Нет, к сожалению, папа у нас слишком занят на работе, а пол мы и так уже знаем. Спасибо! – нежным голоском отвечает будущая мамочка и слегка поворачивает голову в мою сторону, не оставляя сомнений: прямо передо мной стоит Горская. Беременная.
Крепче стискиваю пластиковый корпус ручки, но слегка не рассчитываю силы, и та, выскользнув из пальцев, с шумом приземляется на пол, привлекая ненужное внимание к моей персоне.
– Арина Петровна, если вы все заполнили, можете оставить анкету на столе, я потом заберу, – голосит администратор, но я её почти не слышу, поскольку в этот самый момент в очередной раз сталкиваюсь с небесно-голубым искрящимся взглядом Ксюши и хочу провалиться сквозь землю.
На кукольном личике Горской тут же расцветает улыбка, такая искренняя и ласковая, что я забываю дышать. Сейчас я понимаю Лероя: устоять перед подобной девушкой невозможно. А ещё вспоминаю, что сама приехала в клинику в заношенной толстовке, никак не прибавляющей мне женственности. Хотя о чём это я? Горская беременна, Лерой скоро станет папой во второй раз, а я думаю о толстовке?! Глупо!
– Привет, соседка Лероя! – радушно произносит Ксения, делая шаг в мою сторону. – Так, значит, тебя зовут Арина? А я Ксюша.
– Я знаю. Лерой говорил о тебе, – бормочу одними губами, разбиваясь вдребезги от воспоминаний о той ночи, когда именно Амиров произнёс имя Горской.
– Здорово! – как ни в чем ни бывало отзывается та, а затем в очередной раз безжалостно снимает с меня розовые очки. – А о тебе Лерой не рассказывал. Ты тоже беременна?
– Нет, – мотаю головой, а затем хватаю рюкзак и резко встаю. – Прости, мне нужно бежать. Я опаздываю.
Горская пожимает плечами – ей всё равно. Она ничего не знает! Не догадывается, что прямо сейчас я готова умереть от пронизывающих всё нутро боли и унижения, а ещё от грызущего стыда за свою глупость и нелепые чувства к чужому мужчине.
Забыв снять бахилы, выскакиваю из клиники и несусь в сторону парковки, но пробегаю мимо автомобиля Амирова: находиться рядом с Лероем прямо сейчас выше моих сил. А потому просто иду вперёд, не различая дороги, не замечая ничего вокруг и мысленно благодаря дождь, скрывающий от любопытных прохожих мои бесконечные слезы.
Вот только метров через двести я резко останавливаюсь и поднимаю глаза к серому тяжёлому небу, которому сегодня взгрустнулось со мной за компанию. А затем разворачиваюсь, внезапно осознав одну простую вещь: Амиров не достоин любви – ни моей, ни Горской, ничьей! Он же прекрасно знал, что его ненаглядная Ксения ждёт от него ребёнка, но при этом спал со мной. Он – подлец и обманщик! Интересно, Горская знает, от кого собирается рожать и что за лживые гены достанутся ее малышу?
Марина Сергеевна была права: первая любовь – это вспышка. Так вот, моя погасла прямо здесь и сейчас: холодным июльским днём, посреди города, под проливным дождём. И, похоже, теперь навсегда.
Глава 21. Потерял.
Лерой.
Ощущение, что меня просто взяли и отключили.
«Клац»! И больше ничего нет!
Как в бреду повторяю «не верю» и надеюсь, что моя жестокая девочка наконец остановится.
Но Арина продолжает утопать в своей лжи, глядя мне прямо в глаза. Хочет казаться равнодушной и бьет словами, не жалея сил, с каждой новой фразой отдаляясь от меня все дальше.
Мне противны ее признания. И пусть головой понимаю, что она лжёт, знаю, что между ней и Макеевым ничего не было, но внутри против воли нарастают сомнения.
Замечаю, как дрожит ее рука, указывающая на дверь, как Рина кусает губы, из последних сил сдерживая слезы. Все понимаю — виноват сам! Я должен был прижать ее к себе еще там, на паркете, когда она танцевала для меня. Но я струсил, хотел больше уверенности, а теперь что? Я опоздал, своими руками отдал в лапы смазливого придурка.
Первое желание — идти напролом! Не сдаваться! Не уходить, пока не достучусь до упрямицы! Но оно распадается, стоит только ее словам залезть под кожу. Как бы сильно Рина ни любила меня в прошлом, я причинил ей слишком много боли и сейчас, как никто другой, понимаю желание забыть меня навсегда!
Видеть Арину такой — больно. Это не Кшинская! Мне не хватает ее дерзости, наглости, колких замечаний; ее улыбки, такой хитрой и в то же время самой искренней на свете; ее живости и целеустремленности, наивной глупости и безрассудства. Сейчас передо мной совсем другой человек — сломленный, потерянный, отчаявшийся. И все, что я могу сделать для нее — это отпустить... Пусть будет так, как она того хочет. По крайней мере, в эту минуту…
В какой-то момент терпение лопается подобно воздушному шарику, и я ухожу. Из ее комнаты. Из особняка Кшинских. В очередной раз погружаясь в беспросветную тьму и отчаяние. Хотя мне и не привыкать ощущать себя третьим лишним.
Приехав домой, не нахожу места. Душу разрывает на части. Тело ломит от желания снова все вокруг разнести к чертям. Но зажатый в ладони пузырек с таблетками, который мне отдала с высокомерной ухмылкой Снежана, заставляет мой мозг усиленно работать. Раскисать попросту нельзя. Предчувствую, что времени остается все меньше и меньше…
До встречи с Мироновым — несколько дней, но попросту ждать и надеяться только на Гену — глупо. А потому сам начинаю копаться в прошлом Кшинского, но толком ничего не нахожу, впервые ощущая себя до жути бесполезным. Мне нужна зацепка! Но, где я только не ищу, — ее нет...
Все меняется в одно мгновение.
— Амиров, — резко отвечаю на воскресный телефонный звонок с неизвестного номера, раздавшийся ближе к ночи.
— А-ми-ров, — заплетаясь, повторяет в стельку пьяный мужской голос на другом конце. Позади слышится грохот музыки и женский смех. — Гад, ты, Амиров!
— Макеев, ты? — прижимаю трубку ближе к уху. Ненавистный голос этого придурка я готов узнать в любом состоянии. Вот только, какого лешего он звонит мне?
— Я, Лерой! Я!
