бы умным Генри не был, лошади не способны оставить равнодушным ни одного мальчишку.
На третий день мы прибыли в Ньяссу — портовый город, в котором следовало дожидаться прибытия Альфреда. Это был не блистательный Эгенштат, куда пароход привез меня и Иена из Эггериона, но крупный, промышленный город, по уши закопченный фабричным дымом, с большим портом- единственный выход Ровены к морю.
Селится в городе не было никакого желания- мы пробыли в городе всего полчаса и не успели даже еще сесть в кэб, а мое платье уже украсилось разводами черной сажи. Я не прислонялась к грязному месту — просто сажа летала в воздухе и жирными хлопьями оседала на зданиях и людях, как черный снег.
Иен бросил монетку кучеру и скомандовал везти нас в загородный отель. Не знаю, как он успел забронировать место, но когда мы подъехали к аккуратному двухэтажному особняку на побережье, нас уже встречали. Управляющий долго рассыпался в извинениях, сообщая, что он никак не может понять, как они потеряли наше письмо — хорошо хоть, служащий нашел его буквально полчаса назад прямо на своем столе, а марка на нем наклеена недельной давности.
Как бы то ни было, номера нам успели приготовить, так что ждать не пришлось ни минуты.
Отель стоял прямо на берегу океана, ревущего, мятущегося, и шум волн слышался даже из номера. Я бродила влево-вправо по берегу каждый день, и почему то от его беспокойства мне становилось спокойнее. Без охраны мне гулять было опасно, и Иен присоединился ко мне в первый день, но мне хотелось побыть одной, и он это понял — потому что на следующий день он отправил со мной Инея.
Умный конь бегал за мной, как собачка, и один раз даже ткнулся носом в плечо. Я вздрогнула, вспомнив предостережение Иена, что конь может откусить пальцы, но все-таки на следующий день вынесла ему морковку, потом — яблоко, потом- опять морковку. Иней брал угощение с раскрытой ладони осторожно, и все пальцы остались при мне.
Мы жили в отеле неделю — ровно столько понадобилось Альфреду, чтобы добраться от Приатты до Ньяссы. Признаться, меня мучила совесть, потому что я жила в теплой комнате и ела всевозможные деликатесы на завтрак, обед и ужин, а вот Альфред, бедняга, трясся на морозе и спал в палатке. Построю ему самый большой театр в мире, — с раскаянием пообещала себе я.
Наконец он появился — пропыленный, раздраженный, — и тут же прошел в отведенную ему комнату. Я благоразумно подождала в расспросами до того, как он отдохнул, переоделся и опрокинул парочку бокалов превосходнейшего франкийского шампанского, и только тогда узнала от подобревшего жениха, что марш прошел успешно и вся армия расквартирована в ближайшем лесочке.
Местные жители в ужасе бежали от железных солдат, едва завидев их на горизонте, и Альфред предполагал, что если на франкийских солдат армия окажет такое же устрашающее воздействие, то мы одержим победу, не пролив ни капли крови. Иен хмыкнул на эту фразу, но ничего не сказал. Я тоже была настроена скептически- где это видано, чтобы люди добровольно выпускали из рук захваченное?
На следующее утро прибыл зафрахтованный Иеном корабль- длинное белоснежное чудовище, обшитое листовым железом и изрыгающее дым из всех четырех труб. Он встал на причал в порту, и мы выехали для встречи с капитаном.
Мы приехали в порт, как только получили его письмо, и сейчас капитан принимал нас в кают-компании своего корабля. Кают-компания была отделана с должным изяществом, как и салон для офицеров, но весь остальной корабль был не таким роскошным, как "Принцесса морей"- простая металлическая палуба, в коридоре- ни намека на коврики и обычные газовые светильники без лишних украшательств вместо настенных бра.
Капитан Якобсон- просоленный ветрами всех четырех океанов эггерионец с воинственно топорщившейся бородой- выглядел так, словно не понимал, как он вообще тут оказался. Он то и дело морщил лоб и окидывал нас озадаченным взглядом. Однако, стоило Иену подойти к нему и заговорить, как его лицо прояснилось и он с энтузиазмом принялся трясти его руку, называя альва "дорогой друг" и " боевой товарищ". Я вздохнула- не иначе, Иен его зачаровал. Ни за что не поверю, что можно за такой короткий срок зафрахтовать корабль компании, которая ведет такую интенсивную торговлю. Да у него рейсы должны быть расписаны на три года вперед!
Как бы то ни было, капитан предложил нам начать погрузку и перебраться на корабль завтра утром. Иен немного удивил его сообщением, что груз пока не прибыл, и прибудет только ночью, но чары все еще действовали, и на предложение грузить ночью капитан лишь согласно кивнул.
Мы все-таки переехали на корабль немедленно. Мне досталась офицерская каюта с привинченной к полу кроватью и окном, которая была бы достаточно хороша, если бы не один весьма серьезный недостаток- я в нее не помещалась. Вернее, не помещалась моя юбка, натянутая на широкие обручи кринолина по последней моде. Повертевшись так и сяк, я вздохнула- круг оставался одинаково широким, как его не верти- и стащила обручи кринолина. Юбки сразу послушно опали, и я смогла спокойно передвигаться по комнате. Чтож, в этом плавании придется прослыть немодной особой.
Вечером, когда стемнело, я пробралась на палубу- как раз, чтобы увидеть, как матросы, позевывая, ложатся прямо на палубу и засыпают. Один положил под голову толстый канат, другой- трогательно прижал к себе ногу своего товарища, и тот, похрапывая, дергал ей во сне, как собака.
— Что с ними? — удивленно спросила я Иена, стоявшего у перил и задумчиво наблюдавшего за отбывающими в объятия Морфея матросами.
— Устали, притомились, — тот вдруг подмигнул мне, и я неуверенно улыбнулась одним уголком губ.
— Уже пора? — послышался позади голос Альфреда, и лицо Иена тут же снова превратилось в ставшую привычной за последние дни равнодушную маску. — Вы что, дали им снотворное?
Я обернулась. Альфред хмурил брови, разглядывая матросов и пытаясь понять, что с ними.
— Не столь важно, — мягко произнес Иен, — они будут спать, а когда проснуться, вспомнят лишь, что им было хорошо.
— А, алкоголь, — "догадался" Альфред, и его лицо прояснилось. — Хорошо. Заходите! — это слово он крикнул в темноту, и по спущенным сходням легкой трусцой побежали темные фигуры, по прежнему
