купца и девушки из знатного рода – в XIX столетии был уже делом обычным. А ведь веком ранее попасть из торгового сословия в аристократическую среду было ох как непросто. Княгиня Дашкова, сподвижница императрицы Екатерины II и директор Императорской академии наук, неохотно рассказывала о своей матери, о Марфе. Все потому, что Марфа Ивановна Сурмина была купеческой дочкой, да настолько богатой, что ее взял в жены князь, а после расторжения первого неудачного брака с ней пошел под венец граф Роман Илларионович Воронцов. Сама императрица Елизавета Петровна обращалась к Сурминой за деньгами… Но признаваться в том, что она «с одного боку аристократка», Дашковой все же было слегка зазорно.
Когда дочь статс-секретаря Екатерины II и наследницы уральских миллионов Анна Мясникова вышла замуж за князя Белосельского, все ее поступки в обществе рассматривали практически под микроскопом. Любой промах Анны Григорьевны вызывал всеобщее веселье: ну конечно! Она же – из дельцов! Где ей знать хорошие манеры! Князь Петр Владимирович Долгоруков прошелся по современнице без всякой жалости:
«Княгиня Белосельская, родившаяся и проведшая свою жизнь среди пышной роскоши, всегда выглядела принарядившейся горничной и вызывала смех. Кузина князя… княгиня Голицына, обращалась с ней с едва скрываемым пренебрежением, но была неизменно любезна и приветлива с ее матерью».
С купцами дворянское сословие долго разговаривало «через губу».
Неудивительно, что в пьесе Михаила Матинского «Санкт-Петербургский гостиный двор» образ купца – карикатурный. Над ним легко и весело смеяться, и именно купец – вместилище всех пороков. «Что урвал, то и наше», – говорит персонаж Сквалыгин. Фамилия – говорящая, в лучших традициях века Екатерины II. К слову, сам Матинский был крепостным графа Ягужинского, воспитывался в его доме и даже был отправлен на учебу в Италию. Сделавшись свободным, он дослужился до надворного советника, и в его круге общения оставались преимущественно люди привилегированного сословия. Так что презрение Матинского к купечеству было буквальным образом воспитано с детства.
А в комической опере «Щепетильник» купец показан грубым человеком, который бесцеремонно говорит покупателям, что думает о каждом из них. Не вызывают симпатии и герои комедии «Сиделец», написанной Плавильщиковым в 1803 году. Там тоже купцы мелочны, лживы и до безумия жадны. Одним словом: торгаши!
Купеческих дочек не звали на придворные балы. Каждый сверчок прекрасно знал свой шесток. Но когда знатные фамилии подрастратили свои капиталы, когда их состояниям был нанесен урон после нашествия Наполеона, когда за карточной игрой проигрывали наследие предков, многие стали посматривать в сторону зажиточных домов купеческих семей. И сами дома, и выезд, и платья их часто выглядели лучше, чем имущество потомственных дворян. Вот поэтому и на браки с купцами стали смотреть куда снисходительнее.
В 1874 году тульский помещик Зыков выдал свою младшую дочь, Елизавету, за купца второй гильдии, Макарова. Старшая дочка стала женой советника Каблукова, но младшая явно выиграла от своего неравного союза. Достаток позволял ей содержать отличный просторный дом, расторопную прислугу, воспитывать детей в довольстве. О чем еще могла мечтать мать семейства? В 1885 году также за купца второй гильдии пошла в Тобольске дворянка Мария Воротынская. Еще одна знатная девушка, Ольга Забелина, сочеталась браком с купцом и стала матерью мальчика Миши. Любому школьнику известен этот человек – писатель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. В «Пошехонской стороне» он использовал историю своей семьи:
«Дед мой, Порфирий, спустился на степень дворянина средней руки. Это заставило его подумать о выгодном браке, и, будучи уже сорока лет, он женился на пятнадцатилетней купеческой дочери, Анне Павловне Глуховой, в чаянии получить за нею богатое приданое».
Перемены сбивали с толку тех, кто был настроен консервативно. Была дворянская дочь, стала купчиха… Возможно ли пригласить ее на светский вечер, как прежде, где будет князь N и графиня L? Не отказать ли купчихе от дома в связи с ее новым положением? Или надо смириться? Нередко действительно новоиспеченным купеческим женам приходилось менять круг общения. Да и в торговой среде были уже свои правила и порядки, которым надлежало следовать. Хватало снобов, свысока смотревших на такой «статусный мезальянс», но частенько этот снобизм перерастал в зависть: купчихи имели возможность также легко путешествовать, наряжаться и учить детей, словно аристократки с ветвистым родословным древом.
Иногда купеческих дочек отдавали за обедневших дворян. Искали выгоду в имени – пусть дитя перейдет в иное сословие. Брак для статуса, для гордости, для самомнения. Полотно художника Павла Федотова «Сватовство майора» как раз об этом. Купеческая дочка в прекрасном (и явно очень дорогом) светлом платье с глубоким декольте готовится к встрече с немолодым, но зато дворянского звания женихом. И жеманится, и не очень-то горит желанием выбегать ему навстречу. Родители договорились, а этот поиздержавшийся майор не первой свежести явно не по вкусу молодой особе. Хорошего в нем только имя. Но жить придется с человеком!
«Каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем за его счет», – говорил герой «Бешеных денег» Иван Телятев. И он ошибался. «Верхушка купечества», сколотившая миллионные состояния, думала, в первую очередь, о выгоде. Чтобы объединить капиталы или дать в мужья молодой дочке человека, способного впоследствии возглавить фабрику (если у купца не имелось собственного сына). На такую роль не годились щеголи без опыта и знаний. Требовался человек другого склада, с практическим мышлением, лучше… из своего же круга. Бесприданницы-дворянки крупным купеческим фамилиям были по большому счету не нужны. Даже Ларису Огудалову, красавицу из пьесы Островского, купцы звали вовсе не в жены, а в любовницы. Да, обещали ей прекрасное содержание и выполнение любых прихотей. Но при этом девушка оказалась бы в самом низу социальной лестницы, как содержанка.
Торговые люди в XIX веке – серьезная сила. Если восемнадцатое столетие в России можно назвать аристократическим (богатели, возвышались, держали власть в своих руках именно люди из дворянской среды), то следующий век – это век купеческий.
На просторах Российской империи множились фабрики и заводы, шелкотканые предприятия, производства спирта, банки, кондитерские лавки и множество других. Их крепко держали в руках купцы. Вчерашние экономические или крепостные крестьяне. Иногда – приезжие, немецкого, датского, французского происхождения. Они твердо стояли на ногах, не боялись работы и верили в свою удачу.
Еще на Руси торговые люди выделялись среди прочих – их отличали практическая сметка и знание языков (а как без этого вести дела?). Тех, кто торговал с другими странами, называли «гостями». Вспомним, и в пушкинской «Сказке о царе Салтане» купцов называли именно так!
Пушки с пристани палят,
