Он взял ребенка на руки. Воспоминания перенесли меня в палаточный городок, разбитый в глубине ущелья. Борцы Ополчения ели, переговаривались, упражнялись с оружием. За столом сидели двое. Когда я увидела их, сердце мое сжалось. Мама и Лиз. Поприветствовав отца и рыжеволосого ребенка, они предложили мальчику тарелку с рагу, а затем обработали его раны. Лиз подарила ему деревянного кота, которого папа для нее вырезал, и села с ним рядом, чтобы он не боялся.
Его память открыла новые картины прошлого, но мне вспомнилось, как несколько месяцев назад холодным, дождливым днем мы сидели на кухне у Коменданта. Кухарка рассказывала нам с Иззи историю Князя Тьмы. «Он проник в Ополчение. Принял человеческое обличье и притворился повстанцем, чтобы ближе подобраться к твоей матери. Он использовал ее. Твоего отца поймали. Князь Тьмы помог. Предатель».
Князь Тьмы не притворялся повстанцем. Он был предателем, который притворился ребенком. Потому что никто не заподозрит в маленьком голодном сироте шпиона.
В голове эхом прокатилось рычание, и Князь Тьмы попытался изгнать меня из своих мыслей. Я почувствовала, что возвращаюсь в свое тело, но темная сила взревела и восстала, и я не позволила ему вырваться.
Нет. Ты покажешь мне все. Я должна понять.
Вновь нырнув в воспоминания существа, я увидела, как он подружился с моей сестрой. Их дружба встревожила меня – такой она казалась настоящей. Как будто он на самом деле заботился о ней. И в то же время исподволь выпытывал у нее сведения о моих родителях: где они, что делают. Он преследовал маму, не сводя жадных глаз с ее браслета. Охотился за браслетом, как изголодавшееся животное. И не просто хотел им обладать, он отчаянно в нем нуждался. Он должен был убедить ее отдать браслет ему.
Но однажды мама пришла в лагерь Ополчения без браслета. Князь Тьмы потерпел неудачу. Я чувствовала, как вскипела в нем ярость, как захлестнула острая тоска. Он пришел в освещенную факелами казарму к женщине с серебряным лицом. Керис Витуриа. Рассказал ей, где она сможет найти моих родителей. Рассказал, что они будут делать. Предатель! Ты виновен в их смерти! Рассвирепев, я еще глубже вторглась в его разум. Зачем? Зачем тебе браслет?
С потоком ветра я устремилась в давнее прошлое к необъятному Лесу Забвения. Я чувствовала его отчаяние и безотчетный страх за своих собратьев, попавших в серьезную опасность, которую им уготовили книжники, похитив их силу. Он спешил к ним, но не успел. «Слишком поздно, – слышала я его вой. – Я опоздал». Он выкрикивал имена своих родных, когда в самом центре Леса взорвалась Звезда – магическое оружие книжников, созданное из чистого серебра для того, чтобы отправить джиннов в заточение. По Лесу рябью прокатилась ударная волна и отбросила его во тьму.
Я думала, что, взорвавшись, Звезда рассеется, так говорила история. Но на самом деле она разбилась на сотню осколков, разлетевшихся по всему миру. Эти осколки подбирали маринцы, книжники, меченосцы, кочевники. Их переделывали в ожерелья и браслеты, наконечники для копий и лезвия.
Я задохнулась от гнева Князя Тьмы. Ведь он не мог просто разыскать и забрать осколки Звезды. Он должен был увериться, что каждый такой осколок отдали ему добровольно в знак истинной любви и доверия. Только так он мог воссоздать заточившее его собратьев оружие, чтобы затем их освободить.
Внутри у меня все сжималось, когда я проносилась сквозь его воспоминания, наблюдая, как он превращался в мужа или любовника, сына или брата, друга или наперсника. Как становился тем, кем было необходимо, чтобы только получить потерянные осколки. Он не просто притворялся кем-то, он становился им по-настоящему. Он испытывал те же чувства, что и человек. В том числе и любовь.
А затем я увидела, как он обнаружил меня.
Я видела себя его глазами: наивную маленькую девочку, которая пришла просить помощи у Ополчения. Видела тот момент, когда он понял, кто я и чем обладаю.
До чего же больно было смотреть, как он обманывал меня. Как использовал выпытанные у моего брата сведения, стараясь покорить меня, заставить довериться, полюбить его. В Серре он почти добился своего, подарив мне возможность стать свободной. Но вместо себя я отправила Иззи, а сама сбежала с Элиасом. Весь его тщательно продуманный план развалился.
При этом он вынужден был оставаться под прикрытием среди повстанцев, чтобы осуществить другой свой план, который вынашивал не один месяц: убедить Ополчение убить Императора и поднять восстание книжников.
