— тянет подонок. — Как же ты меня бесишь!
— Рад услышать это от тебя лично. Что-то еще?
— Уйди с дороги, Амиров! — перекрикивая чужие голоса, надрывается Макеев. — Пока по-хорошему прошу!
— А то что? — ухмыляюсь в ответ.
— Я сотру тебя в порошок, — рычит самоуверенно Павлик. — Поверь, никакой Горский тебе не поможет. Дочь Кшинского будет моей. Не мешайся под ногами!
— Зачем она тебе, Паш? — выдыхаю, стараясь не показывать, насколько взбешен его наглостью и непроходимой глупостью. По уму продолжать этот разговор бессмысленно, но надежда, что в пьяном угаре Макеев ляпнет нечто важное, заставляет продолжить разговор.
— А может, я ее люблю? — сплевывает Макеев и что-то неразборчиво шепчет в сторону, отчего в трубке вновь раздается женский смех, а я горю желанием сбросить вызов.
— Странная у тебя любовь, Павлуша! Вместо того чтобы дежурить под ее окнами, ты развлекаешься в женской компании и лопаешь как свинья. Или думаешь, цветов Рине прислал и хватит?
— Каких на хрен цветов, Амиров? После того, что произошло? Ты в своем уме?
— Что ты сделал с Ариной? — корю себя, что поверил на слово мелкой и ее отцу. Просто размолвка? Ревность? Одна крушит дом и загибается от слез, а этот беспробудно пьет! Какой же я дурак, что сразу не докопался до правды.
— Я? — непонимающе удивляется Макеев. — Я с ней что сделал? Это она, сука, вечно мне обрывает все планы! И все из-за тебя, гаденыш! Думаешь, не вижу, как слюни на нее пускаешь? Только твоей она не будет, понял!
— Понял, — подыгрываю ублюдку. — Просто жалко девчонку. Убивается по тебе, пока ты с другими бабами развлекаешься! Давай напряги мозги, Макеев, и скажи: зачем тебе Арина? Только про любовь не заливай — не поверю!
— А вот это Горской шестерке знать вовсе не обязательно, — гогочет мразь. — Но если еще раз увижу тебя рядом с Риной...
Сбрасываю вызов: слушать пьяные бредни терпения все же не хватает. Вместо этого, хватаю ключи от машины и несусь к выходу, попутно набирая ребят, что следят за Макеевым днем и ночью. Я выбью из этого урода правду и отобью любое желание впредь доводить мелкую до истерики.
Вот только к тому моменту, как я подъезжаю к пафосному клубу в центре города, Макеев уже уходит, оставляя меня ни с чем, а наутро первым рейсом улетает в Москву.
Сегодня Арина решается выйти из дома, а я не имею ни малейшего понятия, как вести себя с ней. Теперь знаю точно, что Макеев ее не любит, но переживаю, что его успела полюбить она. А еще мне не дают покоя таблетки, которые никак не могли вызвать подобной побочки (да-да я перерыл весь интернет по этому поводу), да и цветы, которых Макеев не присылал, тоже кажутся странными и подозрительными.
— Привет, — щебечет Рина, усаживаясь на заднее сидение автомобиля.
Сильнее сжимаю руль, не в силах обернуться: она никогда прежде не садилась назад, как бы сильно я не настаивал.
— Доброе утро, — отвечаю, начиная движение, украдкой посматривая на девчонку.
Сегодня она выглядит по-особенному трогательно, тормоша рукава объемной толстовки тонкими пальчиками. Волнуется, как и я. Ей неловко и, знаю, что хочется в эту секунду находиться подальше от меня. Смешно, как ловко мы поменялись с ней местами.
— Как дела? — разрывает повисшую тишину тонким голоском, по которому так скучал все эти дни.
Вряд ли Рине будет интересно услышать, что я ни разу не сомкнул глаз за выходные, копаясь в грязном белье Петра Кшинского и беспрестанно вспоминая ее слова. Ей не стоит знать, как бешено сейчас стучит моё сердце и как тяжело мне концентрировать внимание на дороге, борясь с диким желанием послать все к черту и обнять ее крепко, даже если та будет брыкаться. А потому откровенно вру, отвечая холодно и односложно:
— Нормально.
Мой ответ мелкую вполне устраивает. Она отворачивается к окну, а я стараюсь думать только о дороге.
— Лерой, мы можем остаться приятелями, раз иного не дано, правда? — скороговоркой шелестит Рина, выбивая меня из колеи.
— Нет! — рычу в ответ, потому как этого мне мало. — После клиники, куда едем?
Мы должны поговорить. Серьезно. Выяснить все без слез и эмоций. А потому, я надеюсь, что после приема у врача получится выкроить время для разговора. Но Кшинская, как всегда, удивляет!
— Я обедаю с Макеевым, — на ходу придумывает она, не краснея, и при этом старается выглядеть уверенной и смелой, а я еле сдерживаю смех.
— Арин, до столицы нашей родины к обеду не успеем.
За спиной тут же вырастают крылья: она ничего не знает про отъезд Макеева, а значит не помирилась с ним, значит, снова врет, в надежде уколоть побольнее. Вот только, если бы ей было на меня наплевать, задумывать все это она не стала. А значит, у меня все еще есть шанс, который я просто не имею права упустить. Мне нужен всего один разговор, я должен ей признаться, а там... пусть решает сама.
Прихожу в себя лишь на парковке возле частной клиники, совершенно позабыв о главном. Останавливаю Кшинскую, протягивая ей таблетку из той самой упаковки, что отдала мне ее мачеха, и получаю вполне закономерный ответ: Снежана за каким-то чертом в ту ночь заставила Арину выпить совершенно другое лекарство. А вот какое и, главное, зачем мне только предстоит узнать.
Более медлительного и упертого человека, чем Олег Витальевич, я, пожалуй, еще не встречал. За те полчаса, что я настоятельно пытаюсь выудить у него подробности о состоянии здоровья мелкой и получить на руки результаты ее анализов, он несколько раз умудряется вспомнить, как лечил Арину от ветрянки, но упорно избегает вопросов о ее отравлении.
— Дорогой мой, Валерий Таирович, вы поймите, я не имею права обсуждать с вами подробности здоровья Арины, — как попугай, повторяет доктор из
