приземляются на стол две фотографии.
— Узнаешь? — усмехается Гена.
Вглядываюсь в карточки, на одной из которых без труда признаю Снежану, как, впрочем, и на другой, только лет на десять моложе.
— Кшинская?
— Ну, — тянет Миронов. — Кшинской она стала года три назад.
— Пожалуй, – соглашаюсь и озвучиваю скудную и неинтересную биографию жены Пети: — Кшинская Снежанна Игоревна, до замужества Сереброва, 1982 года рождения, есть сын 20 лет, учится в Питере...
— Стоп, — ухмыляется Миронов. — Вижу: официальную часть усвоил назубок. Только Сереброва —это фамилия ее матери, по отцу она Кочурова.
— И? Что это меняет?
— Кочурова Снежана Игоревна, родилась в поселке Журавлиное, отец — механик, мать — фельдшер.
— Погоди, Журавлиное?
— Ага, — Миронов делает глоток кофе и, широко улыбаясь, смотрит на меня. — Сейчас на том месте вырос элитный коттеджный поселок, может, слышал?
— Даже бывал…
— Ну тогда знаешь, кто и при каких обстоятельствах его построил?
— Кшинский?
— Нет, — смеется Гена. — Соболев. Лет десять назад снес старую деревушку с лица земли, переселив всех ее жителей в комнатушки на окраине города, и возвел с десяток элитных особняков…
— Почему фото два? — история Соболева меня в данный момент интересует не так сильно, как Кшинская.
Вмиг лицо Миронова становится серьезным.
— А потому, Валер, что информацию ты искал на Сереброву, а интересовать тебя должна была Кочурова.
— И что с ней не так? — признаю свой косяк. — Не томи!
— Погоди, — Гена залпом допивает американо и с шумом приземляет чашку на стол. — Сначала скажи: нашел ли ты что на самого Кшинского?
— Ни черта! — выдыхаю потерянно.
— И про аварию шесть лет назад тоже?
— Про аварию знаю, но там вины Кшинского нет: девчонка сама выскочила на красный. Да и Петя возместил все, хоть, по сути, и не должен был…
Этот факт биографии отца Арины я изучил вдоль и поперек: Кшинский действительно был не виноват в случившимся, пытался спасти девчонку и всячески помогал ее семье.
— Амиров, а знаешь, чья дочь погибла в той трагедии?
Мотаю головой... Нет, конечно, в деле было указано имя, но оно не отпечаталось в моей памяти.
— Девочку звали Маша, — печально констатирует Миронов, а потом обрушает на меня страшное: — А фамилия ей досталась от матери — Кочурова.
Миронов внимательно следит за моей реакцией и, как только убеждается, что я все правильно понял, продолжает:
— Так что Лерой, не знаю, в курсе Петя или нет, любовь там между ними или искупление вины, но факт остается фактом: шесть лет назад Петр Кшинский, проезжая перекресток на разрешающий сигнал светофора, не заметил заигравшуюся девчонку, выбежавшую на красный, и сбил ту насмерть. А спустя три года взял в жены ее мать, правда, к тому времени сменившую фамилию на Сереброву.
На несколько минут в зале воцаряется тишина. Миронов не торопит — он все понимает, как, впрочем, и я.
— Мне нужно идти! Срочно! — срываюсь с места.
Теперь мне становится ясно, почему Снежана так ненавидит Рину, а еще до одури страшно: таблетки, которые та подсунула мелкой, не были случайностью!
Забываю о нашем с Риной разговоре, ее обидах, о проклятом Макееве и своей неуемной ревности, и с бешеной скоростью несусь к дому Кшинских, предчувствуя, что на отравлении Снежана не остановится.
Бросаю машину на обочине, не дожидаясь, когда поднимут шлагбаум, и бегу в дом. Я, как и Миронов, не знаю в курсе всего Петя или нет, но подвергать и дальше мелкую опасности не могу. В голове отчетливо складывается пазл: свадьба Снежаны с Кшинским, ненависть Кирилла, аукцион и бесполезные просьбы Рины о помощи, ее ссылка в интернат и эти пресловутые таблетки, а еще бесконечное снятие наличных и почти полностью разрушенный бизнес самого Петра. Это не просто совпадение, это — продуманная месть!
Сегодня удача на моей стороне: влетаю в дом и почти сразу натыкаюсь на Кшинского. Тот по привычке сидит в гостиной и потягивает из широкого бокала маленькими глоточками янтарного цвета напиток. Заметив меня, Петя довольно улыбается и как ни в чем не бывало предлагает составить ему компанию.
— Ох, Лерой, — растягиваясь на любимом диване, произносит он. — В кои-то веки вернулся пораньше. А ты чего такой взъерошенный? Рина достала? Она может…
— Все нормально! — жаловаться Кшинскому я не собираюсь, тем более наши с его дочерью отношения не касаются никого, кроме нас самих.
— Возраст у нее такой, что поделать? Вспомни себя в восемнадцать! — подмигивает Петя, не догадываясь, что в мои восемнадцать жизнь стремительно летела ко всем чертям.
— Арина просит тебя уволить, ты знаешь? — усмехается Кшинский, совершая очередной глоток.
— Догадываюсь, — бурчу в ответ. — Не делай глупостей — не иди у нее на поводу. Ей защита нужна!
— Знаю, — вздыхает Петя. — Потому и не трогаю тебя. На фирме дела совсем хреново. Крысу я так и не нашел.
— А ты, Петь, не на фирме ищи! — не выдерживаю непроходимой глупости Кшинского.
— А где?
— Возле себя, Петя!
— Раскопал что-то? Верно? Не зря, я Лерой к тебе обратился, не зря! Пойдем ко мне, потолкуем!
Киваю Кшинскому и делаю шаг навстречу, в то время как сам он встает с дивана изрядно пошатываясь. Вот же черт! Петя пьян! Какой смысл говорить с ним о серьезном в таком состоянии.
— Что за повод? — взглядом указываю на остатки коньяка в его бокале.
— Моя разрушенная жизнь, чем не повод, а?
— Стряслось что?
— А-а, — отмахивается Кшинский. — Не обращай внимание.
Он похлопывает меня по спине и жестом