Два этих события позволили Коменданту начать поголовное истребление моего народа. Такова была месть Князя Тьмы за то, что книжники сотворили с его собратьями много веков назад.
Проклятье.
Сотни мельчайших деталей вдруг обрели смысл: его холодность в нашу первую встречу. То, как хорошо он знал меня, хотя ничего ему не рассказывала. Как умел успокаивать своим голосом. Какая странная стояла погода, когда мы с Элиасом уехали из Серры. Как перестала на нас нападать всякая нечисть, едва они с Иззи примкнули к нам.
Нет, нет, лживое чудовище…
Едва передо мной сложилась вся картина, как я почувствовала то, чем были пронизаны все воспоминания, и это потрясло меня до глубины души. Острое безграничное сожаление, которое он пытался скрыть и которое неистово бурлило и клокотало в нем, словно штормовое море. Я видела свое лицо и лицо Лиз. Видела девочку с каштановыми косичками, в древнем ожерелье. Видела улыбающегося горбатого маринца, сжимавшего трость с серебряным набалдашником.
Эти образы, словно призраки, населяли его разум, преследовали, не давая покоя. Вот что я видела. Князь Тьмы находился в плену призраков прошлого.
Поняв до конца, кем является это существо, я задохнулась. Он тут же изгнал меня из своего разума и, вырвавшись из моих рук, отшвырнул прочь. Я отлетела футов на десять и, ударившись о дерево, упала на землю.
Мой браслет ярко вспыхнул на темном запястье. Тусклое, почерневшее серебро, каким я его обычно видела, сейчас сияло, словно звезда.
– Что ты такое, черт возьми? – зашипел он, и мне сразу вспомнился ифрит, который говорил то же самое. «Спрашиваешь, что я такое, а сама-то ты что?»
Подуло холодным, колючим ветром, и Князь Тьмы, подхваченный его порывом, стал подниматься в ночное небо, не сводя с меня глаз, в которых читалась враждебность и любопытство. Затем ветер со свистом умчался прочь, унося его с собой.
В небе воцарилось спокойствие. Погрузился в тишину и зимний лес. Лишь мое сердце колотилось неистово, будто гремел барабан меченосцев. Я закрыла глаза, затем открыла, надеясь, что этот ночной кошмар рассеется. Невольно потянулась рукой к браслету, ища поддержку, которую он давал, напоминая, кто я и что я.
Но браслета не было. Я осталась одна.
Часть IV
Сломленная
46: Элиас
– Ты все ближе, Элиас.
Когда я очнулся в Месте Ожидания, Шэва смотрела на меня. Я столь отчетливо и ясно видел и ее, и небо, и деревья, что казалось – реальность и мир живых, наоборот, всего лишь сон. Я стал с любопытством озираться. Прежде я всегда просыпался среди могучих деревьев Леса Забвения. Но сейчас стоял на вершине скалы, откуда открывался вид на лесную чащу. Внизу вздымались воды Реки Забвения, переливаясь синим и белым под ярким зимним небом.
– Яд почти добрался до твоего сердца, – сказала Шэва.
Смерть настанет совсем скоро.
– Еще нет, – выдавил я онемевшими губами, отгоняя подступивший страх. – Мне надо тебя кое о чем спросить. Прошу, Шэва, выслушай меня. – Соберись, Элиас. Покажи ей, как это важно. – Потому что если я умру, не успев подготовиться к смерти, то буду вечно слоняться среди этих проклятых деревьев. Ты никогда от меня не избавишься.
– Хорошо, – согласилась она. – Спрашивай.
Я обдумал слова Надзирателя. «Потому что ты спросил, кто это, – сказал он, – а не что».
Выходит, Надзиратель подчинялся не человеку, а, видимо, какой-то нечисти. Однако я не мог представить, чтобы призрак или ифрит имели над ним власть. Такие слабые существа не могли одержать над ним верх в поединке разумов, а он плевать хотел на тех, кто уступает ему в интеллекте.
Но ведь призраки и ифриты не единственные мистические существа.
– Зачем Князю Тьмы интересоваться семнадцатилетней девушкой, которая направляется в Кауф, чтобы вызволить своего брата?
Краска тотчас схлынула с лица Ловца Душ. Ее рука, свисавшая вдоль тела, беспокойно затрепетала, как будто искала, за что можно удержаться, но не находила.
– Почему ты спрашиваешь об этом?
– Просто ответь.
– Потому что… потому что у нее есть то, что ему нужно, – выдавила она, – но он не знает этого наверняка. Много лет эта вещь была спрятана. И он бездействовал.
– Не так уж и бездействовал, как тебе хотелось бы. Он спелся с моей матерью, – сообщил я, – и с Надзирателем. Старик передавал сведения о Лайе одному парню, который шел вместе с нами. Повстанцу-книжнику.
