и откуда я сбежала через полчаса, потому что почувствовала, что моя смуглая кожа там слишком заметна и все нацисты таращат глаза, еще секунда – и скажут мне: «Juden raus»…[162] Но постепенно музыка подчиняет меня себе, и эта энергия большого количества танцующих людей увлекает, я начинаю танцевать вместе с ними, не задумываясь, как я танцую, не напрягаясь, что время от времени тело касается тела, жар касается жара, может, мы все – одно извивающееся тело, а не отдельные тела, одно тело, у которого много ног, ягодиц и рук, но если мы одно тело – пульсирует во мне вопрос, – то какое мы тело, женское или мужское?…
Таблетка начинает действовать. Точнее, поначалу я не въезжаю, что это из-за таблетки, но чувствую, что в голове что-то меняется, как меняются настройки в компьютере, и поначалу не понимаю, в чем суть этого изменения, продолжаю танцевать в ритме транса; музыка стала помедленнее, и оттого единое тело извивается более чувственно, более соблазнительно; я ищу глазами диджейский пульт и не нахожу, видимо, у них тут Бог – диджей[163], видимо, я попала в рай, а таблетка, которую положили мне на язык, – это яблоко, и всех нас через секунду выгонят отсюда, а я и Адам, и Ева, я – Адва…[164]
Вдруг я замечаю, что рядом с мужчинами, которые танцуют все ближе ко мне, я – женщина, а рядом с женщинами, которые танцуют все ближе ко мне, я – мужчина, нет гендера, все в трансе, все трансгендеры, можно решить, кто ты, тело не меняется, но внутреннее ощущение гибкое, хочешь быть женщиной – пожалуйста, есть переключатель, на который легко нажать – и перейти с одной стороны на другую, от самоощущения женщины к самоощущению мужчины, и я замечаю, что, когда я мужчина, я меньше боюсь опасности, которая все ближе, – сойти с ума[165], и в то же время у меня появляется способность к семяизвержению…
И именно в тот момент, когда мне становится любопытно, каково это – так заниматься сексом…
Я чувствую, как в моей руке оказывается чья-то рука, и какой-то мужчина, а может быть, женщина – не знаю, да мне это не особо важно, я не смотрю вниз, чтобы проверить, – так вот, кто-то уводит меня за собой, и мы отрываемся от множественного тела и удаляемся от музыки, так что она звучит все тише, и наконец доходим до двух деревьев, между которыми натянута фиолетовая занавеска, и он (или она) ее отодвигает – за ней прямоугольная поляна, обсаженная по периметру кустами, на земле коврик, какие продают на заправках, я стелила такие коврики Ори и Матану в парке, когда они были маленькие… И вот он (или она) ложится на коврик и дает мне знак, чтобы я тоже легла, и я секунду сомневаюсь, потому что все-таки еще ношу на пальце обручальное кольцо, я все еще замужем за Офером и до сих пор не знаю, куда он делся, но я говорю себе: расслабься, это единственный для тебя способ узнать, что с ним случилось, и когда я ложусь, он (или она) спрашивает, кем я хочу в этот раз быть – мужчиной или женщиной, и я задумываюсь…
А через секунду отвечаю: мужчиной. Потому что раз уж у меня есть такая возможность, то почему бы и нет? И потом мы занимаемся любовью, да, именно так, не просто трахаемся, а занимаемся любовью, сначала двигаясь медленно, потом быстрее, потом очень быстро, и я чувствую, что я мужчина, то есть тело у меня все еще женское, но в сексе я чувствую себя мужчиной, я возбужденная, как мужчина, я целеустремленная, как мужчина, я вхожу, как мужчина, и кончаю, как мужчина; правда, я не проливаю семя, но оргазм, который я испытываю, вообще не похож на привычный мне, он короче, он взрывной и совершенно опустошающий, у меня нет сил продолжать, и только ради него (или нее) я совершаю еще несколько движений тазом, пока не…
А когда это заканчивается, я чувствую острое желание, похожее на сексуальное, чтобы мне объяснили, чтобы я поняла, что, черт возьми, здесь происходит, а он (или она) пожимает плечами и говорит: понятия не имею, но пожимает плечами как-то ненатурально, так что я настаиваю и спрашиваю: а у кого есть понятие, у кого? И он (или она) отвечает: может быть, у Бога, и я прошу, чтобы меня к Нему отвели прямо сейчас, потому что желание разобраться уже так сильно, что у меня болят яйца…
И он (или она) уступает, протягивает мне руку, поднимает меня, я все еще без сил после опустошающего мужского оргазма, но моя душа так горит желанием узнать ответ, что я иду туда, куда меня ведут, мы снова слышим транс и вливаемся во множественное тело, в ноздри мне ударяют запахи пота, так много разных запахов пота касаются моих ноздрей, а в сердце этого множественного тела стоит – кто бы вы думали? – Омри, грустный викинг, его волосы распущены, длинные и красивые, как у женщины, на шее большой барабан, и он с силой в него ударяет, импровизирует между фрагментами транса, и я мысленно говорю ему: привет, как дела, – а он мысленно отвечает мне: ждать нелегко, – а я мысленно отвечаю ему: не ждать тоже нелегко, – и никто из нас не произносит ни слова, мы разговариваем только мысленно, и я начинаю танцевать перед ним, как танцевала когда-то на рейвах на Мертвом море, не обращая внимания ни на кого, с закрытыми глазами, а когда через несколько секунд я их открываю, передо мной оказывается доктор Каро, легко мне кланяется и спрашивает: «May I?»[166] И я разрешаю, он аккуратно берет меня за руку, и мы начинаем танцевать вальс, медленно, празднично, как отец танцует с дочерью на свадьбе, как мой папа танцевал со мной на моей свадьбе, и я удивленно говорю ему: «Как, и вы тоже здесь?» Он отвечает: «В каком смысле, Хели? Все здесь, это же выпускной бал» – и прижимает меня к себе, малость слишком сильно, и мы кружимся, рассекая это множественное тело, сплетение всех этих рук и шей, и выходим с другой стороны, ступаем на дорожку из мраморной крошки, там полным-полно чистой мраморной крошки[167], она оседает под нашими ногами, а в конце дорожки возвышается шатер, похожий на палатку спасателя на пляже, но только гораздо выше, забраться в него можно по приставной лестнице, и доктор Каро разжимает руку – у него слишком крепкая
