Вернувшись домой, Уилфорд обнаружил, что конкуренты уже дышат ему в спину. Король спорта Марк Маккормак вторгся в мир классической музыки со своей «Интернэшнл менеджмент груп» («Ай-Эм-Джи»), а «Ай-Си-Эм» оставалась на плаву дольше, чем рассчитывал Уилфорд. В 1995 году Ли Ламонт ушла с поста директора «Ай-Си-Эм», и ее сменил расчетливый Дэвид Фостер, бывший партнер по «Коламбии», которого многие считали вероятным преемником Уилфорда. Уилфорд спокойно позволил Фостеру и его заместительнице Кэролайн Вудфилд уйти из компании. Им не отключали телефоны и не запирали двери их кабинетов.
Волна новых уходов, далеко не всегда таких мирных, вызвала интерес прессы и породила сомнения в стабильности «Коламбии». Поговаривали о просроченных закладных и о рухнувших кредитных линиях. Два журналиста «Нью-Йорк Таймс» в течение нескольких месяцев вели расследование ситуации в «Коламбии». Им не удалось найти никаких доказательств финансовых проблем или слабости руководства. «Нашей компании задолжали два или три миллиона долларов комиссионных, — объяснял Уилфорд своим подчиненным. — Ни у одной компании в нашем бизнесе, если ей столько должны, не может быть больших проблем».
Впрочем, на коже «Коламбии» явно проступали следы подтяжек. Уилфорд внезапно запретил сотрудникам покупать акции. Когда Фостер и прочие уходили из компании, их заставляли продавать свои доли в «Коламбии» по цене, установленной Уилфордом, и желательно ему. Как отмечала «Таймс», «внешнее наблюдение за финансовой деятельностью [ «Коламбии»] отсутствовало»[516]. Кроме Уилфорда, точные сведения о финансовом положении компании, якобы «полностью принадлежащей своим служащим», были доступны только налоговому инспектору и одному или двум бухгалтерам. Коллегам-директорам Уилфорд сообщал лишь то, что, по его мнению, им следовало знать, и ничего больше. Секреты «Коламбии» оставались достоянием основного держателя ее акций, а он, по каким-то причинам, начинал нервничать. Расследование «Таймс» его раздосадовало, и я слышал из многих источников, что мои расспросы тоже были ему неприятны. Он никогда не был слишком доверчивым, а теперь и вовсе не знал, кому можно доверять. Он закрыл рекламный отдел.
Иск, возбужденный в 1990 году против одного из артистов, показал, что Уилфорд дошел до точки. Пианист Андре Уоттс перешел в «Ай-Эм-Джи» и распорядился, чтобы организаторы концертов выплачивали комиссионные его новым агентам. «Коламбия», представленная старой юридической фирмой Ралфа Колина, заявила о нарушении контракта и потребовала взыскать с пианиста триста тридцать семь тысяч долларов плюс проценты и судебные издержки. Уоттсу пришлось бы сыграть очень много концертов, чтобы расплатиться с Роналдом Уилфордом. Поскольку злость сама по себе вряд ли заставила бы скрытного Уилфорда пойти на открытый, в том числе и для прессы, судебный процесс, можно предположить, что он боялся, что уход Уоттса был лишь первой каплей, просочившейся из треснувшей плотины, и что пианист ушел демонстративно, чтобы подбодрить других.
В самой штаб-квартире «Коламбии» ясно ощущалось раздражение Уилфорда. Молодого сотрудника, осмелившегося задать вопрос о целесообразности чрезмерно насыщенного графика выступлений, предложенного обидчивой оперной певице, тут же уволили. «Ваш контракт не подлежит возобновлению», — заявил Уилфорд. Сопрано, решившейся попросить совета относительно своей дальнейшей карьеры, было сказано: «Этот ланч уже окончен» — подразумевался при этом ее контракт с «Коламбией». Фостер, представлявший лучшую часть «Коламбии», обнаружил, что босс закрыл два его сценических проекта, и понял, что будущего в компании у него нет.
Впрочем, все возрастающая грубость иногда смягчалась всплесками сентиментальности. Я видел, как Роналд Уилфорд бережно вел сэра Рудольфа Бинга, страдавшего болезнью Альцгеймера и с трудом отличавшего день от ночи, к своему личному лимузину, чтобы отвезти его на спектакль в Метрополитен-оперу, где тот некогда правил. Девяностолетней Нелли Уолтерс, одному из партнеров «Коламбии», Уилфорд разрешил сохранить за собой кабинет и личный персонал, а также следил, чтобы все в конторе обращались с ней вежливо и предупредительно. Свойственное средиземноморским народам почтение к старости все более явно проявлялось в его поведении, особенно после того, как сам он достиг пенсионного возраста.
