не знал, что делать и растерялся. Рори подошел к ним и склонился над девочкой.
– Я же сказал, что все будет хорошо, – произнес он.
На его лице возникла добрая искренняя улыбка, которую даже не пришлось из себя выдавливать.
Девочка заплакала. Она была перепугана, и, кажется, вид окровавленных рук Рори Аллена окончательно поверг ее в ужас.
Так или иначе, подумал Рори, это должны были быть слезы счастья. Однако, для ребенка, все увиденное, могло и не показаться таким уж радостным.
Небрежно вытерев руки об куртку, он развернул девочку и попросил поднять голову, и указал пальцем на ступеньки. Отпустив Рори, она понеслась навстречу настоящему брату, чье место и чьи три отметины от раскаленного железа сегодня Рори перенял на себя.
– Когда все закончится, бегите из города, – посоветовал Рори, обратившись к матери девочки, которая тоже стояла вся бледная на фоне пролившейся кругом алой крови. – Эти солдаты мертвы, но из соседних диктавитов приедут другие. Возможно, они захотят взорвать город.
– Но куда нам бежать? – спросил подоспевший брат, опустив мимолетный взгляд на испачканную куртку Рори. – Мы будем беженцами, и, нас арестуют.
– Мы с друзьями двигаемся далеко на запад. На всем пути будем распускать вирус для ошейников. Псы станут нападать на солдат, но не потревожат мирных людей, – объяснил Рори.
– Вы спасли наши жизни, но оставили без дома, как и всех людей, которые живут здесь, – послышался дрожащий голос женщины.
– Прекрати, мама, – попрекнул ее сын. – Мы теперь должны вечно благодарить этих людей. Сегодня они спасли тебя и сестру. Ну и меня, конечно же.
– Я и сам лишился дома, – признался Рори. – Его взорвали, и я стал беженцем. Когда это случилось, я пришел сюда и сорвал Возмездие. Знаете почему? Потому что люди не должны жить в страхе и не должны умирать от рук солдат. Никто не имеет права принуждать их отдавать последние сбережения и забирать их дома.
Посмотрев на парня, держащего девочку за руку, Рори добавил:
– И если ты хочешь меня отблагодарить на самом деле, то должен сделать то же самое, приехав в какой-нибудь другой город.
Парень напряженно посмотрел на него. В этом взгляде чувствовалась нерешительность. Рори не знал, подействуют ли на него сказанные только что слова. Но он на это надеялся.
Попрощавшись, Рори продолжил путь к Артуру. Чем дальше он уходил от помоста, тем больше приходил в себя, в свою привычную жизнь.
В его сознание вернулись мысли о пути в Аркад и о Речице, в
