class="p1">– Может, позвонить в полицию? Сообщить? – предложил Макфарлан, но его не поддержали.
Эмберли даже причину назвала, по ее мнению, весьма уважительную:
– А если ее там нет?
На самом деле она по-прежнему не верила в связь Одри с игрой, с приговорами, приведенными в исполнение, считала, что лучше сначала выяснить все до конца – хотя бы элементарно напрямую спросить.
И Дерек, будто прочитав ее мысли, выдвинул другую идею:
– Давайте для начала сами съездим и проверим.
– Ну, хорошо, – нехотя согласился Макфарлан. – Если что, вызовем полицию на месте.
37. Конец игры
Одри сидела в остывающем доме. Генератор с вечера завелся, попыхтел до утра и заглох. Последние дрова прогорели в камине, а идти за новыми девушка пока не собралась. При каждом выдохе изо рта вырывалось едва заметное облачко пара, конечности давно окоченели.
Телефон разрядился, мигнул в последний раз и погас. Надо думать, дома уже начали сходить с ума, возможно, готовились в любой момент подключить полицию. Если те пороются в комнате Одри, то заметят, что она забрала банковскую карту, права и отформатировала жесткий диск – поймут, что ушла сама. Жаль, что здесь долго не отсидишься. Хорошо, если пару дней, а потом придется менять убежище.
Пока вся дальнейшая жизнь представала смутным видением, как мудреная книга: ты продираешься через сонмы чужих мыслей и высоких фраз, пытаешься вжиться в героев, но то, что ты вообразил, прямо противоположно авторской точке зрения. Поэтому вынужден напрягаться, возвращаться назад, перечитывать. В итоге ты, конечно, приходишь к пониманию происходящего, сливаешься с замыслом, но время ушло безвозвратно. Оно безнадежно упущено. Не хотелось бы и в этом случае упускать время.
Одри подошла к окну: стекло в грязных разводах, на подоконнике нашли последнее пристанище несколько ос, в углах рамы висела пыльная паутина. Заросший пруд почти не виден сквозь муть. Да и не пруд уже – болото. Такое же, как и ее тяга к справедливости. И похоже, Одри в нем капитально увязла.
Она попыталась проанализировать, с чего все это началось. Память уводила ее все глубже и глубже, как нить Ариадны в лабиринте Минотавра.
Почему-то вспомнился второй класс: Иззи Пруитт – задира и задавака, мешавший жить, Дик Маршалл – первая любовь с робкой улыбкой. Вроде бы все началось именно тогда. Казалось важным непременно это вспомнить, но обманщица-память подсовывала только ретро-фотографии, на которых Дик постоянно оказывался рядом с Эмберли.
Подобное не могло не злить, но заставляло дружить с этой странной девочкой, умной не по годам, слишком серьезной и не очень-то общительной. Ровесники ее сторонились (или, скорее, она сама сторонилась всех), а многие родители считали, что Мэдисон – неподходящая компания их деткам, потому что ее мать работала официанткой в затрапезной забегаловке, частенько меняла мужчин и имела вечные финансовые проблемы. Но Одри преследовала свои цели.
Все поменялось однажды, когда она струсила и не решилась сказать правду. Просто спряталась, надеясь на то, что сейчас появится кто-то сильный и храбрый и восстановит справедливость. И он нашелся. Но героем совсем не выглядел – неприметный до этого Дик Маршалл. Он не струсил, заступился. Но не за Одри, за Эмберли.
Опять эта Эмберли!
Мир перевернулся с ног на голову, открыв ужасную истину: Одри плохая, Одри не достойна любви и дружбы, Одри – слабачка…
Дик Маршалл уехал из города, Эмберли потихоньку начала отдаляться, и Одри пришлось доказывать всем, что достойна. Только чего? Того, что у нее и так было в избытке?
Одри стала тусоваться с девчонками, разбирающимися в модных шмотках. Ей бы хотелось, чтобы и Эмберли примкнула к ним. Потому что в этом случае Одри точно была бы наставницей, но подружка только отдалялась все больше: погрузилась в учебу, увязла в собственной исключительности, поставила перед собой непонятные цели.
Одри только сейчас поняла, как злилась тогда. Хоть и строила покерфейс, делала вид, что новая компания – именно то, о чем может мечтать любая девочка: членство в крутых клубах, грандиозные вечеринки. Они были теми, кто давал чаевые матери Эмберли.
Но не самой Эмберли!
В той назревало что-то. Одри не понимала, что именно. Казалось, что Эмберли как воздушный шар: как только его выпустят из рук, он вырвется на свободу, взлетит, и ничто его не удержит. Не во всех есть это стремление.
Чтобы лучше понять, что именно руководит Эмберли, Одри в средней школе даже записалась на курс по программированию. Нельзя сказать, что информационные технологии Одри абсолютно не были интересны. Были, и даже очень! Вообще оказалось, что это ее: создавать 3Д-модели, свои программы. Она чувствовала себя богом, ведь жизнь – большая матрица, и в ней на первых ролях стоит тот, кто знает, что все может быть не тем, чем кажется. Это ли не шанс показать себя в выгодном свете?
Однажды, перечитывая мифологию, Одри наткнулась на легенду о Дикé, богине правды, дочери Зевса и Фемиды – та следила за соблюдением справедливости в мире людей и карала за отступление от правды. Дикé… Дик Маршалл. Символично.
Одри довольно быстро набросала худощавого молодого человека, каким, наверное, и стал бывший одноклассник. Чтобы не прорисовывать лицо, «нацепила» на голову глубокий капюшон. В порыве вдохновения добавила плащ, окутывающий фигуру. А потом долго не могла оторвать взгляд от рисунка, испытывая восхищение и вдохновение. Жаль, если такой персонаж пропадет втуне.
Мысль пульсировала в голове несколько дней, не находя выхода. Возвращаясь домой с репетиций шекспировской «Двенадцатой ночи», Одри садилась за компьютер и опять, словно недосягаемого возлюбленного, разглядывала получившуюся модель, добавляла детали, продумывала образ.
– Я подрабатываю гейм-тестером, – как-то обронила Мэдисон на занятиях по IT. И это стало спусковым крючком.
Миру явно не хватало справедливости, и Одри добавила в него героев, способных ее привнести. Они легко нанизались на реальность, как бусины на нитку: обвинитель в маске чумного доктора, адвокат – Пьеро-гробовщик с вычурной тростью, судья-богиня. Но самую важную роль Одри приберегла для себя. Не самую яркую, не самую главную, а именно самую важную. Оставаясь неприметным и неузнанным, этот персонаж не просто произносил слова, он действовал. Скромный исполнитель, посланник богини Дикé.
Наверное, впервые за все время Одри жила не по указке других, не следуя чужим советам или повторяя за кем-то – она делала все сама. Или все-таки не совсем сама? Конечно, ей помогал Дик Маршалл. Но это ведь Одри придумала и создала его, а потом примерила на себя этот образ. И он подошел. Идеально. Они сливались в одно целое и правили этот испорченный мир, стараясь сделать его светлее и чище.
Про бывшую подругу Одри тоже не забыла – назначила ту судьей. Ведь когда-то они по-честному делились всем. Пусть и сейчас