«Серебряный лис» приближался к своему семидесятилетию, а у него не было ни сына, ни дочери, которые могли бы продолжить его дело; судя по всему, не было и долгосрочной стратегии. «Мы идем от проекта к проекту», — как-то сказал он. Это означало, что «Коламбия» использовала каждый полученный аванс для того, чтобы добавить еще одну планку в забор, которым она пыталась обнести музыкальный мир. Для ускорения этого процесса Уилфорд поощрял проникновение своих сотрудников в другие организации, занимавшиеся искусством. В 1991 году Мэтью Эпстайн, директор «Коламбии» и советник двух оперных театров США, был назначен генеральным директором Валлийской национальной оперы. Эпстайну было немногим более сорока, он считался тонким знатоком вокального искусства и верным другом многих певцов. Его часто видели в городе под руку с Кэтлин Бэттл, а свою квартиру в Нью-Йорке он бесплатно предоставил в распоряжение валлийского баритона Брина Терфела, когда в девяностых годах тот готовился к своему блестящему дебюту в Метрополитен. При этом Эпстайн оставался действующим агентом, и его назначение на руководящий пост в государственном оперном театре вызвало вопросы о возможности конфликта интересов, беспрецендентного для Великобритании. Потом появились успокаивающие сообщения, что Эпстайн дал совету театра некие официальные заверения относительно своей позиции.
Впрочем, оказалось, что так волноваться по этому поводу не имело смысла, потому что через восемнадцать месяцев Эпстайн оставил свой пост. В Совет по делам искусств поступило спешно составленное прошение об отставке. В то время как директора других оперных театров оставались на своих постах и вели борьбу за свои компании, Эпстайн, профессиональный агент, увидел, что денег больше нет и поэтому оставаться не стоит. Удивленный тем, что в прессе его преподносили как оперного мотылька, он возражал: «Наверное, пчела действовала бы проворнее. Конечно, я довольно быстро перемещаюсь в поисках лучших творческих возможностей и реальных предложений (которые делали мне в Валлийской национальной опере), но когда мед начинает испаряться и меня оставляют на голодном пайке, я ухожу…»[517] Эта метафора была тем более разоблачительной, что он все в ней перепутал. Настоящие пчелы не едят мед. Они делают его на радость другим. Верный выучке «Коламбии», Эпстайн не мог так легко уйти с влиятельного поста. Через два года после отставки трудяга-агент снова вернулся в Кардифф в качестве члена жюри на конкурсе «Певец мира», где выбирал будущих клиентов для своего процветающего отдела.
Уилфорд рассматривал певцов Эпстайна как еще одно подтверждение собственного дара предвидения. Он все еще жаждал расшириться и, несмотря на трудности, выделял ресурсы для захвата телевидения, для укрепления отдела музыкальных театров и создания нового отдела с амбициозным названием «Культура двадцать первого века». Этим отделом руководил Александр Кастонгей, а в число его клиентов входили такие предполагаемые звезды будущего, как эстрадная певица Уте Лемпер, минималист Майкл Найман, автор музыки к кинофильмам Майкл Кэмен и рок-диссидент Стюарт Коупленд. Впрочем, эти культовые направления лежали на периферии основных интересов «Коламбии», тогда как опера и телевидение представляли квинтэссенцию деятельности компании. «Коламбия» занималась телевидением всего лишь двенадцать лет, но этот тактический ход имел огромное значение для последней игры Уилфорда.
Летом 1981 года Уилфорд, постоянно искавший способных сотрудников, принял на работу в агентство помощника менеджера Бостонского симфонического оркестра. У молодого человека были замечательные рекомендации и прекрасные связи. Его многочисленные достоинства произвели такое впечатление на Сейджи Озаву, что он предоставил свой дом в Стокбридже (Массачусетс) для празднования свадьбы помощника с Донной Грей, специалистом по связям с общественностью. Как отмечал один бостонский представитель фирмы, Уилфорд «ревновал ко всем сотрудникам администрации оркестра, которые слишком сближались с его дирижерами, особенно с Озавой. Но этот человек стал исключением»[518].
Помощника менеджера, которому только что исполнилось двадцать семь лет, звали Питер Гелб. Его отец, Артур, работал ведущим редактором в «Нью-Йорк таймс», отвечавшим за освещение вопросов культуры. Мать, Барбара, была писательницей. Учитывая, что «Таймс» посвящала свои рецензии и статьи музыкальным проблемам чаще, чем любая другая газета США, семейство Гелбов вполне могло оказаться полезным для Уилфорда.
